13
Жилище батарейного командира, которое указал ему часовой,
был небольшой 2‑х этажный домик со входом с двора. В одном из окон, залепленном
бумагой, светился слабый огонек свечки. Денщик сидел на крыльце и курил трубку.
Он пошел доложить батарейному командиру и ввел Володю в комнату. В комнате
между двух окон, под разбитым зеркалом, стоял стол, заваленный казенными
бумагами, несколько стульев и железная кровать с чистой постелью и маленьким
ковриком около нее.
Около самой двери стоял красивый мужчина с большими усами –
фельдфебель, – в тесаке и шинели, на которой висели крест и венгерская
медаль. Посередине комнаты взад и вперед ходил невысокий, лет 40, штаб‑офицер с
подвязанной распухшей щекой, в тонкой старенькой шинели.
– Честь имею явиться, прикомандированный в 5‑ю легкую,
прапорщик Козельцов 2‑й, – проговорил Володя заученную фразу, входя в
комнату.
Батарейный командир сухо ответил на поклон и, не подавая
руки, пригласил его садиться.
Володя робко опустился на стул подле письменного стола и
стал перебирать в пальцах ножницы, попавшиеся ему в руки. Батарейный командир,
заложив руки за спину и опустив голову, только изредка поглядывая на руки,
вертевшие ножницы, молча продолжал ходить по комнате с видом человека,
припоминающего что‑то.
Батарейный командир был довольно толстый человечек, с
большою плешью на маковке, густыми усами, пущенными прямо и закрывавшими рот, и
большими приятными карими глазами. Руки у него были красивые, чистые и пухлые,
ножки очень вывернутые, ступавшие с уверенностью и некоторым щегольством,
доказывавшим, что батарейный командир был человек незастенчивый.
– Да, – сказал он, останавливаясь против
фельдфебеля, – ящичным надо будет с завтрашнего дня еще по гарнцу
прибавить, а то они у нас худы. Как ты думаешь?
– Что ж, прибавить можно, ваше высокоблагородие! Теперь
все подешевле овес стал, – отвечал фельдфебель, шевеля пальцы на руках,
которые он держал по швам, но которые, очевидно, любили жестом помогать
разговору. – А еще фуражир наш Франщук вчера мне из обоза записку прислал,
ваше высокоблагородие, что осей непременно нам нужно будет там купить, –
говорят, дешевы, – так как изволите приказать?
– Что ж, купить: ведь у него деньги есть. – И
батарейный командир снова стал ходить по комнате. – А где ваши вещи? –
спросил он вдруг у Володи, останавливаясь против него.
Бедного Володю так одолевала мысль, что он трус, что в
каждом взгляде, в каждом слове он находил презрение к себе, как к жалкому
трусу. Ему показалось, что батарейный командир уже проник его тайну и подтрунивает
над ним. Он, смутившись, отвечал, что вещи на Графской и что завтра брат обещал
их доставить ему.
Но подполковник не дослушал его и, обратясь к фельдфебелю,
спросил:
– Где бы нам поместить прапорщика?
– Прапорщика‑с? – сказал фельдфебель, еще больше
смущая Володю беглым брошенным на него взглядом, выражавшим как будто вопрос:
«Ну что это за прапорщик, и стоит ли его помещать куда‑нибудь?» – Да вот‑с
внизу, ваше высокоблагородие, у штабс‑капитана могут поместиться их
благородие, – продолжал он, подумав немного, – теперь штабс‑капитан
на баксионе, так ихняя койка пустая остается.
– Так вот, не угодно ли‑с покамест? – сказал
батарейный командир. – Вы, я думаю, устали, а завтра лучше устроим.
Володя встал и поклонился.
– Не угодно ли чаю? – сказал батарейный командир,
когда Володя уж подходил к двери. – Можно самовар поставить.
Володя поклонился и вышел. Полковничий денщик провел его
вниз и ввел в голую, грязную комнату, в которой валялся разный хлам и стояла
железная кровать без белья и одеяла. На кровати, накрывшись толстой шинелью,
спал какой‑то человек в розовой рубашке.
Володя принял его было за солдата.
– Петр Николаич! – сказал денщик, толкая за плечо
спящего. – Тут прапорщик лягут… Это наш юнкер, – прибавил он,
обращаясь к прапорщику.
– Ах, не беспокойтесь, пожалуйста! – сказал
Володя; но юнкер, высокий, плотный, молодой мужчина, с красивой, но весьма
глупой физиономией, встал с кровати, накинул шинель и, видимо, не проснувшись
еще хорошенько, вышел из комнаты.
– Ничего, я на дворе лягу, – пробормотал он.
|