II
Для первого случая он пригласил к себе старого товарища,
который жил верстах в семидесяти от усадьбы Попельских. Максим иногда бывал у
него и прежде, но теперь он знал, что у Ставрученка гостит приезжая молодежь, и
написал ему письмо, приглашая всю компанию. Приглашение это было охотно
принято. Старики были связаны давнею дружбой, а молодежь помнила довольно
громкое некогда имя Максима Яценка, с которым связывались известные традиции.
Один из сыновей Ставрученка был студент Киевского университета по модному тогда
филологическому факультету. Другой изучал музыку в Петербургской консерватории.
С ними приехал еще юный кадет [83],
сын одного из ближайших помещиков.
Ставрученко был крепкий старик, седой, с длинными казацкими
усами и в широких казацких шароварах. Он носил кисет с табаком и трубку
привязанными у пояса, говорил не иначе, как по-малорусски, и рядом с двумя
сыновьями, одетыми в белые свитки [84] и
расшитые малороссийские сорочки [85],
очень напоминал гоголевского Бульбу с сыновьями. Однако в нем не было и следов
романтизма [86], отличавшего гоголевского
героя. Наоборот, он был отличный практик-помещик, всю жизнь превосходно
ладивший с крепостными отношениями, а теперь, когда эта «неволя» была
уничтожена, сумевший хорошо приноровиться и к новым условиям. Он знал народ,
как знали его помещики, то есть он знал каждого мужика своей деревни и у
каждого мужика знал каждую корову и чуть не каждый лишний карбованец [87] в мужицкой мошне [88].
Зато, если он и не дрался с своими сыновьями на кулачки, как
Бульба, то все же между ними происходили постоянные и очень свирепые стычки,
которые не ограничивались ни временем, ни местом. Всюду, дома и в гостях, по
самому ничтожному поводу между стариком и молодежью вспыхивали нескончаемые
споры. Начиналось обыкновенно с того, что старик, посмеиваясь, дразнил
«идеальных паничей» [89],
те горячились, старик тоже разгорячался, и тогда подымался самый невообразимый
галдеж, в котором обеим сторонам доставалось не на шутку.
Это было отражение известной розни «отцов и детей» [90], только здесь это явление
сказывалось в значительно смягченной форме. Молодежь, с детства отданная в
школы, деревню видела только в короткое каникулярное время, и потому у ней не
было того конкретного знания народа, каким отличались отцы-помещики. Когда
поднялась в обществе волна «народолюбия» [91],
заставшая юношей в высших классах гимназии, они обратились к изучению родного
народа, но начали это изучение с книжек. Второй шаг привел их к
непосредственному изучению проявлений «народного духа» в его творчестве.
Хождение в народ паничей в белых свитках и расшитых сорочках было тогда сильно
распространено в Юго-западном крае. На изучение экономических условий не
обращалось особенного внимания. Молодые люди записывали слова и музыку народных
думок и песен, изучали предания, сверяли исторические факты с их отражением в
народной памяти, вообще смотрели на мужика сквозь поэтическую призму
национального романтизма [92].
От этого, пожалуй, не прочь были и старики, но все же они никогда не могли
договориться с молодежью до какого-либо соглашения.
— Вот послушай ты его, — говорил Ставрученко
Максиму, лукаво подталкивая его локтем, когда студент ораторствовал с
раскрасневшимся лицом и сверкающими глазами. — Вот. собачий сын, говорит,
как пишет!.. Подумаешь, и в самом деле голова! А расскажи ты нам, ученый
человек, как тебя мой Нечипор надул, а?
Старик поводил усами и хохотал, рассказывая с чисто
хохлацким юмором соответствующий случай. Юноши краснели, но, в свою очередь, не
оставались в долгу. "Если они не знают Нечипора и Хведька из такой-то
деревни, зато они изучают весь народ в его общих проявлениях; они смотрят с
высшей точки зрения, при которой только и возможны выводы и широкие обобщения.
Они обнимают одним взглядом далекие перспективы [93], тогда как старые и заматерелые в рутине [94] практики из-за деревьев не
видят всего леса".
Старику не было неприятно слушать мудреные речи сыновей.
— Так и видно, что недаром в школе учились, —
говаривал он, самодовольно поглядывая на слушателей. — А все же, я вам
скажу, мой Хведько вас обоих и введет и выведет, как телят на веревочке, вот
что!.. Ну, а я и сам его, шельму, в свой кисет уложу и в карман спрячу. Вот и
значит, что вы передо мною все равно что щенята перед старым псом.
|