XI
Адвокат
принял Нехлюдова не в очередь и тотчас разговорился о деле Меньшовых, которое
он прочел, и был возмущен неосновательностью обвинения.
– Дело
это возмутительное, – говорил он. – Очень вероятно, что
поджог сделан самим владельцем для получения страховой премии, но дело в том,
что виновность Меньшовых совершенно не доказана. Нет никаких улик. Это
особенное усердие следователя и небрежность товарища прокурора. Только бы дело
слушалось не в уезде, а здесь, и я ручаюсь за выигрыш, и гонорара не беру
никакого. Ну-с, другое дело – прошение на высочайшее имя Федосий Бирюковой
– написано; если поедете в Петербург, возьмите с собой, сами подайте и
попросите. А то сделают запрос в министерство юстиции, там ответят так, чтобы
скорее с рук долой, то есть отказать, и ничего не выйдет. А вы постарайтесь
добраться до высших чинов.
– До
государя? – спросил Нехлюдов.
Адвокат
засмеялся.
– Это
уж наивысшая – высочайшая инстанция. А высшая – значит секретаря при
комиссии прошений или заведывающего. Ну-с, все теперь?
– Нет,
вот мне еще пишут сектанты, – сказал Нехлюдов, вынимая из кармана
письмо сектантов. – Это удивительное дело, если справедливо, что они
пишут. Я нынче постараюсь увидать их и узнать, в чем дело.
– Вы,
я вижу, сделались воронкой, горлышком, через которое выливаются все жалобы
острога, – улыбаясь, сказал адвокат. – Слишком уж много, не
осилите.
– Нет,
да это поразительное дело, – сказал Нехлюдов и рассказал вкратце
сущность дела: люди в деревне собирались читать Евангелие, пришло начальство и
разогнало их. Следующее воскресенье опять собрались, тогда позвали урядника,
составили акт, и их предали суду. Судебный следователь допрашивал, товарищ
прокурора составил обвинительный акт, судебная палата утвердила обвинение, и их
предали суду. Товарищ прокурора обвинял, на столе были вещественные
доказательства – Евангелие, и их приговорили в ссылку. – Это
что-то ужасное, – говорил Нехлюдов. – Неужели это правда?
– Что
же вас тут удивляет?
– Да
все; ну, я понимаю урядника, которому велено, но товарищ прокурора, который составлял
акт, ведь он человек образованный.
– В
этом-то и ошибка, что мы привыкли думать, что прокуратура, судейские вообще – это
какие-то новые либеральные люди. Они и были когда-то такими, но теперь это
совершенно другое. Это чиновники, озабоченные только двадцатым числом. Он
получает жалованье, ему нужно побольше, и этим и ограничиваются все его
принципы. Он кого хотите будет обвинять, судить, приговаривать.
– Да
неужели существуют законы, по которым можно сослать человека за то, что он
вместе с другими читает Евангелие?
– Не
только сослать в места не столь отдаленные, но в каторгу, если только будет
доказано, что, читая Евангелие, они позволили себе толковать его другим не так,
как велено, и потому осуждали церковное толкование. Хула на православную веру
при народе и по статье сто девяносто шестой – ссылка на поселение.
– Да
не может быть.
– Я
вам говорю. Я всегда говорю господам судейским, – продолжал
адвокат, – что не могу без благодарности видеть их, потому что если я
не в тюрьме, и вы тоже, и мы все, то только благодаря их доброте. А подвести
каждого из нас к лишению особенных прав и местам не столь отдаленным – самое
легкое дело.
– Но
если так и все зависит от произвола прокурора и лиц, могущих применять и не
применять закон, так зачем же суд?
Адвокат
весело расхохотался.
– Вот
какие вопросы вы задаете! Ну-с, это, батюшка, философия. Что ж, можно и об этом
потолковать. Вот приезжайте в субботу. Встретите у меня ученых, литераторов,
художников. Тогда и поговорим об общих вопросах, – сказал адвокат, с
ироническим пафосом произнося слова: «общие вопросы». – С женой
знакомы. Приезжайте.
– Да,
постараюсь, – отвечал Нехлюдов, чувствуя, что он говорит не правду, и
если о чем постарается, то только о том, чтобы не быть вечером у адвоката в
среде собирающихся у него ученых, литераторов и художников.
Смех,
которым ответил адвокат на замечание Нехлюдова о том, что суд не имеет
значения, если судейские могут по своему произволу применять или не применять
закон, и интонация, с которой он произнес слова: «философия» и «общие вопросы»,
показали Нехлюдову, как совершенно различно он и адвокат, и вероятно и друзья
адвоката, смотрят на вещи и как, несмотря на все свое теперешнее удаление от
прежних своих приятелей, как Шенбок, Нехлюдов еще гораздо дальше чувствует себя
от адвоката и людей его круга.
|
