 Увеличить |
28
Отказ
ее, хотя неожиданный, недолго смущал Клэра. Он знал женщин достаточно хорошо,
чтобы помнить, насколько часто отрицательный ответ лишь предшествует
утвердительному; и все же не настолько, чтобы понять, что отрицательный ответ
Тэсс вызван отнюдь не робостью или кокетством. Она уже приняла его ухаживания,
и в этом он видел добрый знак, не подозревая, что на лугах и пастбищах «тщетные
воздыхания» нимало не считаются пустой тратой времени; здесь девушки не
задумываясь и исключительно ради удовольствия принимают знаки внимания, тогда
как в унылых домах, где правит тщеславие, желание девушки пристроиться
парализует здоровое стремление к любви как к самоцели.
– Тэсс,
почему вы так решительно сказали мне «нет»? – спросил он ее через
несколько дней.
Она
вздрогнула.
– Не
спрашивайте, я вам объяснила… отчасти. Я недостаточно хороша для вас… я вас недостойна.
– Что
это значит? То ли, что вы недостаточно образованны?
– Да,
пожалуй, – прошептала она. – Ваши друзья стали бы меня презирать.
– Вы
ошибаетесь… вы не знаете моих родителей. Ну, а что касается братьев, то мне нет
дела… – Он обнял ее, опасаясь, как бы она от него не ускользнула. – Ведь
вы не всерьез отказали мне, дорогая? Я уверен, что нет! Вы меня так измучили,
что я ничего не могу делать – ни читать, ни заниматься музыкой. Я не тороплю
вас, Тэсс, но хочу знать, хочу услышать из ваших милых уст, что когда-нибудь вы
будете моей – в тот день, который назначите сами, но назначите непременно.
Она
только покачала головой и отвернулась.
Клэр
пристально смотрел на нее, изучая черты ее лица, словно какие-то иероглифы.
По-видимому, она отказала ему вполне серьезно.
– Значит,
я не смею вас обнимать… не смею? У меня нет никаких прав на вас… я не вправе
подойти к вам, гулять с вами? Скажите по чести, Тэсс, вы любите другого?
– Как
можете вы спрашивать? – проговорила она, пытаясь не потерять контроля над
собой.
– Я
почти знаю, что не любите. Но в таком случае почему же вы меня отталкиваете?
– Я
вас не отталкиваю. Мне… мне приятно, когда вы говорите, что любите меня, и вы
можете всегда говорить об этом, когда мы вместе… и никогда я не рассержусь.
– Но
выйти за меня вы не хотите?
– А
это другое дело… это для вашего же блага, милый! Поверьте мне, это только ради
вас! Я была бы бесконечно счастлива, если бы могла обещать вам стать вашей
женой, но… но я уверена, что не должна это делать.
– Но
с вами я буду счастлив!
– Да,
вы так думаете, а если будет не так?
В
подобных случаях, предполагая, что она из скромности считает себя неподходящей
для него женой, так как не умеет вести себя в обществе, он начинал ее убеждать,
говорил о восприимчивости и гибкости ее ума; и он не лгал: Тэсс была умна от
природы, а любовь к Клэру помогла ей усвоить его словарь, произношение и с
удивительной быстротой почерпнуть от него кое-какие знания. После этих нежных
споров, одержав победу, она шла в дальний конец луга доить отбившуюся от стада
корову, а если никакой работы не было, пряталась в осоке либо уходила в свою
комнату и тихо плакала – всего лишь через несколько минут после своего внешне
равнодушного отказа.
Тэсс
выдерживала тяжелую борьбу; сердце ее было на его стороне – два пламенных
сердца боролись с бедной маленькой совестью, – и Тэсс всеми доступными
средствами пыталась подкрепить свою решимость. Она приехала в Тэлботейс, твердо
зная, что ни при каких условиях не сделает шага, который впоследствии заставил
бы ее мужа горько раскаиваться в своей слепоте. И она твердила себе, что
требование ее совести, которому она готова была подчиниться в те дни, когда
могла мыслить трезво, не должно и теперь остаться втуне.
«Почему
никто не расскажет ему обо мне? – думала она. – Ведь это случилось
всего за сорок миль отсюда? Почему не дошли сюда слухи? Ведь должен же
кто-нибудь знать?»
Но
никто, казалось, не знал, никто не сказал ему.
В
течение следующих двух-трех дней они не разговаривали на эту тему.
По
грустным лицам своих товарок Тэсс догадывалась, что они видят в ней его
счастливую избранницу. Однако они не могли не заметить, что она избегает его по
мере сил.
Впервые
нить жизни Тэсс так четко разделилась надвое – радость и скорбь. В тот день,
когда на мызе варили сыры, она снова осталась с Энджелом наедине. Хозяин мызы
сам принимал участие в работе, но последнее время и мистер Крик и его жена,
казалось, подметили взаимную склонность молодых людей, хотя Энджел и Тэсс были
так осторожны, что у хозяев могло возникнуть лишь самое смутное подозрение. Как
бы то ни было, но фермер оставил их вдвоем.
Они
крошили творог, прежде чем положить его в чаны, – эта операция походила на
крошение огромных хлебов. Пальцы Тэсс Дарбейфилд, погруженные в белоснежную
массу, розовели, как лепестки розы. Энджел, пригоршнями бросавший творог в
чаны, вдруг оторвался от работы и положил обе руки на руки Тэсс. Рукава у нее
были засучены выше локтя, и, наклонившись, он поцеловал голубую вену,
просвечивавшую сквозь нежную кожу.
Хотя
первые сентябрьские дни были жаркими, рука Тэсс, запачканная творогом,
показалась ему холодной и влажной, как свежий гриб; она чуть пахла сывороткой.
Чувствительность Тэсс была обострена до крайности: от одного его прикосновения
пульс ее забился быстрее, кровь прилила к кончикам пальцев, и руки стали
горячими. Затем сердце словно шепнуло ей: «Нужно ли его избегать? Правда всегда
остается правдой, даже в отношениях между женщиной и мужчиной». Она подняла
глаза, посмотрела на него с бесконечной преданностью, и нежная улыбка тронула
ее губы.
– Вы
знаете, почему я это сделал, Тэсс? – спросил он.
– Потому
что вы меня очень любите.
– Да,
а кроме того – это вступление к новым мольбам.
– Опять?!
На лице
ее отразился испуг, словно она боялась, что упорство ее будет сломлено ее же собственным
желанием.
– О
Тэсси, – продолжал он, – я не понимаю, зачем ты меня так мучаешь?
Честное слово, можно подумать, что ты кокетка, чистейшей воды городская
кокетка. От них то холодом веет, то теплом, – точь-в-точь, как от тебя.
Вот уж не ждал я найти кокетку в такой глуши, как Тэлботейс. А все-таки,
любимая, – поспешил он добавить, видя, как задели ее эти слова, – я
знаю, что в мире нет человека честнее и искреннее тебя. Может ли мне прийти в
голову, что ты со мной кокетничаешь? Тэсс, почему тебе неприятна мысль стать
моей женой, если ты действительно меня любишь?
– Я
никогда не говорила, что эта мысль мне неприятна, и не могу сказать, потому
что… потому что это неправда!
Губы ее
задрожали, и она должна была отойти от него, чувствуя, что силы ей изменяют.
Клэр, измученный, недоумевающий, бросился за ней и поймал ее в коридоре.
– Скажи
мне, скажи, – начал он, страстно обнимая ее и совсем не думая о том, что
руки у него в твороге, – скажи, что никому, кроме меня, ты не будешь
принадлежать!
– Да,
да! – воскликнула она. – И я вам отвечу на все вопросы, только
отпустите меня сейчас! Я вам расскажу свою жизнь… все о себе расскажу, все.
– Да,
да, дорогая! Конечно, ты мне расскажешь обо всех твоих приключениях! – с
ласковой иронией отозвался он, всматриваясь в ее лицо. – Я не сомневаюсь,
что у моей Тэсс приключений было не меньше, чем у этого вьюнка на изгороди,
который только сегодня утром распустился. Ты мне расскажешь все, что тебе
угодно, только не повторяй больше этих мерзких слов, будто ты меня недостойна.
– Хорошо,
постараюсь. И завтра я вам объясню причину… нет, не завтра, на будущей неделе.
– Ну,
скажем, в воскресенье?
– Хорошо,
в воскресенье.
Наконец
она ускользнула от него и бросилась к ивовым зарослям в дальнем конце двора,
где никто ее не видел. Здесь росла мята. Тэсс упала на траву, словно на
кровать, и скорчилась, изнемогая от тоски, которая на мгновение вдруг сменилась
радостью, – даже предчувствие конца не могло ее заглушить.
Действительно,
она почти готова была уступить. Каждый ее вздох, каждая капля крови и биение
пульса сливали свой голос с голосом природы, восставая против излишней
щепетильности. Смело и бездумно дать свое согласие, соединиться с Энджелом
перед алтарем, ничего не открыв ему в надежде остаться необличенной, вырвать
кусочек счастья, раньше чем успеют вонзиться в нее железные когти страдания, –
вот к чему толкала ее любовь. Охваченная каким-то экстазом, Тэсс
предчувствовала, что, несмотря на многие месяцы тайного самообуздания и борьбы,
несмотря на решение вести отныне жизнь суровую и одинокую, любовь в конце
концов победит.
Время
шло, а Тэсс все еще оставалась в зарослях. Она слышала, как гремели подойники,
когда их снимали с развилистых кольев, раздался крик «уау-уау!», созывающий
стада, но она не пошла доить коров. Все заметят, как она взволнована, а хозяин,
считая, что причиной ее волнения может быть только влюбленность, начнет
добродушно ее поддразнивать – этой пытки она не вынесет.
Должно
быть, возлюбленный угадал ее состояние и как-нибудь объяснил ее отсутствие, потому
что никто не искал и не окликал Тэсс. В половине седьмого закатилось солнце, и
по небу, словно вырвавшееся из гигантского горна, разлилось пламя, а с другой
стороны вскоре взошла чудовищная луна, напоминающая тыкву. На фоне этой луны,
изуродованные постоянной рубкой, ивы походили на щетинистых чудовищ. Тэсс вошла
в дом и, не зажигая света, поднялась наверх.
Это было
в среду. В четверг Энджел задумчиво посматривал на нее издали, но не подходил.
Товарки ее по комнате, Мэриэн и две другие, казалось, догадывались, что
решительный момент приближается, и, встречаясь с ней в спальне, не досаждали ей
своими замечаниями. Миновала пятница; настала суббота. Завтра предстояло
объяснение.
– Я
не устою… скажу – «да»… выйду за него замуж… я ничего не могу поделать! –
ревниво шептала она в ту ночь, прижимаясь горячим лицом к подушке, услышав, как
одна из девушек бормочет во сне его имя. – Я никому не могу его уступить.
Но это дурно по отношению к нему, это его убьет, когда он узнает! Сердце… о мое
сердце…
|
