НА УЛИЦЕ
КАЛЕ
При первом же взгляде на даму решив в своем воображении,
«что она существо высшего порядка», – и выставив затем вторую аксиому,
столь же неоспоримую, как и первая, а именно, что она – вдова, удрученная
горем, – я дальше не пошел: – я и так достаточно твердо занимал положение,
которое мне нравилось – так что, пробудь она бок о бок со мной до полуночи, я
остался бы верен своим догадкам и продолжал рассматривать ее единственно под
углом этого общего представления.
Но не отошла она еще от меня и двадцати шагов, как что‑то во
мне стало требовать более подробных сведений – навело на мысль о предстоящей
разлуке – может быть, никогда больше не придется ее увидеть – сердцу хочется
сберечь, что можно; мне нужен был след, по которому желания мои могли бы найти
путь к ней в случае, если бы мне не довелось больше с ней встретиться; словом,
я желал узнать ее имя – ее фамилию – ее общественное положение; так как мне
известно было, куда она едет, то захотелось узнать, откуда она приехала; но не
было никакого способа подступиться к ней за всеми этими сведениями:
деликатность воздвигала на пути сотню маленьких препятствий. Я строил множество
различных планов. – Нечего было и думать о том, чтобы спросить ее
прямо, – это было невозможно.
Бойкий французский офицерик, проходивший по улице
приплясывая, показал мне, что это самое легкое дело на свете; действительно,
проскользнув между нами как раз в ту минуту, когда дама возвращалась к дверям
сарая, он сам мне представился и, не успев еще как следует отрекомендоваться,
попросил меня сделать ему честь и представить его даме. – Я сам не был
представлен, – тогда, повернувшись к ней, он сделал это самостоятельно,
спросив ее, не из Парижа ли она приехала? – Нет; она едет по направлению к
Парижу, – сказала дама. – Vous n'etes pas de Londres? [11] – Нет, не из
Лондона, – отвечала она. – В таком случае мадам прибыла через
Фландрию. Apparemment vous etes Flamande? [12] –
спросил французский офицер. – Дама ответила утвердительно. – Peut‑etre
de Lisle? [13] – продолжал он. – Она
сказала, что не из Лилля. – Так, может быть, из Арраса? – или из
Камбре? – или из Гента? – или из Брюсселя? – Дама ответила, что
она из Брюсселя.
Он имел честь, – сказал офицер, – находиться при
бомбардировке этого города в последнюю войну. Брюссель прекрасно расположен
pour cela [14] и полон знати, когда
имперцы вытеснены из него французами (дама сделала легкий реверанс); рассказав
ей об этом деле и о своем участии в нем, – он попросил о чести узнать ее
имя – и откланялся.
– Et Madame a son mari? [15] – спросил он, оглянувшись,
когда уже сделал два шага – и, не дожидаясь ответа, – понесся дальше своей
танцующей походкой.
Даже если бы я семь лет обучался хорошим манерам, все равно
я бы не способен был это проделать.
САРАЙ
КАЛЕ
Когда французский офицерик ушел, явился мосье Дессен с
ключом от сарая в руке и тотчас впустил нас в свой склад повозок.
Первым предметом, бросившимся мне в глаза, когда мосье
Дессен отворил двери, был другой старый ободранный дезоближан ; но хотя
он был точной копией того, что лишь час назад пришелся мне так по вкусу на
каретном дворе, – теперь один его вид вызвал во мне неприятное ощущение; и
я подумал, каким же скаредом был тот, кому впервые пришла в голову мысль
соорудить такую штуку; не больше снисхождения оказал я человеку, у которого
могла явиться мысль этой штукой воспользоваться.
Я заметил, что дама была столь же мало прельщена дезоближаном
, как и я; поэтому мосье Дессен подвел нас к двум стоявшим рядом каретам и,
рекомендуя их нашему вниманию, сказал, что они куплены были лордами А. и Б. для
grand tour [16], но дальше Парижа не
побывали и, следовательно, во всех отношениях так же хороши, как и
новые. – Они были слишком хороши, – почему я перешел к третьей
карете, стоявшей позади, и сейчас же начал сговариваться о цене. – Но в
ней едва ли поместятся двое, – сказал я, отворив дверцу и войдя в
карету. – Будьте добры, мадам, – сказал мосье Дессен, предлагая
руку, – войдите и вы. – Дама поколебалась с полсекунды и вошла; в это
время слуга кивком подозвал мосье Дессена, и тот захлопнул за нами дверцу
кареты и покинул нас.
|