40
За завтраком
разговор шел о Бразилии, и все пытались одобрить задуманный Клэром эксперимент,
несмотря на обескураживающие рассказы о том, как некоторые батраки,
эмигрировавшие в Бразилию, через год возвращались на родину. После завтрака
Клэр пошел в город покончить с теми мелкими делами, какие у него здесь были, и
взять из местного банка все свои деньги. На обратном пути он встретил около
церкви мисс Мерси Чант, – она казалась эманацией церковных стен. Она несла
несколько Библий для занятий со своим классом. Миросозерцание ее было таково,
что события, причинявшие другим людям сердечные страдания, заставляли ее
блаженно улыбаться – завидный результат, хотя, по мнению Энджела, он был
достигнут путем противоестественным – человечность приносилась в жертву
мистицизму.
Она
узнала о том, что он собирается покинуть Англию, и нашла этот план превосходным
и многообещающим.
– Да,
с точки зрения коммерческой этот план, конечно, недурен, – ответил
Клэр. – Но, дорогая Мерси, это резкий разрыв с прошлым. Пожалуй, следовало
бы предпочесть монастырь.
– Монастырь!
О Энджел Клэр!
– А
что такое?
– Ах
вы грешник! Чтобы идти в монастырь, нужно быть монахом, а монахи – католики.
–…католиком
же быть грешно, а грех приводит к гибели! Ты на опасной стезе, Энджел Клэр.
– Я
горжусь тем, что я протестантка, – строго сказала она.
Тогда
Клэр, отчаяние которого переросло в дьявольскую жестокость, заставляющую человека
поступать вопреки его принципам, подозвал ее ближе и начал злобно нашептывать
ей самые еретические мысли, какие только приходили ему в голову. Он было
расхохотался, когда ее простодушное лицо исказилось от ужаса, но смех замер,
так как ужас уступил место огорчению и беспокойству за него.
– Дорогая
Мерси, – сказал он, – вы должны меня простить. Кажется, я схожу с
ума.
Она
мысленно согласилась с ним. Так закончилось это свидание, и Клэр вернулся
домой. Драгоценности он оставил на хранение у местного банкира в ожидании более
счастливых дней. Внес он также в банк тридцать фунтов для того, чтобы их в
ближайшие месяцы переслали Тэсс по ее требованию, и отправил ей письмо в
Блекмурскую долину, сообщая о своих распоряжениях. Он надеялся, что этой суммы,
а также тех пятидесяти фунтов, которые он ей уже вручил, хватит на первое
время; в случае непредвиденных расходов она должна была обратиться к его отцу.
Своим
родителям он не дал ее адреса, не считая нужным, чтобы они входили с ней в
какие бы то ни было отношения; а мистер и миссис Клэр, не знавшие истинного
положения дел, адреса не просили. В тот же день он уехал из отчего дома, желая
возможно скорее покончить со всеми делами.
Перед
тем, как надолго покинуть эти края, он должен был заглянуть на уэллбриджскую ферму,
где провел с Тэсс первые три дня после свадьбы. Ему предстояло уплатить
ничтожную сумму за помещение, вернуть ключи от комнат, которые они занимали, и
взять кое-какие вещи, оставшиеся на ферме. Под кровлей этого дома он получил
жесточайший удар, омрачивший его жизнь, как ничто другое. Однако, когда он
открыл дверь гостиной и заглянул в комнату, ему прежде всего вспомнился
счастливый их приезд в такой же послеполуденный час, первое радостное предощущение
жизни под одним кровом, первый обед, болтовня у камина и сплетенные руки.
Фермер и
его жена находились в поле, и Клэр был один в доме. Под наплывом неожиданных
чувств он поднялся наверх, в ее комнату, которую он ни разу не разделил с ней.
Постель была аккуратно постлана – постлана руками Тэсс в день отъезда. Под
пологом висела ветка омелы – он сам ее повесил. За эти три-четыре недели она
пожелтела, листья и ягоды сморщились. Энджел снял ее и бросил в камин. И, стоя
здесь, он в первый раз усомнился в том, было ли поведение его разумным и
великодушным. Но разве его не обманули жестоко? Раздираемый противоречивыми
чувствами, он опустился на колени перед кроватью, и на глаза его навернулись
слезы.
– О
Тэсс! Если бы ты сказала мне раньше, я бы простил тебя! – простонал он.
Услышав
шаги, он встал и вышел на площадку лестницы. Внизу стояла женщина, а когда она
подняла голову, он узнал бледную, темноглазую Изз Хюэт…
– Мистер
Клэр, – сказала она, – я пришла навестить вас и миссис Клэр и узнать,
здоровы ли вы. Я думала, что, может быть, вы вернетесь.
Тайну
этой девушки он угадал, но она еще не угадала его тайну; это была честная
девушка, любившая его, – из нее могла бы выйти такая же или почти такая же
хорошая жена фермера, как Тэсс.
– Я
здесь один, – ответил он, – мы здесь теперь не живем. – И,
объяснив, зачем он сюда приехал, спросил: – Какой дорогой вы пойдете домой,
Изз?
– Я
больше не живу на мызе Тэлботейс, сэр, – сказала она.
– Почему?
Изз
опустила глаза.
– Там
было так скучно, что я ушла. Теперь я живу вон там.
Она
указала в противоположную сторону, куда направлялся и Клэр.
– И
сейчас вы туда идете? Если хотите, я могу вас подвезти.
Смуглое
лицо вспыхнуло.
– Спасибо,
мистер Клэр, – сказала она.
Он отыскал
фермера и расплатился за комнаты, добавив еще некоторую сумму, так как нанятое
помещение он покинул внезапно. Затем он вернулся к своей лошади и двуколке, и
Изз уселась рядом с ним в экипаж.
– Я
думаю уехать из Англии, Изз, – сказал он, когда они тронулись в
путь. – Еду в Бразилию.
– А
миссис Клэр не боится ехать так далеко? – спросила она.
– Сейчас
она со мной не едет… быть может, через год. Я отправляюсь на разведку – посмотрю,
как там живется.
Они
ехали по дороге, уходящей на восток. Изз не прерывала молчания.
– Как
поживают все остальные? – осведомился он наконец. – Что Рэтти?
– Когда
я видела ее в последний раз, она была словно больна и до того исхудала, что
страшно смотреть. Больше уж не будут в нее влюбляться, – рассеянно
ответила Изз.
– А
Мэриэн?
Изз
понизила голос:
– Мэриэн
пьет.
– Неужели?
– Да.
Фермер ее рассчитал.
– А
вы?
– Я
не пью и не болею. Но теперь уж я не распеваю песен перед завтраком.
– Почему?
А помните, как вы распевали «Это было в саду купидона» и «Брюки портного» по
утрам, когда доили коров?
– Я
помню. Это было, когда вы только что приехали, сэр. А потом вы у нас пожили, и
я перестала петь.
– Почему
же вы так приуныли?
Она
подняла на него черные глаза, и в них блеснул ответ.
– Изз…
Какая слабость! Из-за такого, как я… – мягко сказал он и задумался. – Ну,
а если бы я попросил вас быть моей женой?
– Я
бы вам ответила «да», и вы женились бы на женщине, которая вас любит!
– Неужели?
– Это
сущая правда, – страстно прошептала она. – О господи! Неужели вы
догадались только теперь?
Через
некоторое время они поравнялись с проселком, ведущим в деревню.
– Я
здесь сойду. Я живу там, – отрывисто сказала Изз, не проронившая ни слова
после своего признания.
Клэр
пустил лошадь шагом. Он негодовал на свою судьбу, горько возмущался социальными
нормами, ибо они загнали его в тупик, откуда не было выхода, разрешенного
законом. Почему бы не отомстить обществу и не распорядиться своей личной жизнью
по-своему, вместо того, чтобы, оставаясь в западне, смиренно целовать
педагогическую розгу условностей?
– Я
еду в Бразилию один, Изз, – сказал он. – Я расстался с женой по
причинам, никакого отношения не имеющим к путешествию. Быть может, я никогда не
буду жить с ней вместе. Не знаю, сумею ли я полюбить вас, но… согласитесь вы
поехать со мной вместо нее?
– Вы
действительно хотите, чтобы я поехала?
– Да.
Я тяжело пострадал и вправе искать облегчения. А вы любите меня во всяком
случае бескорыстно.
– Хорошо,
я поеду, – помолчав, сказала Изз.
– Поедете?
Вы понимаете, что это значит, Изз?
– Это
значит, что я буду с вами, пока вы оттуда не уедете, этого с меня достаточно.
– Теперь
вы не можете положиться на мои нравственные устои. Но я должен вам напомнить,
что в глазах цивилизованного мира – я хочу сказать, западного мира – это
является грехом.
– Мне
все равно – как и всякой женщине, когда она переживает такую пытку. Другого
пути нет.
– Ну,
так не выходите из экипажа, оставайтесь там, где вы сидите.
Перекресток
остался позади; они проехали еще одну-две мили, а Клэр не сказал ей ни одного
ласкового слова.
– Вы
меня очень любите, Изз? – спросил он вдруг.
– Очень!
Да ведь я уже это сказала. Я вас любила все время, пока мы вместе жили на мызе.
– Больше,
чем Тэсс?
Изз
покачала головой.
– Нет, –
прошептала она, – не больше.
– Как
же так?
– Никто
не может любить вас больше, чем любила Тэсс… Она готова была жизнь отдать за
вас. Большего и я не могу сделать.
Подобно
пророку на горе Фавор, Изз Хюэт в эту минуту охотно скрыла бы истину, но то
очарование, какое имел для нее, более грубой по природе, духовный облик Тэсс,
принудило ее быть честной.
Клэр
молчал; сердце его забилось, когда он услышал этот неожиданный искренний ответ
безупречно честного существа. В его горле словно застыл комок. А в ушах
звучало: «Она готова была жизнь отдать за вас. Большего и я не могу сделать!»
– Забудьте
нашу пустую болтовню, Изз, – сказал он, неожиданно поворачивая
лошадь. – Не понимаю, что я вам наговорил. Я отвезу вас назад к проселку.
– Вот
награда за честность! О, я этого не вынесу… не вынесу… не вынесу!
Изз Хюэт
истерически зарыдала и стала бить себя по лбу, когда поняла, что она сделала.
– Вы
жалеете, что были справедливы к отсутствующей? О Изз, не портите доброго
поступка такими сожалениями!
Постепенно
она успокоилась.
– Хорошо,
сэр. Быть может, и я не понимала, что говорю, когда… когда согласилась ехать. Я
хочу… того, что невозможно!
– Невозможно,
потому что у меня уже есть любящая жена?
– Да,
да. У вас она есть.
Они
остановились у проселка, мимо которого проехали полчаса назад, и она выпрыгнула
из экипажа.
– Изз…
прошу вас, забудьте о моем легкомысленном предложении! – воскликнул
он. – Это было необдуманно… дурно.
– Забыть
о нем? Никогда! Для меня в этом не было ничего легкомысленного!
Он
почувствовал, что заслуживает упрек, прозвучавший в горьком возгласе, и,
охваченный бесконечной тоской, вышел из экипажа и взял ее за руку:
– Изз,
мы все-таки расстанемся друзьями? Вы не знаете, что пришлось мне вынести!
Она была
великодушной девушкой и не позволила горечи обиды омрачить их разлуку.
– Я
вас прощаю, сэр, – сказала Изз.
– Слушайте,
Изз, – заговорил он, принуждая себя играть роль ментора, каковым отнюдь
себя не чувствовал, – я хочу, чтобы вы сказали Мэриэн, когда увидите ее,
что она должна быть хорошей женщиной и бороться с дурными наклонностями.
Обещайте мне это. И скажите Рэтти, что есть на свете люди, более достойные, чем
я, и ради меня она должна поступать разумно и честно – запомните эти
слова, – разумно и честно ради меня. Я передаю им свое пожелание, словно
умирающий – умирающий, потому что я никогда их больше не увижу. А вы, Изз, вы
своими честными словами о моей жене спасли меня от безумия и предательства.
Быть может, женщины и плохи, но в таких делах они лучше мужчин. И хотя бы из-за
одного этого я никогда вас не забуду. Будьте всегда доброй и честной девушкой,
какой были вы до сих пор, и думайте обо мне как о недостойном возлюбленном, но
верном друге. Обещайте!
Она
обещала.
– Да
благословит вас бог, сэр. Прощайте!
Клэр
уехал; но когда он скрылся из виду, Изз свернула на проселочную дорогу и в
припадке отчаяния бросилась на траву. Поздно вернулась она в тот вечер в домик
к матери, и лицо у нее было измученное и странное. Никто так и не узнал, как
провела она эти черные часы – с тех пор, как рассталась с Энджелом Клэром, и до
того, как вернулась домой.
Но и
Клэра после разлуки с Изз терзали тревожные мысли, и губы его дрожали. Однако
не Изз была причиной его скорби. В тот вечер он был на волосок от того, чтобы
свернуть с дороги, ведущей к ближайшей станции, и через водораздел Южного
Уэссекса направиться к дому своей Тэсс. Удержало его не презрение к ней и не
сомнение в ее любви.
Нет. Он
чувствовал, что, несмотря на ее любовь, подтвержденную словами Изз, факты не
изменились. Если был он прав вначале, то прав и сейчас. И важность принятого им
решения заставила его остаться на ранее намеченном пути, пока не направит его в
другую сторону сила более властная, чем та, с какой столкнулся он в этот день.
Быть может, он скоро вернется к Тэсс. В ту ночь он уехал в Лондон, а через пять
дней уже прощался с братьями в порту, откуда отправлялся в Бразилию.
|
