Увеличить |
Глава третья
Ну и пробрала же меня утром старая мисс Уотсон за мою одежу!
Зато вдова совсем не ругалась, только отчистила свечное сало и глину и такая
была печальная, что я решил вести себя это время получше, если смогу. Потом
мисс Уотсон отвела меня в чулан и стала молиться, но ничего не вышло. Она
велела мне молиться каждый день – и чего я попрошу, то и дастся мне. Но не
тут-то было! Я пробовал. Один раз вымолил себе удочку, только без крючков. А на
что она мне сдалась, без крючков-то! Раза три или четыре я пробовал вымолить
себе и крючки, но ничего почему-то не вышло. Как-то на днях я попросил мисс
Уотсон помолиться вместо меня, а она обозвала меня дураком и даже не сказала,
за что. Так я и не мог понять, в чем дело.
Один раз я долго сидел в лесу, все думал про это. Говорю
себе: если человек может вымолить все что угодно, так отчего же дьякон Уинн не
вымолил обратно свои деньги, когда проторговался на свинине? Почему вдова не
может вымолить серебряную табакерку, которую у нее украли? Почему мисс Уотсон
не помолится, чтоб ей потолстеть? Нет, думаю, тут что-то не так. Пошел и
спросил у вдовы, а она говорит: можно молиться только о «духовных благах».
Этого я никак не мог понять; ну, она мне растолковала: это значит, я должен
помогать другим и делать для них все, что могу, заботиться о них постоянно и
совсем не думать о себе. И о мисс Уотсон тоже заботиться, – так я понял.
Я пошел в лес и долго раскидывал умом и так и этак и все не
мог понять, какая же от этого польза, разве только другим людям, и решил в
конце концов не ломать над этим голову, может, как-нибудь и так обойдется. Иной
раз, бывало, вдова сама возьмется за меня и начнет рассказывать о промысле
божием, да так, что прямо слюнки текут; а на другой день, глядишь, мисс Уотсон
опять за свое и опять собьет меня с толку. Я уж так и рассудил, что есть два
бога: с богом вдовы несчастный грешник еще как-нибудь поладит, а уж если
попадется в лапы богу мисс Уотсон, тогда спуску не жди. Все это я обдумал и
решил, что лучше пойду под начало к богу вдовы, если я ему гожусь, хотя никак
не мог понять, на что я ему нужен и какая от меня может быть прибыль, когда я
совсем ничего не знаю, и веду себя неважно, и роду самого простого.
Моего отца у нас в городе не видали уже больше года, и я
совсем успокоился; я его и видеть-то больше не хотел. Трезвый, он, бывало, все
меня колотит, попадись только ему под руку; хотя я по большей части удирал от
него в лес, как увижу, что он околачивается поблизости. Так вот, в это самое
время его выловили из реки, милях в двенадцати выше города, – я слыхал это
от людей. Во всяком случае, решили, что это он и есть: ростом утопленник был
как раз с него, и в лохмотьях, и волосы длинные-предлинные; все это очень на отца
похоже, только лица никак нельзя было разобрать: он так долго пробыл в воде,
что оно и на лицо не очень было похоже. Говорили, что он плыл по реке лицом
вверх. Его выловили из воды и закопали на берегу. Но я недолго радовался,
потому что вспомнил одну штуку. Я отлично знал, что мужчина-утопленник должен
плыть по реке не вверх лицом, а вниз. Вот потому-то я и догадался, что это был
вовсе не отец, а какая-нибудь утопленница в мужской одежде. И я опять стал
беспокоиться. Я все ждал, что старик вот-вот заявится, а мне вовсе этого не
хотелось.
Почти целый месяц мы играли в разбойников, а потом я бросил.
И все мальчики тоже. Никого мы не ограбили и не убили – так только, дурака
валяли. Выбегали из леса и бросались на погонщиков свиней или на женщин,
которые везли на рынок зелень и овощи, но никогда никого не трогали. Том Сойер
называл свиней «слитками», а репу и зелень – «драгоценностями», а после,
вернувшись в пещеру, мы хвастались тем, что сделали и сколько человек убили и
ранили. Но я не видел, какая нам от этого прибыль. Раз Том послал одного
мальчика бегать по всему городу с горящей палкой, которую он называл «пароль»
(знак для всей шайки собираться вместе), а потом сказал нам, что он получил от
своих лазутчиков тайное сообщение, будто завтра около пещеры остановится целый
караван богатых арабов и испанских купцов, с двумя сотнями слонов, шестью
сотнями верблюдов и тысячей вьючных мулов, нагруженных алмазами, а охраняют их
всего-навсего четыреста солдат; так что мы устроим засаду, перебьем их всех и
захватим добычу. Он велел наточить мечи, вычистить ружья и быть наготове. Он
даже на воз с брюквой не мог напасть без того, чтобы не наточить мечи и
начистить ружья, хотя какой толк их точить, когда это были простые палки и
ручки от щеток, – сколько ни точи, ни на волос лучше не будут. Мне как-то
не верилось, что мы можем побить такую массу испанцев и арабов, хотелось только
поглядеть на верблюдов и слонов, поэтому на другой день, в субботу, я был тут
как тут и сидел вместе с другими в засаде; и как только дали сигнал, мы
выскочили из кустов и скатились с горы вниз. Но никаких испанцев и арабов там
не было, верблюдов и слонов тоже. Оказалось, что это всего-навсего экскурсия
воскресной школы, да и то один первый класс. Мы на них набросились и разогнали
ребят по всей долине. Но только никакой добычи нам не досталось, кроме пряников
и варенья, да еще Бен Роджерс подобрал тряпичную куклу, а Джо Гарпер –
молитвенник и душеспасительную книжонку; а потом за нами погналась учительница,
и мы все это побросали – и бежать. Никаких алмазов я не видел, так я и сказал
Тому Сойеру. А он уверял, что они все-таки там были, целые горы алмазов, и
арабы, и слоны, и много всего. Я спрашиваю: «Почему же тогда мы ничего не видели?»
А он говорит: «Если бы ты хоть что-нибудь знал, хоть прочел бы книжку, которая
называется „Дон Кихот“, тогда бы не спрашивал. Тут, говорит, все дело в
колдовстве». А на самом деле там были сотни солдат, и слоны, и сокровища, и все
прочее, только у нас оказались враги – чародеи, как Том их назвал, – и все
это они превратили в воскресную школу нам назло. Я говорю: «Ладно, тогда нам
надо напасть на этих самых чародеев». Том Сойер обозвал меня болваном.
– Да что ты! – говорит. – Ведь чародей может
вызвать целое полчище духов, и они тебя вмиг изрубят, не успеешь «мама» выговорить.
Ведь они вышиной с дерево, а толщиной с церковь.
– Ну, – говорю, – а если мы тоже вызовем
духов себе на помощь, побьем мы тех, других, или нет?
– Как же это ты их вызовешь?
– Не знаю. А те как вызывают?
– Как? Потрут старую жестяную лампу или железное
кольцо, и тогда со всех сторон слетаются духи, гром гремит, молния кругом так и
сверкает, дым клубится, и все, что духам ни прикажешь, они сейчас же делают. Им
ничего не стоит вырвать с корнем дроболитную башню и трахнуть ею по голове
директора воскресной школы или вообще кого угодно.
– Для кого же это они так стараются?
– Да для всякого, кто потрет лампу или кольцо. Они
повинуются тому, кто трет лампу или кольцо, и должны делать все, что он велит.
Если он велит выстроить дворец в сорок миль длиной из одних брильянтов и
наполнить его доверху жевательной резиной или чем ты захочешь и похитить дочь
китайского императора тебе в жены, – они всё это должны сделать, да еще за
одну ночь, прежде чем взойдет солнце. Мало того: они должны таскать этот дворец
по всей стране, куда только тебе вздумается, понимаешь?
– Вот что, – говорю я, – по-моему, все они
просто ослы, если не оставят этот дворец себе, вместо того чтобы валять дурака
и упускать такой случай. Мало того: будь я дух, я бы этого, с лампой, послал к
черту. Стану я отрываться от дела и лететь к нему из-за того, что он там потрет
какую-то дрянь!
– Придумал тоже, Гек Финн! Да ведь ты должен явиться,
когда он потрет лампу, хочешь ты этого или нет.
– Что? Это если я буду ростом с дерево и толщиной с
церковь? Ну ладно уж, я к нему явлюсь; только ручаюсь чем хочешь – я его загоню
на самое высокое дерево, какое найдется в тех местах.
– А ну тебя, Гек Финн, что толку с тобой разговаривать!
Ты уж, кажется, совсем ничего не понимаешь – будто круглый дурак.
Дня два или три я все думал об этом, а потом решил сам
посмотреть, есть тут хоть сколько-нибудь правды или нет. Взял старую жестяную
лампу и железное кольцо, пошел в лес и тер и тер, пока не вспотел, как индеец.
Думаю себе: выстрою дворец и продам; только ничего не вышло – никакие духи не
явились. Так что, по-моему, всю эту чепуху Том Сойер выдумал, как всегда
выдумывает. Он-то, кажется, поверил и в арабов и в слонов, ну а я – дело
другое: по всему было видать, что это воскресная школа.
|