 Увеличить |
10
– Это 2‑й батальон М. полка? – спросил Праскухин,
прибежав к месту и наткнувшись на солдат, которые в мешках носили землю.
– Так точно‑с.
– Где командир?
Михайлов, полагая, что спрашивают ротного командира, вылез
из своей ямочки и, принимая Праскухина за начальника, держа руку у козырька,
подошел к нему.
– Генерал приказал… вам… извольте идти… поскорей… и
главное потише… назад, не назад, а к резерву, – говорил Праскухин, искоса
поглядывая по направлению огней неприятеля.
Узнав Праскухина, опустив руку и разобрав, в чем дело,
Михайлов передал приказанье, и батальон весело зашевелился, забрал ружья, надел
шинели и двинулся.
Кто не испытал, тот не может вообразить себе того
наслаждения, которое ощущает человек, уходя после трех часов бомбардированья из
такого опасного места, как ложементы. Михайлов, в эти три часа уже несколько
раз считавший свой конец неизбежным и несколько раз успевший перецеловать все
образа, которые были на нем, под конец успокоился немного, под влиянием того
убеждения, что его непременно убьют и что он уже не принадлежит этому миру.
Несмотря ни на что, однако, ему большого труда стоило удержать свои ноги, чтобы
они не бежали, когда он перед ротой, рядом с Праскухиным, вышел из ложементов.
– До свиданья, – сказал ему майор, командир
другого батальона, который оставался в ложементах и с которым они вместе
закусывали мыльным сыром, сидя в ямочке около бруствера, – счастливого
пути!
– И вам желаю счастливо отстоять; теперь, кажется,
затихло.
Но только что он успел оказать это, как неприятель, должно
быть, заметив движение в ложементах, стал палить чаще и чаще. Наши стали
отвечать ему, и опять поднялась сильная канонада. Звезды высоко, но не ярко
блестели на небе; ночь была темна – хоть глаз выколи, – только огни
выстрелов и разрыва бомб мгновенно освещали предметы. Солдаты шли скоро и молча
и невольно перегоняя друг друга; только слышны были за беспрестанными раскатами
выстрелов мерный звук их шагов по сухой дороге, звук столкнувшихся штыков или
вздох и молитва какого‑нибудь робкого солдатика: «Господи, господи! что это
такое!» Иногда слышался стон раненого и крики: «Носилки!» (В роте, которой
командовал Михайлов, от одного артиллерийского огня выбыло в ночь 26 человек.)
Вспыхивала молния на мрачном далеком горизонте, часовой с бастиона кричал: «Пу‑уш‑ка!»,
и ядро, жужжа над ротой, взрывало землю и взбрасывало камни.
«Черт возьми! как они тихо идут, – думал Праскухин,
беспрестанно оглядываясь назад, шагая подле Михайлова, – право, лучше
побегу вперед, ведь я передал приказанье… Впрочем, нет, ведь эта скотина может
рассказывать потом, что я трус, почти так же, как я вчера про него рассказывал.
Что будет, то будет – пойду рядом».
«И зачем он идет со мной, – думал, с своей стороны,
Михайлов, – сколько я ни замечал, он всегда приносит несчастье; вот она
еще летит прямо сюда, кажется».
Пройдя несколько сот шагов, они столкнулись с Калугиным,
который, бодро побрякивая саблей, шел к ложементам, с тем чтобы, по приказанию
генерала, узнать, как подвинулись там работы. Но, встретив Михайлова, он
подумал, что, чем ему самому под этим страшным огнем идти туда, чего и не было
ему приказано, он может расспросить все подробно у офицера, который был там. И
действительно, Михайлов подробно рассказал про работы, хотя во время рассказа и
немало позабавил Калугина, который, казалось, никакого внимания не обращал на
выстрелы, – тем, что при каждом снаряде, иногда падавшем и весьма далеко,
приседал, нагибал голову и все уверял, что «это прямо сюда».
– Смотрите, капитан, это прямо сюда, – сказал,
подшучивая, Калугин и толкая Праскухина. Пройдя еще немного с ними, он повернул
в траншею, ведущую к блиндажу. «Нельзя сказать, чтобы он был очень храбр, этот
капитан», – подумал он, входя в двери блиндажа.
– Ну, что новенького? – спросил офицер, который,
ужиная, один сидел в комнате.
– Да ничего, кажется, что уж больше дела не будет.
– Как не будет? напротив, генерал сейчас опять пошел на
вышку. Еще полк пришел. Да вот она, слышите? опять пошла ружейная. Вы не
ходите. Зачем вам? – прибавил офицер, заметив движение, которое сделал
Калугин.
«А мне, по‑настоящему, непременно надо там быть, –
подумал Калугин, – но уж я и так нынче много подвергал себя. Надеюсь, что
я нужен не для одной chair а canon» [18].
– И в самом деле, я их лучше тут подожду, – сказал
он.
Действительно, минут через двадцать генерал вернулся вместе
с офицерами, которые были при нем; в числе их был и юнкер барон Пест, но
Праскухина не было. Ложементы были отбиты и заняты нами.
Получив подробные сведения о деле, Калугин вместе с Пестом
вышел из блиндажа.
|
