Глава XLIV
ЧЕТВЕРО КОМАНЧЕЙ
Фелим
бежал, не останавливаясь и не оглядываясь назад. Копна его рыжих волос растрепалась
и развевалась по воздуху.
Прибежав
в хижину, он закрыл обтянутую шкурой мустанга дверь и забаррикадировал ее
несколькими тюками и свертками, которые лежали тут же на полу.
Но даже
и тогда он не почувствовал себя в безопасности. Разве могла защитить дверь,
хотя бы и загороженная, от того, что он только что видел?
А то,
что он видел, – это, конечно, было сверхъестественным, потусторонним. На земле
таких чудес еще не бывало! Разве кто-нибудь когда-нибудь видел подобное
зрелище: человек верхом на лошади и держит в руке свою собственную голову?..
Кто когда-нибудь слыхал о таком явлении? Только не Фелим О'Нил.
Обуреваемый
ужасом, слуга метался взад и вперед по хижине, садился на стул, вставал,
подкрадывался к двери, не смея, однако, ни открыть ее, ни даже заглянуть в
щелку. Порою Фелим рвал на голове волосы, судорожно сжимал руками виски и
протирал глаза, точно стараясь убедиться, что он не спал и на самом деле видел
этот жуткий образ.
Постепенно,
не потому, что в нем появилась какая-то уверенность в безопасности, а просто
потому, что он почувствовал необходимость разобраться во всем этом, к нему
вернулся дар речи. Тут посыпались, точно из рога изобилия, бесконечные вопросы
и восклицания. На этот раз он обращался только к себе самому. Тары не было
дома, и она не могла принять участие в разговоре.
Он
говорил совсем шепотом, точно опасаясь, что его кто-нибудь может подслушать за
стеной хакале.
– Ах!
Ах! – вздыхал он. – Не может быть, чтобы это был он! Святой Патрик, защити меня!
Но что же это тогда было? Ведь там все было его. Его лошадь, полосатое серапэ,
ягуаровые сапоги и сама голова. Вот разве только лицо не его… На лицо я тоже
посмотрел, но как можно узнать человека по лицу, которое все покрыто кровью?
Ах! Это не мог быть мистер Морис! Никогда! Никогда!. Это был сон. Я, наверно,
спал и видел такой сон. Или, может быть, все это наделало виски?.. Нет. Я не
был пьян. Этого тоже не может быть. Ведь не прошло и получаса с тех пор, как я
видел все это… Кстати, капля этого напитка сейчас мне очень полезна. А то ведь
я не буду спать всю ночь и все буду думать. Ах! Ах! Что же это может быть,
наконец? И где только хозяин, если это не он? Святой Патрик! Охрани бедного
грешника, который остался совсем один, а кругом только духи и привидения!
После
этого обращения к католическому святому ирландец еще с большим благоговением
обратился к другому божеству, издревле известному под именем Вакха[41]. Последний
услышал его мольбы.
Уже
через час после того, как Фелим преклонил колени перед алтарем этого языческого
божества, представленного в образе бутыли с мононгахельским виски, он
освободился от всех страданий, хотя и не был освобожден от грехов. Он лежал
поперек хакале, не только не помня о жутком зрелище, которое поразило его в
самое сердце, но даже не сознавая, что сам существует.
* * *
Спустилась
ночь. В хижине Мориса-мустангера не было слышно ни звука.
Звуки
были слышны лишь за стеной. Но это привычные звуки – ночные голоса леса: журчит
ручей, шепчутся листья, встревоженные ветерком, стрекочут цикады. Изредка
раздаются крики какого-то зверя.
Ярко
светит луна. Серебристые ее лучи, освещая землю, проникают в самую чащу леса и
бросают полосы света среди черных теней деревьев.
Отдавая
предпочтение тени перед светом, продвигаются всадники. Их немного – всего лишь
четверо, но на них жутко взглянуть. Их обнаженные, выкрашенные ярко-красной
краской тела, татуировка на щеках, огненные перья, торчащие на голове,
блестящее оружие в руках – все это говорит о дикой и опасной силе.
Откуда
они?
Они в
военном убранстве команчей. Об этом говорит их раскраска, головной убор, с орлиными
перьями, обнаженные руки и грудь, штаны из оленьей кожи. И если это
действительно команчи, то они прискакали с запада. Куда едут они?
Всадники
направляются к хижине, где в бессознательном состоянии лежит один из ее обитателей.
Повидимому, хакале Мориса Джеральда избрано предметом их набега.
На
небольшом расстоянии от хижины они соскакивают с лошадей, привязывают их к деревьям
и уже пешком направляются дальше.
Они идут
крадучись и совершенно неслышно передвигают ноги по опавшей листве. Стараются
держаться в тени. Часто останавливаются, всматриваясь вперед и прислушиваясь.
Главарь командует ими безмолвной жестикуляцией.
Внутри
хижины полная тишина. Оттуда не доносится ни одного звука.
Четверо
команчей подкрадываются к двери. Она заперта, но по бокам ее есть щели. К этим
щелям четыре дикаря одновременно прикладывают уши и, притаившись, слушают.
Не
слышно ни храпа, ни даже дыхания и вообще никакого звука.
– Возможно…
– говорит по-испански главарь, – очень возможно, что он еще не вернулся домой.
Хотя, казалось бы, он уже давно должен быть на месте. Может быть, снова
куда-нибудь заехал? Помнится мне, что за домом должен быть навес для лошадей.
Если мустангер дома, то мы найдем там его мустанга. Подождите здесь, друзья, пока
я схожу и посмотрю.
Через
несколько минут главарь вернулся к своим товарищам, которые все еще стояли у
двери.
– Вот
не везет! – воскликнул он уже довольно громким голосом. – Его здесь нет и не было
за последние дни.
– Нам
следовало бы войти в хижину и удостовериться в этом, – предложил один из рядовых
воинов, говоря по-испански и притом с довольно недурным произношением. – Что
плохого, если мы посмотрим, как ирландец устроил свое жилье в прерии?
– Конечно,
в этом ничего плохого нет, – ответил третий тоже по-испански. – Давайте-ка заглянем
и в кладовую. Я так голоден, что способен есть сырое мясо.
– Чорт
побери! – прибавил четвертый, и последний, на том же языке. – Я слыхал, что у него
есть и свой погребок. Если это так…
Главарь
не дал ему закончить фразу. Напоминание о погребке, видно, побудило его к действию.
Он
толкнул дверь ногой, но она не открылась.
– Caramba!
Она заперта изнутри. Видно, для того, чтобы неповадно было посетителям вроде
львов, тигров, медведей, бизонов и, наверно, еще и индейцев. Ха-ха-ха!
Еще один
сильный удар ногой по двери. Но дверь не подается.
– Забаррикадирована,
и чем-то довольно тяжелым. Сейчас заглянем и узнаем, в чем дело.
Пущен в
ход нож. В шкуре мустанга, натянутой на легкую раму, появляется большая дыра. В
нее индеец просовывает руку и, шаря кругом, исследует препятствие.
Тюки и
свертки были скоро сдвинуты с места, и дверь открылась настежь.
Дикари
входят. В открытые двери проникает яркий свет луны и освещает хижину.
Посреди
хакале, растянувшись на полу, лежит какой-то человек.
– Сагау!
– Что
это – он спит?
– Это,
наверно, мертвец, иначе бы он услышал нас.
– Нет,
– сказал главарь, рассматривая человека на полу, – он всего лишь мертвецки
пьян. Это слуга мустангера. Мне уже приходилось с ним встречаться. Видно, что
хозяина нет дома. Надеюсь, что эта скотина не выпила всего пойла! А вот и
бутыль. Благоухает, как роза. Осталось и на нашу долю. Ну что же, можно и
выпить.
В
несколько секунд остатки мононгахельского виски были распределены между присутствующими.
Хватило каждому приложиться по одному разу, а на долю главаря пришлось и
больше.
Хозяин
дома рано или поздно должен вернуться. Гости безусловно хотят с ним повидаться,
иначе бы они не пришли сюда в такой поздний час.
Что
четырем индейцам нужно от Мориса-мустангера?
Они
пришли убить его!
Однако
для читателя, наверно, уже ясно, кто скрывается под маской команчей. Наши команчи
– всего лишь мексиканцы, их вождь – Мигуэль Диаз, мустангер.
– Нам
надо устроить засаду и дождаться его, – говорит Эль-Койот. – Теперь он уже,
наверно, скоро вернется. Вы, Барахо, отправляйтесь на утес и следите, когда он
появится на равнине. Остальные пусть остаются со мной. Он приедет со стороны
Леоны. Мы можем встретить его под большим кипарисом, там, в ущелье. Это будет
самое подходящее место.
– Не
лучше ли нам покончить с этим? – предлагает кровожадный Барахо, указывая на Фелима.
– С
мертвого взятки гладки! – присоединяется другой из товарищей.
– Что
толку? Он и так никому не мешает. Оставьте этого чудака в покое. Я договорился
убить только его хозяина. Ну, Барахо, двигайтесь в путь. Взбирайтесь на утес.
Дон Морисио может появиться каждую минуту. Надо действовать без промаха. Может
быть, нам никогда больше не представится такой случай. Выслеживайте его с
вершины утеса. При таком освещении вы увидите его издалека. Как только вы его заметите,
спешите сюда и известите нас. Смотрите сделайте это так, чтобы мы еще успели
добежать до кипариса.
Барахо
медлил подчиняться распоряжению. Ему не повезло в прошлую ночь, и он сильно
проигрался в карты Эль-Койоту. Ему хотелось бы отыграться. Он хорошо знает, чем
займутся его товарищи.
– Быстрей
же, сеньор Висенте! – командует Диаз, видя, с какой неохотой тот покидает хижину.
– Если мы проиграем в этом деле, то и вы проиграете больше, чем вам удалось бы
выиграть в партию монте[42].
Идите же, мой друг, – продолжает Эль-Койот подбадривающим тоном. – Если он не
появится в течение часа, кто-нибудь сменит вас. Идите же!
Барахо
подчиняется.
Выйдя из
хижины, он направляется к утесу. Остальные усаживаются в хижине.
На столе
перед ними появляется не ужин, а колода испанских карт – неизменный спутник
каждого мексиканского авантюриста.
В азарте
игры незаметно летит время. Проходит час. Серебряные доллары звенят на столе
хижины. Тихо шелестят карты.
Но вот
резкий звук внезапно прерывает игру.
Это крик
очнувшегося Фелима. Он только что обнаружил странное общество, приютившееся
вместе с ним под крышей хакале.
Игроки
вскакивают из-за стола, и все трое обнажают ножи. Жизнь Фелима под угрозой.
Внезапное
появление Барахо спасает ирландца.
– Он
едет! Уже приближается к утесу. Скорей, друзья, скорей! – скороговоркой шепчет
Барахо.
Убивать
Фелима нет времени.
Через
несколько секунд замаскированная компания уже у подножия утеса. Они устраивают
засаду под большим кипарисом и ждут приближения жертвы.
Вскоре
раздается топот копыт. Слышен стук подков. Звуки долетают неравномерно, точно
лошадь скачет по неровному месту. Наверно, всадник спускается по откосу. Но его
еще не видно. Откос, так же как и долина внизу, находится в тени кипариса. Луна
освещает только узкую полоску земли.
– Не
убивайте его! – шепчет Мигуэль Диаз повелительным тоном. – Сейчас еще рано.
Пусть еще поживет немного. Так нужно. Задержите его и его лошадь. Если же он
будет сопротивляться, мы с ним покончим. Помните уговор – я стреляю первым.
Возражений
нет. Заговорщики обещают подчиниться старшему товарищу. Ждать приходится
недолго.
– Abajo
las armas! A tierra![43]
– раздается голос Эль-Койота, бросившегося навстречу подъезжающему всаднику.
Эль-Койот схватывает лошадь под уздцы, а трое остальных бросаются на всадника.
Последний
не оказывает никакого сопротивления. Он не отбивается, не защищается оружием,
ни единым словом не выражает протеста. Человек сидит на лошади – это они видят
своими глазами, руками ощущают его тело, только оно кажется как будто каким-то
бесчувственным. Сопротивляется один только конь. Он становится на дыбы, пятится
назад и тянет за собой атакующих его разбойников.
Они
попали в полосу, освещенную луной.
С криком
ужаса мексиканцы бросаются назад, бегут со всех ног к чаще, где привязаны их
лошади, быстро вскакивают на них и пускаются в бегство.
Они
увидели то, что поразило ужасом и более отважных людей: они увидели всадника
без головы.
|
