Томас Майн Рид «Всадник без головы»

Глава LXXXIII
БЛЮСТИТЕЛИ ЗАКОНА

На третий день после того, как Морис Джеральд попал в военную тюрьму, у него спал жар и он перестал бредить. На четвертый он был уже почти здоров, на пятый день было назначено судебное разбирательство.

В Техасе, где человека могли осудить и повесить в течение двадцати четырех часов, такая спешка не могла показаться чем-то необыкновенным. Многочисленные враги заключенного по каким-то своим соображениям всячески форсировали события, и его друзья, которых было значительно меньше, не имели достаточной силы, чтобы им противодействовать.

Большинство населения было на стороне первой группы и требовало немедленного разбирательства и наказания преступника.

Эти настроения получили неожиданную поддержку со стороны. Вышло так, что окружной суд делал в это время свой объезд, и дни, зафиксированные за фортом Индж, как раз совпадали с этим сроком.

Таким образом, стало как будто неизбежным, что дело Мориса Джеральда вместе с другими уголовными делами должно разбираться именно в эти дни, тем более что никто и не просил об отсрочке. Суд был назначен на пятнадцатое число текущего месяца.

Могло случиться, что обвиняемому понадобится помощь защитника, но в сеттльменте не было лиц, специализировавшихся в этой профессии. Защитники обычно разъезжают с судебными властями, а они были еще далеко от Инджа. И, несмотря на это, в сеттльменте появился юрист, человек с большим именем, который прибыл сюда из Сан-Антонио, чтобы выступить защитником мустангера. Ходили слухи, что крупная сумма денег, заплаченная какой-то женщиной, заставила юриста проделать это путешествие. Появился и еще один адвокат.

Он приехал в форт Индж из далекой Ирландии специально для того, чтобы повидаться с Морисом Джеральдом. Он был немало удивлен, когда узнал в гостинице Обердофера, где он остановился, что Морис Джеральд сидит в тюрьме.

Ирландский адвокат потребовал свидания с заключенным. Техасским властям неудобно было отказать ему в этом, и он получил пропуск. Приезд ирландского адвоката вызвал массу разговоров в форту и сеттльменте. Ходили слухи, что Морис Джеральд поведал ему какую-то чудовищную историю. Однако содержание ее осталось неизвестным, и обыватели сеттльмента сгорали от любопытства.

Один человек только мог знать об этом – Зеб Стумп, но старый охотник не появлялся. Только один раз видели его, как он беседовал с ирландским юристом. После этого охотник исчез. Все думали, что Зеб Стумп, как обычно, отправился на охоту за оленем, медведем или дикими индюками.

Но все ошибались. Зеб на этот раз бродил по лесам не в поисках дичи – он отправился на охоту за всадником без головы.

Глава LXXXIV
НЕЖНЫЙ ПЛЕМЯННИК

«Его судят завтра, слава тебе, боже!

Невероятно, чтобы кто-нибудь успел до этого времени изловить эту проклятую тварь! Будем надеяться, что это совершенно невозможно. А больше мне опасаться нечего. Пусть попробуют доказать без этого!

Странно, зачем появился здесь этот ирландский крючкотвор? И этот второй юрист? Интересно, кто это его прислал и зачем? Наверно, ему хорошо заплатили…

Будь они прокляты! Я все равно не боюсь. Что они могут придумать, кроме того, что Джеральд совершил это преступление? Все улики против него.

Только Зеб Стумп беспокоит меня. Подозрительная змея! Его нигде не могут найти. Интересно, где это он пропадает? Говорят, на охоте. Что-то не похоже. А что, если он отправился за ним? И вдруг поймает его?..

Я бы сам еще раз попробовал, но сейчас уже поздно. Завтра к вечеру все будет кончено.

А что, если выяснится потом? Чорт с ним, не будем об этом думать. Надо только, чтобы все было в порядке теперь. Когда повесят одного, вряд ли кому-нибудь придет охота обвинять другого.

Мне кажется, с регуляторами у меня все обстоит благополучно. Даже Сэм Менли как будто достаточно убежден. Его сомнения рассеялись, когда я рассказал, что слышал той ночью.

Проклятье!.. Но это дело прошлого. Она была на свидании, и с этим надо примириться. Но больше она никогда его не встретит, это наверняка, разве только на том свете.

Что же, это будет зависеть от нее же самой… Я не думаю, чтобы между ними было что-нибудь серьезное. Она не из таких, несмотря на ее дикие выходки. Возможно, что это была лишь признательность с ее стороны.

Нет, нет! Из-за простой признательности не встают с постели среди ночи, чтобы идти на свидание в глушь сада. Она любит его, она любит его!

Ну и пусть любит. Он никогда не будет принадлежать ей. Она никогда не увидит его, если будет продолжать упорствовать. Одно ее слово – и петля затянется на его шее. Еще один отказ – и тогда я покажу им свою власть. Не только кончится эта авантюра с ирландцем, но она сама же будет виновницей его гибели. Она потеряет его, а также плантации, дом, негров – всё…»

Так рассуждал Кольхаун, уединившись в своей комнате.

* * *

– А, дядя Вудли! Я хотел вас видеть.

Удрученный, безмолвный, бродил плантатор по коридорам Каса-дель-Корво. Он вошел в комнату своего племянника случайно, без всякого определенного намерения.

– Ты хотел видеть меня, Кассий?

В тоне убитого горем старика звучала какая-то униженная покорность. Гордый Пойндекстер, перед которым трепетали двести невольников, теперь стоял перед своим собственным повелителем. Правда, эта власть принадлежала его племяннику, сыну его сестры, но от этого ему было не легче.

– Я хотел с вами поговорить относительно Лу, – ответил Кольхаун.

Это была как раз та тема, которой Вудли Пойндекстер всячески избегал. Он боялся даже думать о ней, а тем более ее обсуждать.

Тон, которым Кольхаун начал этот разговор, не предвещал ничего хорошего. В нем скорее звучало требование, чем просьба.

– Относительно Лу? Что же именно? – спросил Пойндекстер с притворным спокойствием.

– Так вот… – сказал Кольхаун с некоторым колебанием, как будто не решаясь начать разговор. – Я… я хотел…

– Мне бы хотелось пока не говорить о ней, – сказал плантатор.

Он сказал это почти умоляюще.

– Но почему же, дядя? – спросил уже решительным тоном Кольхаун, недовольный возражением.

– Ты сам знаешь, почему!

– Я понимаю, что момент тяжелый. Бедный Генри пропал. Предполагают, что он… В конце концов, он может еще вернуться, и все будет хорошо.

– Никогда! Мы никогда больше не увидим его ни живым, ни мертвым. У меня больше нет сына!

– Но у вас есть дочь, а она…

– Она опозорила меня!

– Я в это не верю, нет…

– Как же иначе можно объяснить то, что я сам видел и слышал? Что могло заставить ее отправиться за двадцать миль, в хижину простого торговца лошадьми? О боже! И почему это она взялась защищать мустангера, убийцу моего сына, убийцу своего брата? Страшно подумать!

– Каждая женщина сделала бы то же самое.

– О, если бы я только мог поверить тому, что ты говоришь! Моя бедная дочь! Она мне еще дороже теперь, когда у меня нет сына.

– Только от нее зависит привести к вам сына… человека, уже близкого вам, который всеми силами постарается заменить погибшего. Я не хочу говорить загадками, дядя Вудли. Вы знаете, о чем я думаю. Я хочу, чтобы Лу была моей.

Услышав это, плантатор не выказал ни малейшего удивления: он этого ждал. И вместе с тем он стал еще более мрачным.

Это могло показаться странным. До последнего времени Пойндекстер был сторонником этого брака и неоднократно, правда очень осторожно, пробовал уговаривать свою дочь.

До переезда в Техас Пойндекстер плохо знал своего племянника. С того момента, когда Кольхаун достиг совершеннолетия и стал гражданином штата Миссисипи, он большую часть времени проводил в Новом Орлеане, городе необузданного веселья. Вудли Пойндекстер встречался со своим племянником только во время его случайных посещений плантаций в Луизиане. Но потом, когда Луиза из ребенка превратилась в красавицу-девушку, Кольхаун стал чаще наезжать и дольше гостить у них.

Затем Кассий участвовал в мексиканском походе, пробыл там около десяти месяцев и получил капитанский чин. После военных подвигов племянник вернулся на родину с твердым намерением одержать победу над сердцем креолки.

С этих пор Кольхаун почти не покидал дома своего дяди. Если он и не пользовался особым успехом у молодой девушки, то, во всяком случае, стал желанным гостем для ее отца.

Когда-то богатый человек, плантатор за последние годы быстро шел под гору. Его разорял расточительный образ жизни, который он вел. Благодаря деньгам племянника дела Вудли Пойндекстера опять поправились. На своей родине Пойндекстер все еще продолжал пользоваться уважением соседей. Денежная зависимость от племянника мало кому там была известна. Только после переезда в Техас эта зависимость стала тяготить плантатора. Его отношения с племянником обострились еще сильнее после нескольких неудачных попыток капитана завладеть сердцем неприступной Луизы.

Теперь плантатор имел возможность ближе узнать характер племянника. С каждым днем со времени приезда в Каса-дель-Корво его разочарование росло. Ссора Кольхауна с мустангером и ее развязка не усилили уважения старика Пойндекстера к племяннику, хотя ему как родственнику и пришлось стать на сторону последнего.

– Если я тебя правильно понимаю, Кассий, ты говоришь о свадьбе. Не время думать об этом, когда в доме траур. Ведь если об этом узнают в сеттльменте, там поднимется скандал.

– Вы ошибаетесь, дядя. Я не думаю о женитьбе. Я хочу сказать: о женитьбе в ближайшее время… Мне только хотелось бы получить какую-то уверенность, и я согласен ждать более подходящего момента.

– Я не понимаю тебя, Каш.

– Я вам все объясню. Выслушайте меня.

– Говори.

– Я хотел сказать следующее. Я решил жениться. Вы знаете, что мне уже скоро тридцать лет. В эти годы человеку надоедает слоняться по свету. Я чертовски устал от этого и не намерен дольше оставаться бобылем. Я хочу, чтобы Луиза была моей женой. Торопиться с этим не надо. Мне только хочется заручиться ее обещанием. И это обещание должно быть ею подписано и заверено печатью, чтобы не оставалось никаких неясностей. Когда уляжется горе о потерянном брате, тогда еще хватит времени поговорить о свадьбе и о всяких таких вещах.

Слово «брат» в сочетании с этой «деловой» речью неприятно поразило старика – отца. Гордость Вудли Пойндекстера вновь проснулась; он был глубоко возмущен.

Однако это чувство тут же улеглось. С одной стороны, ему представились плантации, рабы, богатство, положение в обществе, с другой – бедность, которая казалась гибелью. Но все же он не сдавался.

С нерешительностью в голосе плантатор ответил:

– Что же, Кассий, надо отдать тебе справедливость, ты достаточно ясно объяснил, что тебе нужно. Но я не замечал, чтобы моя дочь была особенно расположена к тебе. Ты хочешь, чтобы она стала твоей женой. Ну, а каковы ее намерения? Мне кажется, что с этим следовало бы посчитаться.

– Я думаю, дядя, что это в большой мере будет зависеть от вас. Вы – отец и можете уговорить ее.

– Я в этом не уверен. Она не из тех, кого можно заставить что-нибудь сделать против воли, И ты, Кассий, знаешь это так же хорошо, как и я.

– Ну что же, я знаю только одно: что я твердо решил жениться и сделать Лу хозяйкой Каса-дель-Корво.

Вудли Пойндекстера всего передернуло от этой дерзкой речи. В первый раз ему сказали, что он больше не хозяин Каса-дель-Корво.

Снова представились ему во всей реальности: богатство, плантации, рабы, положение в обществе, с одной стороны, и бедность с ее невзгодами – с другой…

И Вудли Пойндекстер решил пожертвовать счастьем своей дочери: он дал обещание Кольхауну помочь ему получить от Луизы согласие на брак.

* * *

– Лу!

– Отец!

– У меня к тебе просьба.

– Что такое, отец?

– Ты знаешь, что твой двоюродный брат Кассий любит тебя и хочет на тебе жениться?

– Но я не хочу выходить за него замуж. Нет, отец! Лучше умереть! Самонадеянный негодяй! Я знаю, что это значит. Он послал тебя, чтобы ты сделал это предложение. Так скажи же ему в ответ, что я готова бежать в прерию и зарабатывать свой хлеб охотой за дикими лошадьми, только бы не стать его женой! Пожалуйста, передай ему это.

– Послушай, дочка, ты, наверно, не знаешь…

– Что мой двоюродный брат – твой кредитор? Я все это знаю, дорогой отец. Но я также знаю, что ты – Вудли Пойндекстер и что я – твоя дочь.

Чувство собственного достоинства и гордости восторжествовало у плантатора, и он ответил:

– Милая моя Луиза! Как ты похожа на свою мать! А я сомневался в тебе. Прости меня, моя хорошая девочка. Забудем прошлое. Поступай так, как тебе подскажет сердце. Я больше не скажу ни слова!