XLVII
Нехлюдов
уже давно дожидался в сенях. Приехав в острог, он позвонил у входной двери и
Подал дежурному надзирателю разрешение прокурора.
– Вам
кого?
– Видеть
арестантку Маслову.
– Нельзя
теперь: смотритель занят.
– В
конторе? – спросил Нехлюдов.
– Нет,
здесь, в посетительской, – отвечал смущенно, как показалось
Нехлюдову, надзиратель.
– Разве
нынче принимают?
– Нет,
особенное дело, – сказал он.
– Как
же его увидать?
– Вот
выйдут, тогда скажете. Обождите.
В это
время из боковой двери вышел с блестящими галунами и сияющим, глянцевитым лицом,
с пропитанными табачным дымом усами фельдфебель и строго обратился к
надзирателю:
– Зачем
сюда пустили?.. В контору…
– Мне
сказали, что смотритель здесь, – сказал Нехлюдов, удивляясь на то
беспокойство, которое заметно было и в фельдфебеле.
В это
время внутренняя дверь отворилась, и вышел запотевший, разгоряченный Петров.
– Будет
помнить, – проговорил он, обращаясь к фельдфебелю.
Фельдфебель
указал глазами на Нехлюдова, и Петров замолчал, нахмурился и прошел в заднюю
дверь.
«Кто
будет помнить? Отчего они все так смущены? Отчего фельдфебель сделал ему
какой-то знак?» – думал Нехлюдов.
– Нельзя
здесь дожидаться, пожалуйте в контору, – опять обратился фельдфебель
к Нехлюдову, и Нехлюдов уже хотел уходить, когда из задней двери вышел
смотритель, еще более смущенный, чем его подчиненные. Он не переставая вздыхал.
Увидав Нехлюдова, он обратился к надзирателю.
– Федотов,
Маслову из пятой женской в контору, – сказал он.
– Пожалуйте, – обратился
он к Нехлюдову. Они прошли по крутой лестнице в маленькую комнатку с одним
окном, письменным столом и несколькими стульями. Смотритель сел.
– Тяжелые,
тяжелые обязанности, – сказал он, обращаясь к Нехлюдову и доставая
толстую папиросу.
– Вы,
видно, устали, – сказал Нехлюдов.
– Устал
от всей службы, очень трудные обязанности. Хочешь облегчить участь, а выходит
хуже; только и думаю, как уйти; тяжелые, тяжелые обязанности.
Нехлюдов
не знал, в чем особенно была для смотрителя трудность, но нынче он видел в нем
какое-то особенное, возбуждающее жалость, унылое и безнадежное настроение.
– Да,
я думаю, что очень тяжелые, – сказал он. – Зачем же вы
исполняете эту обязанность?
– Средств
не имею, семья.
– Но
если вам тяжело…
– Ну,
все-таки я вам скажу, по мере сил приносишь пользу, все-таки, что могу,
смягчаю. Кто другой на моем месте совсем бы не так повел. Ведь это легко
сказать: две тысячи с лишним человек, да каких. Надо знать, как обойтись. Тоже
люди, жалеешь их. А распустить тоже нельзя.
Смотритель
стал рассказывать недавний случай драки между арестантами, кончившейся
убийством.
Рассказ
его был прерван входом Масловой, предшествуемой надзирателем.
Нехлюдов
увидал ее в дверях, когда она еще не видала смотрителя. Лицо ее было красно.
Она бойко шла за надзирателем и не переставая улыбалась, покачивая головой.
Увидав смотрителя, она с испуганным лицом уставилась на него, но тотчас же
оправилась и бойко и весело обратилась к Нехлюдову.
– Здравствуйте, – сказала
она, нараспев и улыбаясь и сильно, не так, как тот раз, встряхнув его руку.
– Я
вот привез вам подписать прошение, – сказал Нехлюдов, немного
удивляясь на тот бойкий вид, с которым она нынче встретила его. – Адвокат
составил прошение, и надо подписать, и мы пошлем в Петербург.
– Что
же, можно и подписать. Все можно, – сказала она, щуря один глаз и
улыбаясь.
Нехлюдов
достал из кармана сложенный лист и подошел к столу.
– Можно
здесь подписать? – спросил Нехлюдов у смотрителя.
– Иди
сюда, садись, – сказал смотритель, – вот тебе и перо.
Умеешь грамоте?
– Когда-то
знала, – сказала она и, улыбаясь, оправив юбку и рукав кофты, села за
стол, неловко взяла своей маленькой энергической рукой перо и, засмеявшись,
оглянулась на Нехлюдова.
Он
указал ей, что и где написать.
Старательно
макая и отряхивая перо, она написала свое имя.
– Больше
ничего не нужно? – спросила она, глядя то на Нехлюдова, то на
смотрителя и укладывая перо то на чернильницу, то на бумаги.
– Мне
нужно кое-что сказать вам, – сказал Нехлюдов, взяв у нее из рук перо.
– Что
же, скажите, – сказала она и вдруг, как будто о чем-то задумалась или
захотела спать, стала серьезной.
Смотритель
встал и вышел, и Нехлюдов остался с ней с глазу на глаз.
|