Глава LXXVIII
МЕНА ЛОШАДЬМИ
С
проклятиями на устах повернул Кольхаун коня, чтобы оставить меловую прерию, где
затерялись следы всадника без головы.
«Нет
смысла ехать дальше! Никому не известно, куда он ускакал. Если я отправлюсь к
речке, может быть встречу его опять. Но жеребец мустангера не хочет меня
подпускать, как будто бы эта бестия знает, что мне нужно. Один удачный выстрел –
и его странствия прекратились бы. Где мне достать быстрого коня, который мог бы
догнать мустанга, – пусть это стоит двести, пусть триста долларов?!»
После
этих размышлений Кольхаун покинул меловую прерию. Он ехал быстро, не щадя
своего измученного коня.
Не
прошло и часа, как Кольхаун уже въезжал в рощу акаций, прилегающую к плантациям
Каса-дель-Корво.
Вдруг
послышался топот копыт. Кольхаун увидел всадницу – Исидору Коварубио де
Лос-Ланос.
Исидора
знала: Кольхаун влюблен в женщину, которую она ненавидела. Кольхаун знал, что
Исидора влюблена в человека, которого он не только ненавидел, но решил
погубить. Оба они, вероятно, были бы не прочь избежать этой встречи. Исидора
ограничилась бы кивком головы, проезжая мимо, – меньше внимания трудно было бы
проявить. И он, вероятно, сделал бы то же. Однако внезапно Кольхауна осенила
мысль, совершенно изменившая его намерения. Он натянул поводья своей лошади,
загородил путь молодой мексиканке, снял фуражку и, вежливо поклонившись,
вступил с ней в разговор.
Делать
было нечего – Исидоре пришлось покориться.
– Простите
меня, сеньорита, – сказал Кольхаун. – Я знаю, что очень бестактно останавливать
вас таким способом и особенно мне, к сожалению совершенно чужому для вас
человеку.
– Пожалуйста,
без извинений, сеньор. Если я не ошибаюсь, мы ведь с вами уже встречались – в
прерии около Нуэсес.
– Да,
да, вы правы, – сказал Кольхаун запинаясь: он вовсе не желал, чтобы об этом
вспоминали. – Мне с вами хотелось поговорить не об этом, а о том, что было
после того, как вы галопировали по краю обрыва. Мы все были поражены вашим
внезапным исчезновением.
– Чему
же было удивляться, кабальеро? Пуля, пущенная кем-то из вас, освободила меня от
преследователей. Я увидела, что они повернули обратно, и решила продолжать свой
путь.
– Я
не говорю, сеньорита, что был одним из тех, кто удивился вашему внезапному исчезновению.
Я предполагал, что у вас, вероятно, были свои соображения, вследствие которых
вы не спустились к нам. Нас всех поразило ваше изумительное искусство ездить
верхом. И какая у вас лошадь! Казалось, что она просто скользила, а не
галопировала. Если я не ошибаюсь, вы и сейчас на ней? Простите меня, что
спрашиваю вас о таких пустяках.
– Дайте
вспомнить… я езжу на многих. Да, мне кажется, что именно на этой я была в тот
день. Да, да, совершенно правильно. Я вспоминаю, как она предала меня.
– Предала
вас? Каким образом?
– Она
сделала это дважды. В первый раз, когда приближался ваш отряд. Во, второй раз,
когда индейцы – боже мой, не индейцы, как потом мне сказали! – подкрадывались
через заросли.
– Но
чем же она вас предала?
– Она
заржала. Хорошо тренированная лошадь никогда этого не сделает. Ну, ничего. Как
только вернусь на Рио-Гранде, я ее там брошу. Пусть возвращается на пастбище.
– Что
вы, сеньорита! Может быть, мне не следовало бы вам этого говорить, только,
по-моему, это очень несправедливо.
– Что
несправедливо?
– Из-за
пустяка отказаться от такого прекрасного коня. Я бы дал многое, чтобы обладать
им.
– Вы
шутите, кабальеро! Он ничего особенного собой не представляет. Может быть,
только немного красивее и быстрее заурядной лошади. У моего отца пять тысяч
подобных ему, и многие из них красивее и, без сомнения, быстрее его. Он,
правда, вынослив и хорош для больших переездов, поэтому я и еду на нем сейчас.
Я на пути в Рио-Гранде. Если бы не это, с удовольствием отдала бы его вам или
любому, кто проявил бы такое же горячее желание владеть моим конем.
– Простите
меня, сеньорита, – сказал Кольхаун, принимая деловой вид, но с некоторой нерешительностью
в голосе. – Если вы так расцениваете вашего серого мустанга, то я рад обменяться
с вами. Моя лошадь не столь красива, как ваша, но я могу вам смело обещать, что
она благополучно доставит вас до дому и хорошо будет вам служить и дальше.
– Что
вы, сеньор! – воскликнула Исидора, не скрывая своего изумления. – Обменять вашего
прекрасного американского коня на мексиканского мустанга? Это слишком
великодушное предложение и звучит просто шуткой. Знаете ли вы, что на
Рио-Гранде за одну вашу лошадь дадут три, а то и шесть мустангов?.
Кольхаун
знал это очень хорошо. Но в то же время он не сомневался, что быстроногий мустанг
ему нужнее нескольких десятков таких битюгов, как его. И не только своего
неповоротливого коня – любую сумму денег впридачу готов был отдать капитан за
этого питомца прерий.
– Если
это не шутка, сеньор, – все еще сомневалась Исидора, – то пожалуйста, я не возражаю
против мены.
– Я
говорю совершенно серьезно, сеньорита.
– Тогда
берите его, – сказала она, соскакивая с седла и начиная расстегивать подпругу. –
Седлами нельзя нам обменяться: ваше будет слишком велико для меня.
Кольхаун
был так счастлив, что не находил слов для благодарности. Он поспешил помочь
девушке снять седло. После этого он снял и свое.
Не
прошло и пяти минут, как мена лошадьми была закончена. Сёдла и уздечки остались
за старыми хозяевами.
Исидоре
все это показалось очень забавным. Она с трудом удерживалась от смеха.
У
Кольхауна же к этому делу было совсем другое отношение. Перед ним была серьезнейшая
цель. Без особых разговоров, сказав лишь обычное «прощайте», они расстались
друг с другом. Исидора поехала на американской лошади, а капитан продолжал свой
путь к гасиенде Каса-дель-Корво на сером мустанге.
|
