Мобильная версия
   

Лоренс Стерн «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии»


Лоренс Стерн Сентиментальное путешествие по Франции и Италии
УвеличитьУвеличить

ПАСПОРТ

ВЕРСАЛЬ

 

Так как паспорт предлагал всем наместникам, губернаторам и комендантам городов, генералам армий, судьям и судебным чиновникам разрешать свободный проезд вместе с багажом господину Йорику, королевскому шуту, – то, признаюсь, торжество мое по случаю получения паспорта было немало омрачено ролью, которая мне в нем приписывалась. – Но на свете ничего нет незамутненного; некоторые солиднейшие наши богословы решаются даже утверждать, что само наслаждение сопровождается вздохом – и что величайшее из им известных  кончается обыкновенно  содроганием почти болезненным.

Помнится, ученый и важный Беворискиус в своем комментарии к поколениям от Адама очень натурально обрывает на половине одно свое примечание, чтобы поведать миру о паре воробьев, расположившихся на наружном выступе окна, которые все время мешали ему писать и наконец совершенно оторвали его от генеалогии.

– Странно! – пишет Беворискиус. – Однако факты достоверны, потому что из любопытства я отмечал их один за другим штрихами пера – за короткое время, в течение которого я успел бы закончить вторую половину этого примечания, воробей‑самец ровно двадцать три с половиной раза прерывал меня повторением своих ласк.

Как милостиво все‑таки небо, – добавляет Беворискиус, – к своим созданиям!

Злосчастный Йорик! Степеннейший из твоих собратьев способен был написать для широкой публики слова, которые заливают твое лицо румянцем, когда ты только переписываешь их наедине в своем кабинете.

Но это не относится к моим путешествиям. – И потому я дважды – дважды прошу извинить меня за это отступление.

 

ХАРАКТЕР

ВЕРСАЛЬ

 

– Как вы находите французов? – спросил граф де Б***, вручив мне паспорт.

Читатель легко догадается, что после столь убедительного доказательства учтивости мне не составило труда ответить комплиментом на этот вопрос.

– Mais passe, pour cela [89]. – Скажите откровенно, – настаивал он, – нашли вы у французов всю ту вежливость, которую весь мир так предупредительно нам приписывает? – Я нашел всевозможные ее подтверждения, – отвечал я. – Vraiment, – сказал граф, – les Francais sont polis [90]. – Даже слишком, – отвечал я.

Граф обратил внимание на слово слишком  и стал утверждать, что я не высказываю всего, что думаю. Долго я всячески оправдывался – он настаивал, что у меня есть какая‑то задняя мысль, и требовал высказаться откровенно.

– Я думаю, господин граф, – сказал я, – что человек, подобно музыкальному инструменту, имеет известный диапазон и что его общественные и иные занятия нуждаются поочередно в каждой тональности, так что, если вы возьмете слишком высокую или слишком низкую ноту, в верхнем или в нижнем регистре непременно обнаружится пробел, и гармония будет нарушена. – Граф де Б*** ничего не понимал в музыке и потому попросил меня объяснить мою мысль как‑нибудь иначе. – Перед образованной нацией, мой милый граф, – сказал я, – каждый чувствует себя должником; кроме того, учтивость сама по себе, подобно прекрасному полу, заключает столько прелести, что язык не повернется сказать, будто она может причинить зло. А все‑таки я думаю, что существует известный предел совершенства, достижимый для человека, взятого в целом, – переступая этот предел, он, скорее, разменивает свои достоинства, чем приобретает их. Не смею судить, насколько это приложимо к французам в той области, о которой мы говорим, – но если бы нам, англичанам, удалось когда‑нибудь при помощи постепенной шлифовки приобрести тот лоск, которым отличаются французы, то хотя бы даже мы не утратили при этом politesse du coeur [91], располагающей людей больше к человеколюбивым, чем к вежливым поступкам, – мы непременно потеряли бы присущее нам разнообразие и самобытность характеров, которые отличают нас не только друг от друга, но и от всех прочих народов.

У меня в кармане было несколько шилллингов времен короля Вильгельма, гладких, как стекляшки; предвидя, что они мне пригодятся для иллюстрации моей гипотезы, я взял их в руку, когда дошел до этого места –

– Взгляните, господин граф, – сказал я, вставая и раскладывая их перед ним на столе, – семьдесят лет ударялись они друг о друга и подвергались взаимному трению в карманах разных людей, отчего сделались настолько похожими между собой, что вы с трудом можете отличить один шиллинг от другого.

Подобно старинным медалям, которые хранились бережнее и проходили через небольшое число рук, англичане сохраняют первоначальные резкие черты, приданные им тонкой рукой природы – они не так приятны на ощупь – но зато надпись так явственна, что вы с первого же взгляда узнаете, чье изображение и чье имя они носят. – Однако французы, господин граф, – прибавил я (желая смягчить свои слова), – обладают таким множеством достоинств, что могут отлично обойтись без этого, – они самый верный, самый храбрый, самый великодушный, самый остроумный и самый добродушный народ под небесами. Если у них есть недостаток, так только тот, что они – слишком серьезны .

– Mon Dieu! – воскликнул граф, вскакивая со стула.

– Mais vous plaisantez [92], – сказал он, исправляя свое восклицание. – Я положил руку на грудь и с самым искренним и серьезным видом заверил его, что таково мое твердое убеждение.

Граф выразил крайнее сожаление, что не может остаться и выслушать мои доводы, так как должен сию минуту ехать обедать к герцогу де Ш***.

– Но если вам не очень далеко приехать в Версаль откушать со мной тарелку супу, то прошу вас перед отъездом из Франции доставить мне удовольствие послушать, как вы будете брать назад ваше мнение – или как вы его будете защищать. – Но если вы собираетесь его защищать, господин англичанин, – сказал он, – вам придется пустить в ход все свои силы, потому что весь мир против вас. – Я обещал графу принять его приглашение пообедать с ним до отъезда в Италию – и откланялся.

 


  1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
 31 32 33 

Все списки лучших





Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика