Глава LXXXV
ДОБРЫЙ КУЗЕН
Луиза
Пойндекстер полностью воспользовалась свободой, предоставленной ей отцом. Не
прошло и часа, как она наотрез отказала Кольхауну.
Он уже в
третий раз делал ей предложение. Правда, два первых раза он говорил намеками и
не решался прямо ставить вопрос.
В третий
раз он получил отказ, простой, но совершенно ясный. Она просто сказала: «Нет»,
и выразительно прибавила: «Никогда».
Кольхаун
выслушал ее как будто без удивления. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
Вероятнее всего, он ожидал этого.
– Ты
ведь не серьезно это говоришь, Лу?
– Совершенно
серьезно, сэр. Разве этим шутят?
– Ты
ответила так, точно совсем не потрудилась задуматься.
– Над
чем?
– Над
многим.
– А
именно?
– Прежде
всего над тем, как я тебя люблю.
Луиза
промолчала.
– Я
люблю тебя, – продолжал Кольхаун, – люблю тебя так, Лу, как никто и никогда еще
не любил! И это чувство сильнее меня. Оно может умереть только вместе со мной.
Оно не угаснет и с твоей смертью.
Ответа
не последовало.
– Что
толку рассказывать историю моей любви! Она вспыхнула в тот же день, даже в тот
же час, когда я впервые увидел тебя. Когда я приехал в дом твоего отца, шесть
лет назад, ты попросила меня, как только я соскочил с лошади, прогуляться с
тобой по саду, пока готовили к столу. Ты тогда была девочкой, подростком, но
уже так же прекрасна, как теперь! Ты взяла меня за руку и повела по дорожке,
усыпанной гравием, не подозревая, конечно, сколько волнения вызвало во мне
прикосновение твоей ручки. Это ощущение останется у меня в памяти на всю жизнь.
Его не могли стереть ни время, ни расстояние, ни, наконец, рассеянный образ
жизни, который я вел…
– Твоя
любовь ко мне напрасна, Кассий, – прервала его Луиза. – Должна сказать тебе это
откровенно. Я не люблю тебя… Я не могу тебя любить.
– Значит,
ты не выйдешь за меня замуж?
– Вот
это уж по меньшей мере бесполезный вопрос. Я тебе сказала, что не люблю тебя. И
этого, мне кажется, достаточно.
– А
я сказал, что люблю тебя. И это лишь одна из причин, почему я хочу, чтобы ты
стала моей женой. Но есть еще и другие. Хочешь ли ты выслушать все?
– Ты
сказал, что есть и другие причины? Назови их, я не боюсь выслушать тебя до
конца.
– Вот
как! – усмехнулся он. – Ты не боишься?
– Нет,
не боюсь. Чего мне бояться?
– Правда,
не тебе надо бояться, а твоему отцу.
– То,
что касается отца, не может быть мне безразлично. Я – его дочь. Теперь, увы,
единственное дитя… Продолжай, Кассий. Что за несчастье нависло над ним?
– Не
несчастье, Лу, но очень серьезные неприятности. Трудности, с которыми он не в
силах справиться. Ты заставляешь меня говорить о вещах, которые тебе вовсе не
нужно знать.
– О,
неужели? Ты ошибаешься, Кассий. Я все уже знаю. Мне известно, что мой отец в долгах
и что деньги ему давал ты. Как я могла не заметить этого? Та надменность, с
которой ты держишься в нашем доме, та заносчивость, которую ты все время
проявляешь, не стесняясь присутствием слуг, были достаточным доказательством
даже для них, что у нас в доме неблагополучно. Ты хозяин Каса-дель-Корво. Я
знаю это. Но надо мной ты не властен.
Кольхаун
увидел, что прием его неудачен, и решил ударить по другим струнам.
– Да,
это так! – ответил он с усмешкой. – Ну что же, если я не властен над твоим
сердцем, то все же твое счастье в моих руках. Я знаю этого ничтожного негодяя,
который заставил тебя отказать…
– О
ком ты говоришь?
– Ты
не догадываешься?
– Нет.
Быть может, ты себя называешь ничтожным негодяем? Тогда я вполне с тобой согласна.
– Пусть
так, – ответил капитан, побагровев от ярости, но все же еще сдерживая себя. – И
поскольку ты считаешь меня таким ничтожеством, то вряд ли я пострадаю в твоих
глазах, если расскажу, что хочу с тобой сделать.
– Сделать
со мной? Ты слишком самоуверен, Кассий. Ты разговариваешь так, точно я твоя раба.
К счастью, это не так.
Кольхаун,
струсив под ее негодующим взглядом, промолчал.
– Интересно
услышать, – продолжала она, – что это ты собираешься сделать со мной.
– Я
тебе скажу.
– Ты
меня хочешь пустить на все четыре стороны в прерию или же запереть в монастырь?
Быть может, в тюрьму?
– Последнее,
наверно, тебе бы пришлось больше всего по душе – в том случае, конечно, если бы
ты была заключена в приятной компании с…
– Ну,
говори же, пожалуйста, какая меня ждет судьба. Я сгораю от нетерпения, –
сказала Луиза с насмешкой в голосе.
– Не
торопись. Первое действие ты увидишь завтра.
– Так
скоро? А где, можно ли узнать?
– В
суде.
– Каким
образом?
– Очень
просто: ты будешь стоять пред лицом судьи и двенадцати присяжных.
– Вы
довольны своим остроумием, капитан Кольхаун? Но я должна тебе сказать, что мне
не нравятся твои шутки.
– Какие
шутки? На завтра назначено судебное разбирательство. Мистер Морис Джеральд, или
же Мак-Свини, или же О’Гогерни – как бы его ни звали, – будет стоять перед
судом, обвиняемый в убийстве твоего брата.
– Это
ложь! Морис Джеральд не мог…
– Не
мог совершить это преступление? Это еще надо проверить. Его виновность будет доказана,
я нисколько не сомневаюсь. И самые веские улики против него мы услышим из твоих
же уст.
Точно
испуганная газель, смотрела креолка на собеседника широко раскрытыми, полными
недоумения и тревоги глазами.
Прошло
несколько секунд, прежде чем Луиза была в состоянии говорить. Она молчала от
внезапно нахлынувших сомнений, подозрений, страхов.
– Я
не понимаю, что ты хочешь сказать, – наконец произнесла она. – Ты говоришь, что
меня вызовут в суд. Для чего? Хоть я и сестра убитого, но я ничего не знаю и не
могу ничего прибавить к тому, о чем все говорят.
– Так
ли? Ты ведь можешь сказать гораздо больше других. Никто, например, не знает о
том свидании в саду, которое было у тебя с Джеральдом именно в ту ночь. И никто
не знает лучше тебя, что произошло во время этого тайного свидания: как Генри
вмешался в это дело, как он был вне себя от возмущения при мысли о позоре,
который ложится тенью не только на сестру, но и на всю семью, как, наконец, он
грозил убить этого человека и как в этом ему помешало заступничество женщины,
так бесстыдно обманутой. Никому также не известно, что произошло дальше: как
Генри, точно дурак, побежал за этим негодяем и с какими намерениями. Кроме этих
двух, было еще только два человека, которым пришлось быть свидетелями их
расставания.
– Два?
Кто же?
– Один
был Кассий Кольхаун, другая – Луиза Пойндекстер.
Она не
вздрогнула и как будто совсем не удивилась. И только вызывающе бросила односложное:
– Ну?
– Ну,
– подхватил Кольхаун, расстроенный тем, что его слова не произвели никакого впечатления,
– мне кажется, теперь ты уже должна понять…
– Не
больше, чем раньше.
– Ты
хочешь, чтобы я говорил дальше?
– Как
тебе будет угодно.
– Тогда
я объясню тебе. Я говорю, Луиза, что есть только один способ спасти твоего отца
от полного разорения и тебя от позора. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Кажется,
понимаю.
– Теперь
ты не откажешь мне?
– Теперь
скорее, чем прежде.
– Пусть
будет так. Значит, завтра ты займешь место свидетеля в суде?
– Подлый
шпион! Прочь с моих глаз! Сию же минуту, или я позову отца!
– Не
утруждай себя. Я не буду больше навязывать своего общества, если оно так
неприятно тебе. Обдумай все хорошенько. Может быть, до того, как настанет час
суда, ты еще изменишь свое решение. Если так, то, надеюсь, ты дашь мне знать
вовремя, чтобы отменить вызов в суд. Спокойной ночи, Лу. Я иду спать с мыслью о
тебе.
С
горькой усмешкой на губах Кольхаун отправился в свою комнату. Вид у него был
далеко не торжествующий.
Луиза
прислушивалась, пока его шаги не затихли в коридоре. Крепко прижав руки к
груди, она опустилась в кресло, терзаемая страхом больше чем когда-либо.
|
