8
Усевшись
рядом с Тэсс, Алек д'Эрбервилль, расточая ей комплименты, быстро погнал лошадь
вдоль гребня холма; двуколка с сундучком осталась далеко позади. По обе стороны
от них открывались необъятные просторы: сзади – зеленая долина, где она
родилась, впереди – серая страна, о которой она знала лишь то, что успела
увидеть во время первого короткого пребывания в Трэнтридже. Потом начался спуск
– прямая дорога шла под уклон почти на протяжении мили.
С того
дня, как погибла лошадь ее отца, Тэсс Дарбейфилд, хотя и смелая от природы,
стала бояться езды, даже легкие толчки ее пугали. Сейчас она с беспокойством
заметила, как неосторожно правит лошадью ее спутник.
– Я
думаю, спускаться вы будете медленно, сэр? – сказала она с напускной
беззаботностью.
Д'Эрбервилль
повернулся к ней, прикусил сигару крупными белыми зубами, и губы его раздвинулись
в медленную улыбку.
– Что
же это, Тэсс? – сказал он, попыхивая сигарой. – Как можете вы, смелая
девушка, задавать такой вопрос? Конечно, я всегда пускаю лошадь в галоп – самый
лучший способ поднять настроение.
– Но,
быть может, сейчас вам этого не нужно?
– Увы! –
отозвался он, покачивая головой. – Считаться приходится с двумя. Я не
один. Нельзя забывать о Тиб, а у нее капризный норов.
– Кто
это?
– Да
моя кобыла. Мне показалось, что она только что оглянулась и посмотрела на меня
очень хмуро. Вы не заметили?
– Не
надо пугать меня, сэр, – сдержанно сказала Тэсс.
– Я
вас не пугаю. Если есть на свете человек, который мог бы справиться с этой
лошадью, то человек этот – я. Я не утверждаю, что это вообще возможно, но если
кто-нибудь имеет над ней власть, то это я.
– Зачем
же вы держите такую лошадь?
– Вот
об этом стоит спросить. Должно быть, такая моя судьба. Тиб уже убила одного
парня, а как только я ее купил, она едва не убила меня. Затем – можете мне
поверить – я едва не убил ее. Но она все-таки капризна, очень капризна; и порою
иметь с ней дело – значит рисковать жизнью.
Они
только что начали спускаться, и ясно было, что лошадь сама, или повинуясь его
воле (последнее было более вероятно), прекрасно понимала, какого безрассудства
от нее ждут, и не нуждалась в понукании.
Вниз,
вниз мчались они! Колеса жужжали, как волчок, кабриолет кренился то вправо, то
влево – он летел слегка наклонно, – круп лошади перед ними поднимался и
опускался, как волна. Порой колесо приподнималось над землей, казалось, на
много ярдов, камни, вертясь, летели через изгородь, из-под копыт лошади
вырывались искры, видные даже при дневном свете. Прямая дорога перед ними
словно расширялась, насыпи по сторонам раздвигались, как концы расщепленной
палки, и проносились мимо.
Ветер
продувал насквозь белое муслиновое платье Тэсс, а вымытые ее волосы развевались
за спиной. Она решила скрыть свой страх, но схватила д'Эрбервилля за руку,
державшую вожжи.
– Отпустите
руку! Нас может вышвырнуть, если вы будете это делать! Обнимите меня за талию.
Она
обхватила его за талию, и так они спустились к подножию холма.
– Слава
богу, целы, несмотря на ваше безумство! – сказала она; лицо ее пылало.
– Тэсс,
фи! Вы сердитесь! – отозвался д'Эрбервилль.
– Я
правду говорю.
– А
как вы неблагодарны – перестали за меня держаться, как только почувствовали
себя в безопасности!
Она не
думала о том, что делает, когда, помимо своей воли, уцепилась за него; ей было
все равно, мужчина это или женщина, палка или камень. Теперь, опомнившись, она
ничего не сказала и продолжала хранить молчание, пока они не поднялись на
вершину следующего холма.
– Ну
вот, еще разок! – сказал д'Эрбервилль.
– Нет! –
воскликнула Тэсс. – Прошу вас, сэр, будьте благоразумнее.
– Но
когда люди оказываются на вершине одного из высочайших холмов в графстве, надо
же им спуститься вниз, – возразил Алек.
Он
ослабил вожжи, и снова они понеслись. Когда их начало швырять из стороны в
сторону, д'Эрбервилль повернулся к ней и сказал с шутливой насмешкой:
– Ну-ка,
красотка моя, обнимите меня за талию, как раньше.
– Ни
за что! – с независимым видом отозвалась Тэсс и старалась удержаться, не
прикасаясь к нему.
– Позвольте
мне хоть разок поцеловать вас в губки, Тэсс, или хотя бы в эту разгоревшуюся
щечку, и я остановлю лошадь, честное слово, остановлю!
Тэсс в
безграничном удивлении отодвинулась как можно дальше. Тогда он снова погнал лошадь,
и кабриолет стал раскачиваться еще сильнее.
– А
без этого не остановитесь? – в отчаянии крикнула она наконец, и взгляд ее
больших глаз напоминал взгляд дикого зверька. Напрасно мать наряжала ее – это
привело к печальным последствиям.
– Не
остановлюсь, дорогая Тэсс, – ответил он.
– Не
знаю… Ну, хорошо, мне все равно! – тоскливо выговорила она.
Он
натянул вожжи и, когда лошадь замедлила шаг, хотел было запечатлеть поцелуй на
щеке Тэсс, но инстинктивная стыдливость заставила девушку отпрянуть. В руках он
держал вожжи и не мог предупредить этот маневр.
– Черт
возьми, теперь мы оба сломаем шею! – выругался ее капризный и пылкий
спутник. – Так вот как вы держите слово, маленькая колдунья!
– Ну,
хорошо, – сказала Тэсс. – Я не пошевельнусь, раз вы настаиваете! Но…
я думала, вы будете добры ко мне, защитите меня… как родственник.
– К
черту родственника! Ну!..
– Но
я не хочу, чтобы меня целовали, сэр! – взмолилась Тэсс; крупная слеза
скатилась у нее по щеке, уголки рта подергивались, она старалась не
расплакаться. – Я бы не поехала, если бы знала!
Он был
неумолим, и она умолкла, а д'Эрбервилль поцеловал ее, пользуясь преимуществом
своего положения. Едва он это сделал, как она, вспыхнув от стыда, вынула
носовой платок и вытерла то место на щеке, которого коснулись его губы.
Движение это было бессознательное, и д'Эрбервилль почувствовал себя задетым.
– Очень
уж вы чувствительны для деревенской девушки! – сказал он.
Тэсс
ничего не ответила на это замечание, смысл которого был ей не совсем понятен,
так как она не подозревала, что оскорбила его, вытерев машинально щеку. В
сущности, она стерла поцелуй, насколько это было физически возможно. Смутно
сознавая, что он рассержен, она упорно смотрела вперед, пока они ехали рысью, и
вдруг с ужасом заметила, что им предстоит еще один спуск.
– Вы
пожалеете об этом! – заговорил он все тем же обиженным тоном, снова занося
хлыст. – Если только не согласитесь добровольно на повторение… Но на этот
раз без носовых платков.
Она
вздохнула.
– Хорошо,
сэр… Ай! Позвольте, я подниму шляпку!
В этот
момент ветер сорвал с нее шляпу, так как они и в гору ехали отнюдь не медленно.
Д'Эрбервилль остановил лошадь и сказал, что поднимет шляпу, но Тэсс уже
выпрыгнула из экипажа.
Пройдя
назад по дороге, она подняла шляпу.
– Клянусь,
без шляпки вы еще лучше, если это только возможно! – сказал он, глядя на
нее поверх спинки кабриолета. – Ну, садитесь! В чем дело?
Шляпа
была надета, и ленты завязаны, но Тэсс не двинулась с места.
– Нет,
сэр, – сказала она с торжеством и вызывающе улыбнулась, сверкнув
зубами. – Теперь уж я не сяду!
– Как?
Вы не хотите сесть рядом со мной?
– Да,
я пойду пешком.
– До
Трэнтриджа остается еще пять или шесть миль.
– А
хоть бы и десять! К тому же за нами едет двуколка.
– Ах
вы хитрая девчонка! А ну-ка скажите, уж не сами ли вы устроили так, чтобы с вас
сорвало шляпу? Готов поклясться, что это так!
Ее
неосторожное молчание подтвердило его подозрения.
Тогда
д'Эрбервилль, не жалея бранных слов, стал ругать и проклинать ее за эту
хитрость. Неожиданно дернув вожжами, он направил лошадь на Тэсс, чтобы зажать
ее между изгородью и кабриолетом. Но этого он не мог сделать, не рискуя ее
искалечить.
– Стыдно
вам говорить такие нехорошие слова! – сердито крикнула Тэсс с верхушки
изгороди, на которую взобралась. – Вы мне совсем не нравитесь! Я вас
ненавижу! Я вас терпеть не могу! Я вернусь домой, к матери!
Ее гнев
рассеял дурное настроение д'Эрбервилля, и он от души расхохотался.
– Ну,
а вы мне еще больше нравитесь, – сказал он. – Давайте заключим мир.
Больше я никогда не буду этого делать против вашей воли. Клянусь честью!
Но Тэсс
так и не согласилась снова сесть в кабриолет. Однако она не возражала против
того, чтобы д'Эрбервилль ехал рядом с ней; и так, шажком, приближались они к
деревне Трэнтридж; время от времени д'Эрбервилль бурно выражал отчаяние, видя,
что своим поведением принудил ее идти пешком. Теперь она действительно могла бы
ему довериться, но один раз он обманул ее – и сейчас она упорствовала и шла
задумчиво, словно размышляя о том, не благоразумнее ли вернуться домой. Однако
решение было принято, и отступать от него теперь без более веских причин казалось
чуть ли не ребячеством. Могла ли она, руководствуясь такими сентиментальными
соображениями, забрать свой сундучок, вернуться к родителям и разрушить план
восстановления семейного благополучия?
Несколько
минут спустя показались трубы усадьбы «Косогор», а направо, в уютном уголке, –
птичий двор и домик, предназначенный для Тэсс.
|