 Увеличить |
§35
Чтобы глубже проникнуть в сущность мира, надо
непременно научиться различать волю как вещь в себе от ее адекватной
объектности, а затем различать отдельные ступени, на которых она выступает
более отчетливо и полно, т.е. самые идеи, – от простого явления идей в формах
закона основания, этого ограниченного способа познания, присущего индивидам.
Тогда мы согласимся с Платоном, который приписывает подлинное бытие только
идеям, за вещами же в пространстве и времени, этом для индивида реальном мире,
признает лишь призрачное существование, похожее на сон. Тогда мы увидим, как
одна и та же идея раскрывается в таком множестве явлений и обнаруживает
познающим индивидам свое существо только по частям, одну сторону за другой.
Тогда мы и самую идею отличим от того способа, каким ее явление становится
доступным наблюдению индивида, и идею мы признаем существенным, а способ этот –
несущественным. Рассмотрим это на примерах, сначала в малом, а потом – в
великом.
Когда проносятся облака, фигуры, которые они образуют,
для них несущественны, безразличны; но то, что это – упругие пары, которые
дуновение ветра сгущает, уносит, растягивает, разрывает, – в этом их природа,
сущность объективирующихся в них сил, их идея; каждая же фигура существует
только для индивидуального наблюдателя. – Для ручья, сбегающего по камням,
безразличны и несущественны водовороты, волны, пена, которые он образует; но
то, что он повинуется тяготению и является неупругой, всецело подвижной,
бесформенной, прозрачной жидкостью, – в этом, если познавать наглядно, его идея;
названные же образования ручья существуют только для нас, пока мы познаем как
индивиды. – Лед на оконном стекле осаждается по законам кристаллизации, которые
раскрывают сущность являющейся здесь силы природы, выражают идею; но деревья и
цветы, которые он при этом образует, несущественны и существуют только для нас.
То, что является в облаках, ручье и кристалле, это –
самый слабый отзвук воли, которая полнее выступает в растении, еще полнее в
животном и наиболее полно в человеке. Но только существенное всех этих ступеней ее
объективации составляет идею;
развитие же идеи, в силу которого она, в формах закона основания,
развертывается в разнообразных и многосторонних явлениях – это несущественно
для идеи, обусловлено только способом познания индивида и имеет реальность лишь
для него. То же самое необходимо относится и к развитию той идеи, которая
представляет собой самую полную объектность воли; следовательно, история
человечества, поток событий, смена эпох, многообразные формы человеческой жизни
в разные века и в разных странах – все это лишь случайная форма явления идеи и
принадлежит не ей самой, содержащей исключительно адекватную объектность воли,
а только явлению, которое попадает в сферу познания индивида, все это для самой
идеи так лее чуждо, несущественно и безразлично, как для облаков – их фигуры,
для ручья – форма его струй и пены, для льда – его деревья и цветы.
Кто хорошо это понял и умеет отличать волю от идеи, а
идею от ее явления, для того мировые события будут иметь значение не сами по
себе, а лишь постольку, поскольку они – буквы, по которым может быть прочитана
идея человека. Он не будет думать вместе с людьми, что время действительно
приносит нечто новое и значительное, что с помощью времени или в нем
осуществляется нечто безусловно реальное, или же само время как целое имеет
начало и конец, план и развитие, и своей конечной целью ставит полное
усовершенствование (согласно своим понятиям) последнего поколения, живущего
тридцать лет. И поэтому он не призовет вместе с Гомером целого Олимпа богов для
направления временных событий 8, как не признает вместе с
Оссианом фигур облаков за индивидуальные существа; ибо, как я сказал, и те, и
другие имеют одинаковое значение по отношению к являющейся в них идее. В
разнообразных формах человеческой жизни и беспрерывной смене событий он увидит
постоянное и существенное только в идее, в которой воля к жизни находит свою
самую совершенную объектность и которая показывает свои различные стороны в
свойствах, страстях, заблуждениях и достоинствах человеческого рода, – в
своекорыстии, ненависти, любви, робости, отваге, легкомыслии, тупости,
лукавстве, остроумии, гениальности и т.п.; все это, соединяясь и отлагаясь в
тысячах разнородных образов (индивидов), беспрерывно создает великую и малую
историю мира, причем по существу безразлично, что приводит все это в движение –
орехи или венцы. Он найдет, наконец, что мир похож на драмы Гоцци, где
постоянно являются одни и те же лица, с одинаковыми замыслами и одинаковой
судьбой; конечно, мотивы и события в каждой пьесе другие, но дух событий один и
тот же, действующие лица одной пьесы ничего не знают о событиях в другой, хотя
сами участвовали в ней; вот почему после всех опытов прежних пьес Панталоне не
стал проворнее или щедрее, Тарталия – совестливее, Бригелла – смелее и
Коломбина – скромнее.
Если бы нам дано было когда-нибудь ясными очами
проникнуть в царство возможного и обозреть все цепи причин и действий, если бы
явился дух земли и показал нам образы прекраснейших личностей, просветителей
мира и героев, которых случай погубил до начала их подвигов; если бы он показал
затем великие события, которые изменили бы мировую историю и повлекли бы за
собою периоды высшей культуры и просвещения, но которые при своем зарождении
были заглушены какой-нибудь слепой случайностью, ничтожнейшим происшествием;
если бы, наконец, он показал нам замечательные силы великих индивидов, которые
оплодотворили бы целые века, но в заблуждении и страсти или под гнетом
необходимости были бесполезно растрачены на недостойные и бесплодные дела либо
же просто пущены на ветер, – если бы мы увидели все это, мы содрогнулись бы и
возопили о погибших сокровищах целых веков. Но дух земли улыбнулся бы и сказал:
"Источник, из которого текут индивиды и их силы, неисчерпаем и бесконечен
как время и пространство, ибо они, подобно этим формам всех явлений, тоже суть
лишь явление, видимость воли. Никакая конечная мера не может исчерпать этого
бесконечного источника; оттого каждому событию или созданию, заглушенному в
своем зародыше, открыта для возвращения ничем не ущемленная бесконечность. В
этом мире явлений так же невозможна истинная утрата, как и истинное
приобретение. Существует исключительно воля: она – вещь в себе, она – источник
всех явлений. Ее самопознание и опирающееся на него самоутверждение или
самоотрицание – вот единственное событие в себе".*
* Эта последняя фраза не может быть понята без
знакомства со следующей книгой.
|
