Глава LVIII
ОТРАВЛЕННЫЙ ПОЦЕЛУЙ
В течение
десяти минут длился этот дикий концерт. Кобыла визжала, как недорезанный
поросенок, а собака вторила отрывистым заунывным лаем. Звуки были слышны на
расстоянии мили. А поскольку Зеб Стумп вряд ли зашел дальше, они, конечно,
достигли его слуха.
У Мориса
оказался еще один защитник, рьяно охранявший вход в хижину. Это была Тара. Она
тоже почувствовала недоверие к незваной гостье. Движения мексиканки показались
собаке враждебными, и Тара вызывающе загородила вход в хижину, став прямо перед
Фелимом.
Исидора
не хотела идти напролом.
Она
стояла, словно прикованная к месту, и выжидала. Несомненно, что после такой
бурной прелюдии должен был последовать соответствующий финал. Сильно
заинтригованная, она терпеливо ждала конца этого спектакля. С выражением
беспомощного недоумения стояла она до тех пор, пока наконец между деревьями не
показался огромный человек в выцветшем кафтане и с длинным ружьем за плечами.
Заметив
Исидору, он что-то процедил сквозь зубы, но что именно, расслышать среди все
еще продолжавшегося шума было невозможно. Стумп быстро направился к лошади,
поднял хвост и освободил ее от мучительной пытки. Восстановилась тишина.
Исидора все еще ничего не понимала.
Самодовольство
Фелима исчезло, как только Стумп с грозным видом круто повернулся к хижине.
Даже присутствие красавицы не могло остановить поток его ругательств.
– Ах
ты дурак! Идиот ирландский! Для чего, спрашивается, ты меня вызвал сюда? Я
только что прицелился в огромного индюка, фунтов в тридцать, не меньше.
Проклятый вой кобылы спугнул его, прежде чем я успел спустить курок. Теперь
пропал наш завтрак.
– Но,
мистер Стумп, вы же сами сказали, что если кто-нибудь подойдет к хижине…
– Ну
и дурень же ты! Неужели же это касалось женщины? Глупая ты голова!
– Но
откуда я мог знать, что это женщина? Вы бы посмотрели, как она сидит на лошади!
Совсем как мужчина.
– Ну
и что же? Все мексиканки так ездят. А эту я видел несколько раз, да и слыхал о
ней. Не знаю, что заставило ее сюда приехать. И вряд ли она в состоянии это
объяснить – она говорит только на своем мексиканском наречии. Я же ни черта в
нем не смыслю и не желаю его понимать.
– Вы
ошибаетесь, мистер Стумп. Она говорит и по-английски… Не правда ли, сударыня?
– Немного,
– ответила мексиканка, которая до сих пор слушала молча.
– О-ах!
– воскликнул Зеб, слегка смущенный. – Извините меня, сеньорита. Вы немножко
болтаете по-английски? Тем лучше. В таком случае, вы можете мне сказать, зачем
вы сюда приехали. Надеюсь, что вы не заблудились?
– Нет,
сеньор… – ответила она несколько нерешительно.
– Тогда
что же вам здесь нужно?
– Мне,
сеньор… мне… Это дом дона Морисио Джеральда?
– Да,
это так. Хотя эту хижину трудно назвать домом, но тем не менее это так. Я
предполагаю, вы хотите видеть хозяина хакале?
– О
сеньор, да! Я для этого и приехала сюда.
– Ну
что же, мне кажется, возражений не может быть. Надеюсь, что в ваших намерениях
нет ничего злостного? Не так ли? Но только стоит ли с ним разговаривать? Он же
не отличит вас от своей подметки.
– Он
болен? С ним случилось несчастье? Этот воин сказал мне об этом.
– Да,
я ей сказал об этом! – гордо вмешался Фелим, которому очень понравилось, что
его назвали воином.
– Правильно,
– ответил Зеб. – Он ранен. И как раз сейчас у него небольшой бред. Я думаю, что
серьезного ничего нет. Надо надеяться, что он скоро придет в себя.
– О
сэр, я могу быть сестрой милосердия. Бедняжка! Разрешите мне войти, и я стану
ухаживать за ним. Я его преданный друг.
– Что
же, я в этом не вижу ничего дурного. Говорят, что это женское дело – ухаживать
за больными. Я же в последнее время не имел возможности проверить это на себе с
тех пор, как похоронил свою старушку на берегах Миссисипи. Если вы хотите
посидеть у постели больного, пожалуйста, поскольку вы называете себя его
другом. Вы можете побыть с ним, пока мы вернемся. Только смотрите, чтобы он не
выскочил из кровати, и не давайте ему срывать повязки, которыми я его обмотал.
– Доверьтесь
мне, сэр. Я буду оберегать его как только могу. Но скажите: как все это произошло?
Индейцы? Но ведь их нет поблизости. Поссорился он с кем-нибудь?
– Об
этом, сеньорита, я знаю столько же, сколько и вы. У него, повидимому, была
схватка с койотами. Но что произошло с его коленом, это никому не известно.
Койоты тут ни при чем. Я нашел его вчера в дальних зарослях. Он стоял по пояс в
ручье, а с берега на него уже собрался прыгнуть пятнистый зверь, которого вы,
мексиканцы, называете тигром. Что же, я выручил Мориса из этой маленькой
опасности. На что было раньше, это для меня глубокая тайна. Парень потерял
рассудок, и сейчас от него ничего не узнаешь. Поэтому нам ничего не остается,
как ждать.
– Но
вы уверены, сэр, что у него нет ничего серьезного? Его раны не опасны?
– Нет.
Его немного лихорадит. Что же касается ран, то это просто царапины. Надеюсь, через
неделю он будет совсем здоров.
– О,
я буду нежно ухаживать за ним!
– Вы
очень добры, но… но…
Зеб
начал колебаться. Внезапная мысль осенила его. За ней явились другие. Вот что
он подумал: «Это, повидимому, та самая особа, которая посылала ему гостинцы в
таверну. В том, что она в него влюблена, не может быть сомнения. Это ясно.
Влюблена по уши. Другая также. Не менее ясно и то, что мечтает он не об этой, а
о другой. Хорошо, если бы мне удалось уговорить эту черноокую красавицу не
ходить к нему, чтобы она не слыхала его любовного бреда».
– Но,
мисс, – обратился наконец Стумп к мексиканке, которая сгорала от нетерпения, –
не думаете ли вы, что вам лучше будет отправиться домой? Приезжайте сюда, когда
он поправится. Ведь он даже не узнает вас. А оставаться, чтобы ухаживать за
ним, не стоит: он не так серьезно болен и умирать не собирается.
– Ничего,
что он меня не узнает. Я все равно должна его видеть. Может быть, ему
что-нибудь надо? Я все достану.
– Значит,
вы решили остаться, – сказал Зеб в раздумье. – Ну что ж, дело ваше! Но только
не обижайтесь на его разговоры. Он будет говорить об убийстве и тому подобном.
Это естественно, когда человек бредит, особенно когда он изранен. Кроме того,
вы услышите и другое: он, наверно, будет много говорить об одной женщине – он
все ее вспоминает.
– О
женщине?
– Да,
о женщине. Вы услышите ее имя.
– Ее
имя? Сеньор, как ее зовут?
– Повидимому,
это имя его сестры. Я даже уверен в том, что это именно сестру он вспоминает.
– Мистер
Стумп, вы это про мистера Мориса рассказываете? – опросил Фелим.
– Замолчи,
дурень! Не вмешивайся, пожалуйста. Это не твоего ума дело. Пойдем со мной. Я
хочу, чтобы ты немного со мной прошелся. Я убил гремучку, когда поднимался
вверх по берегу, и оставил ее там. Ты захвати ее домой, если только
какой-нибудь паразит уже не утащил ее.
– Гремучка?
Вы хотите сказать – гремучая змея?
– Ну
да!
– Но
вы же не станете есть ее, мистер Стумп? Ведь этак можно отравиться.
– Много
ты понимаешь! Там яда уже не осталось. Я отрубил ей голову, а вместе с ней и
весь яд.
– Фу!
Я все равно не взял бы и кусочка этой гадости в рот, хотя бы умирал с голоду.
– Ну
и помирай себе на здоровье! Кто заставляет тебя ее есть? Я только хочу, чтобы
ты отнес змею домой. Ну, иди же и делай, что тебе говорят. А то смотри, как бы
я не заставил тебя проглотить гадюку с головой и со всеми ее потрохами!
– Честное
слово, мистер Стумп, я вовсе не хотел ослушаться вас. Уверяю вас, Фелим О'Нил
исполнит все, что вы скажете. Я готов даже проглотить змею! Святой Патрик,
прости меня, грешника!
– Брось
чепуху говорить! А ну, пойдем!
Фелим
больше не рассуждал и покорно отправился по пятам охотника в лес.
Исидора
вошла в хижину и подошла к постели больного. Страстными поцелуями покрыла она
его горячий лоб и запекшиеся губы. И вдруг отшатнулась, точно ужаленная
скорпионом. То, что заставило ее отскочить, было хуже, чем яд скорпиона. Это
было всего лишь одно слово – одно коротенькое слово.
|