11
– У тебя шинель в крови: неужели ты дрался в
рукопашном? – спросил его Калугин.
– Ах, братец, ужасно! можешь себе представить… – И Пест
стал рассказывать, как он вел всю роту, как ротный командир (был) убит,
как он заколол француза и что ежели бы не он, то ничего бы не было и т. д.
Основания этого рассказа, что ротный командир был убит и что
Пест убил француза, были справедливы; но, передавая подробности, юнкер
выдумывал и хвастал.
Хвастал невольно, потому что, во время всего дела находясь в
каком‑то тумане и забытьи до такой степени, что все, что случилось, казалось
ему случившимся где‑то, когда‑то и с кем‑то, очень естественно, он старался
воспроизвести эти подробности с выгодной для себя стороны. Но вот как это было
действительно.
Батальон, к которому прикомандирован был юнкер для вылазки,
часа два под огнем стоял около какой‑то стенки; потом батальонный командир
впереди сказал что‑то, ротные командиры зашевелились, батальон тронулся, вышел из‑за
бруствера и, пройдя шагов 100, остановился, построившись в ротные колонны.
Песту сказали, чтобы он стал на правом фланге 2‑й роты.
Решительно не отдавая себе отчета, где и зачем он был, юнкер
стал на место и с невольно сдержанным дыханием и холодной дрожью, пробегавшей
по спине, бессознательно смотрел вперед в темную даль, ожидая чего‑то
страшного. Ему, впрочем, не столько страшно было, потому что стрельбы не было,
сколько дико, странно было подумать, что он находился вне крепости, в поле.
Опять батальонный командир впереди сказал что‑то. Опять шепотом заговорили
офицеры, передавая приказания, и черная стена первой роты вдруг опустилась.
Приказано было лечь. Вторая рота легла также, и Пест, ложась, наколол руку на
какую‑то колючку. Не лег только один командир 2‑й роты, его невысокая фигура, с
вынутой шпагой, которой он размахивал, не переставая говорить, двигалась перед
ротой.
– Ребята! смотри, молодцами у меня! С ружей не палить,
а штыками их, каналий. Когда я крикну «ура!» – за мной и не отставать… Дружней,
главное дело… покажем себя, не ударим лицом в грязь, а, ребята? За царя, за
батюшку! – говорил он, пересыпая свои слова ругательствами и ужасно
размахивая руками.
– Как фамилия нашего ротного командира? – спросил
Пест у юнкера, который лежал рядом с ним. – Какой он храбрый!
– Да, как в дело, всегда – мертвецки, – отвечал
юнкер, – Лисинковский его фамилия.
В это время перед самой ротой мгновенно вспыхнуло пламя,
раздался ужаснейший треск, оглушил всю роту, и высоко в воздухе зашуршели камни
и осколки (по крайней мере, секунд через 50 один камень упал сверху и отбил
ногу солдату). Это была бомба с элевационного станка, и то, что она попала в
роту, доказывало, что французы заметили колонну.
– Бомбами пускать! Сук(ин) сын… е.. твою м… Дай
только добраться, тогда попробуешь штыка трехгранного русского,
проклятый! – заговорил ротный командир так громко, что батальонный
командир должен был приказать ему молчать и не шуметь так много.
Вслед за этим первая рота встала, за ней вторая – приказано
было взять ружья наперевес, и батальон пошел вперед. Пест был в таком страхе,
что он решительно не помнил, долго ли? куда? и кто, на что? Он шел как пьяный.
Но вдруг со всех сторон заблестело мильон огней, засвистело, затрещало что‑то;
он закричал и побежал куда‑то, потому что все бежали и все кричали. Потом он
спотыкнулся и упал на что‑то – это был ротный командир (который был ранен
впереди роты и, принимая юнкера за француза, схватил его за ногу). Потом, когда
он вырвал ногу и приподнялся, на него в темноте спиной наскочил какой‑то
человек и чуть опять не сбил с ног, другой человек кричал: «Коли его! что
смотришь?» Кто‑то взял ружье и воткнул штык во что‑то мягкое. «A moi,
camarades! Ah, sacre b….. Ah! Dieu!» [19] –
закричал кто‑то страшным, пронзительным голосом, и тут только Пест понял, что
он заколол француза.
Холодный пот выступил у него по всему телу, он затрясся, как
в лихорадке, и бросил ружье. Но это продолжалось только одно мгновение; ему
тотчас же пришло в голову, что он герой. Он схватил ружье и вместе с толпой,
крича «ура», побежал прочь от убитого француза, с которого тут же солдат стал
снимать сапоги. Пробежав шагов 20, он прибежал в траншею. Там были наши и
батальонный командир.
– А я заколол одного! – сказал он батальонному
командиру.
– Молодцом, барон
|
