 Увеличить |
ОТДЕЛ СЕДЬМОЙ:
НАШИ ДОБРОДЕТЕЛИ
214
Наши
добродетели? – Очень вероятно, что и у нас ещё есть собственные
добродетели, хотя, само собою разумеется, уже не те чистосердечные и неуклюжие
добродетели, за которые мы чтили наших дедов, в то же время несколько отстраняя
их от себя. Мы, европейцы послезавтрашнего дня, мы, первенцы двадцатого
столетия, – при всём нашем опасном любопытстве, при нашей многосторонности
и искусстве переодевания, при нашей дряблой и как бы подслащённой жестокости
ума и чувств, – нам, вероятно, будь у нас добродетели, выпали бы на долю
лишь такие, которые могли бы прекрасно ладить с самыми тайными и самыми
близкими нашему сердцу склонностями, с самыми жгучими нашими потребностями. Что
ж! поищем-ка их в наших лабиринтах, где, как известно, столь многое теряется,
столь многое пропадает пропадом. И есть ли что-нибудь более прекрасное, чем
искание своих собственных добродетелей? Не означает ли это почти верить в
собственную добродетель? А эта «вера в свою добродетель» – разве не то же, что
некогда называлось «чистой совестью», не та ли это достопочтенная, долгохвостая
коса понятий, которую наши деды привешивали к своему затылку, а довольно часто
и к своему уму? И оттого, сколь бы далёкими ни считали мы себя во всём прочем
от старомодности и дедовской степенности, кажется, что в одном пункте мы
всё-таки являемся достойными внуками своих дедов, мы, последние европейцы с
чистой совестью: и мы ещё носим их косы. – Ах, если бы вы знали, как
недалеко, как близко уже то время, когда будет иначе! -
215
Как в
звёздном мире порой бывает два солнца, определяющие путь одной планеты, как
иной раз одну планету освещают разноцветные солнца, обливая её то красным, то
зелёным светом, а затем при одновременном освещении снова расцвечивая её
пёстро, – так и мы, люди нового времени, благодаря сложной механике нашего
«звёздного неба» определяемся различными моралями; наши поступки отсвечивают
попеременно разными цветами, они редко однозначащи, – и нет недостатка в
случаях, когда мы совершаем пёстрые поступки.
216
Любить
своих врагов? Я думаю, что люди научились этому хорошо: это случается нынче
тысячекратно, как в малом, так и в великом; порой даже случается нечто более
возвышенное и превосходное, – мы учимся презирать в то время, когда любим,
и именно когда любим сильнее всего: но все это мы делаем бессознательно, без
шума и торжественности, с той стыдливостью и скрытностью доброты, которая
запрещает устам произносить торжественные слова и формулы добродетели. Мораль
как поза нам нынче не по вкусу. Это тоже прогресс: подобно тому как прогресс
наших отцов заключался в том, что им наконец стала не по вкусу религия как
поза, если причислить сюда также вражду и вольтеровскую желчность по отношению
к религии (и все, чем некогда рисовались вольнодумцы). Это музыка в нашей совести,
танец в нашем уме, с которыми не хочет гармонировать все нытье пуритан, вся
моральная проповедь и прямодушничанье.
|
