
Увеличить |
213
Научиться
понимать, что такое философ, трудно оттого, что этому нельзя выучить: это нужно
«знать» из опыта – или нужно иметь гордость не знать этого. Однако в наши дни
все говорят о вещах, относительно которых не могут иметь никакого опыта, а это
главным образом и хуже всего отзывается на философах и состояниях философии:
очень немногие знают их, имеют право их знать, все же популярные мнения о них
ложны. Так, например, истинно философская совместность смелой, необузданной
гениальности, которая мчится presto, и диалектической строгости и
необходимости, не делающей ни одного ложного шага, не известна по собственному
опыту большинству мыслителей и ученых, отчего и кажется невероятной, если
кто-нибудь заговорит с ними на этот счет. Они представляют себе всякую
необходимость в виде нужды, в виде мучительного подчинения и принуждения, и
само мышление считается ими за нечто медленное, томительное, почти что за
тяжелый труд, и довольно часто за труд, «достойный пота благородных
людей», – а вовсе не за нечто легкое, божественное и близко родственное
танцу, резвости! «Мыслить» и «относиться серьезно» к делу, «понимать с трудом»
– эти вещи для них имеют общую связь: только в таком виде и «переживали» они
это явление. – У художников в данном случае уже более тонкое чутье: им
слишком хорошо известно, что как раз тогда, когда они уже ничего не делают
«произвольно», а все по необходимости, их чувство свободы, утонченности,
полновластия, творческой композиции, распорядка, воплощения в образы достигает
своей вершины, – словом, что тогда необходимость и «свобода воли»
составляют у них одно. Наконец, существует градация душевных состояний, которым
соответствует градация проблем; и высшие проблемы беспощадно отталкивают
каждого, кто осмелится приблизиться к ним, не будучи предназначен для решения
их величием и мощью своих духовных сил. Какая польза от того, что проворные
всезнайки или неловкие бравые механики и эмпирики, как это часто случается нынче,
приближаются к ним со своим плебейским честолюбием и как бы ломятся в эту
«святая святых»! По таким коврам никогда не смеют ступать грубые ноги: это уже
предусмотрено изначальным законом вещей; для этих назойников двери остаются
закрытыми, хотя бы они бились в них головами и размозжили себе головы! Для
всякого высшего света нужно быть рожденным; говоря яснее, нужно быть зачатым
для него: право на философию – если брать это слово в обширном смысле – можно
иметь только благодаря своему происхождению – предки, «кровь» имеют решающее
значение также и здесь. Многие поколения должны предварительно работать для возникновения
философа; каждая из его добродетелей должна приобретаться, культивироваться,
переходить из рода в род и воплощаться в нём порознь, – и сюда относится
не только смелое, лёгкое и плавное течение его мыслей, но прежде всего
готовность к огромной ответственности, величие царственного взгляда, чувство
своей оторванности от толпы, её обязанностей и добродетелей, благосклонное
охранение и защита того, чего не понимают и на что клевещут, – будь это
Бог, будь это дьявол, – склонность и привычка к великой справедливости,
искусство повелевания, широта воли, спокойное око, которое редко удивляется,
редко устремляет свой взор к небу, редко любит…
|