Увеличить |
ДЕНЬ ВОСЬМОЙ
Так как я имею честь рассказывать вам о своих приключениях,
вы, конечно, догадываетесь, что я не помер от питья, которое считал ядом. Я
только лишился чувств и не знаю, как долго пробыл в таком состоянии. Но помню,
что опять проснулся под виселицей Лос-Эрманос, на этот раз, однако, не без чувства
удовлетворения, что еще жив. Кроме того, я находился уже не между висельниками,
а лежал слева от них, справа же от себя увидел какого-то человека, которого
принял тоже за висельника, так как он производил впечатление мертвого, и на шее
у него была петля. Однако вскоре я убедился, что он только спит, и разбудил
его. Увидев место своего ночлега, незнакомец засмеялся и промолвил:
– Нужно признать, что в каббалистической практике
бывают порой досадные недоразумения. Злые духи умеют принимать столько обличий,
что невозможно узнать, с кем имеешь дело. Однако, – продолжал он, –
откуда у меня взялась эта веревка на шее – вместо плетенки из волос, которую я
носил еще вчера. – Потом, увидев меня, промолвил: – И сеньор здесь?..
Сеньор слишком молод для каббалиста… Но я вижу, у тебя тоже веревка на шее.
В самом деле, оказалось, что он прав. Тут я вспомнил, что
вчера Эмина надела мне на шею плетенку из своих и Зибельдиных волос, и сам не
знал, как понимать это превращенье.
Каббалист поглядел на меня проницательным взглядом и сказал:
– Нет, ты не из наших. Тебя зовут Альфонс. Твоя мать –
родом из Гомелесов, ты – капитан валлонской гвардии, у тебя много храбрости, да
мало жизненного опыта. Но это не важно; надо прежде всего отсюда выбраться, а
там посмотрим, что делать.
Ворота ограды были открыты, мы вышли, и я снова увидел перед
собой долину Лос-Эрманос. Каббалист спросил меня, куда я направляюсь. Я
ответил, что намерен податься в сторону Мадрида.
– Отлично! – ответил он. – Я тоже в ту
сторону, но сперва немного подкрепимся.
Тут он вынул из кармана позолоченный кубок, маленький сосуд
с какой-то разновидностью опиата и хрустальную склянку с желтоватой жидкостью.
Бросив в кубок ложечку опиата, он влил туда несколько капель жидкости и велел
мне сразу все выпить. Я не заставил его повторять, так как помирал с голоду. В
самом деле, напиток оказал чудотворное действие. Я почувствовал такой прилив
сил, что смело мог пуститься дальше, тогда как только что это было бы попросту
невозможно.
Солнце поднялось уже довольно высоко, когда мы увидели
злосчастный трактир Вента-Кемада. Каббалист остановился и промолвил:
– Вот место, где нынче ночью со мной сыграли скверную
шутку. Но придется все-таки войти внутрь, потому что я оставил здесь кое-какую
снедь, которой мы можем подкрепиться.
Мы вошли в проклятую венту и увидели на столе в столовой
паштет из куропаток и две бутылки вина. У каббалиста оказался прекрасный
аппетит; его пример придал мне смелости, иначе сомневаюсь, чтобы я рискнул
взять что-нибудь в рот. Все виденное за эти несколько дней до того сбило меня с
толку, что я сам не знал, что делаю, и если б кому-нибудь вздумалось уверить
меня, что я вовсе не существую, он достиг бы цели.
Пообедав, мы обошли все комнаты и попали в ту, где я ночевал
впервые после выезда из Андухара. Я узнал свою жалкую постель и, сев на нее,
стал раздумывать о том, что со мной было, – в особенности над
происшествием в пещере. Вспомнил о том, что Эмина просила меня не верить, если
я услышу о ней что-нибудь плохое. Я глубоко ушел в эти размышления, как вдруг каббалист
обратил внимание на что-то блестящее, застрявшее в щели пола. Взглянув поближе,
я убедился, что это реликвия, которую сестры отняли у меня в пещере. Я видел,
как они кинули ее в расщелину скалы, а теперь – вот она, в щели пола. Я
действительно начал сомневаться, что выходил куда-нибудь из этого проклятого
трактира и что отшельник, инквизитор, братья Зото – призраки, порожденные моим
больным воображением. В то же время я, при помощи шпаги, достал реликвию и
опять повесил ее себе на шею.
Каббалист засмеялся и сказал:
– Ведь это твоя собственность, сеньор кавалер. После
такой ночи, как та, что же удивительного, что ты проснулся под виселицей. Но
это не важно; пойдем отсюда, нам нынче же вечером надо быть в обители
отшельника.
Оставив трактир, мы не прошли еще полдороги, как встретили
отшельника, с трудом шагавшего, опираясь на посох. Завидев нас, он воскликнул:
– Ах, молодой мой друг, я как раз ищу тебя. Вернись ко
мне в обитель, вырви свою душу из когтей сатаны, а сейчас дай мне опереться на
твою руку. В поисках тебя я выбился из сил.
После короткого отдыха мы двинулись дальше. Старик шел,
опираясь то на одного, то на другого из нас. Наконец мы подошли к обители.
Войдя, я увидел Пачеко, распростертого посреди комнаты. Мне
показалось, что он умирает, – по крайней мере, из груди его вырывался
страшный хрип, который служил признаком приближающейся смерти. Я попробовал
заговорить с ним, но он меня не узнал. Тогда отшельник зачерпнул святой воды и
окропил одержимого со словами:
– Пачеко! Пачеко! Именем твоего искупителя повелеваю
тебе рассказать, что с тобой было этой ночью.
Пачеко задрожал, издал страшный рев и начал так.
РАССКАЗ ПАЧЕКО
Отец мой, ты был как раз в часовне и молился, когда я
услышал стук в дверь и блеяние – будто блеет наша белая коза. Я уж подумал, не
забыл ли я ее подоить и вот добросовестное животное пришло напомнить мне о моей
обязанности. Это было тем убедительнее, что несколько дней тому назад со мной
действительно произошел такой случай. Я вышел наружу и в самом деле увидал нашу
белую козу, которая стояла ко мне задом, показывая свое вздувшееся вымя. Я
хотел попридержать ее, чтоб оказать ей желанную услугу, но она вырвалась у меня
из рук и, все время то останавливаясь, то опять убегая, привела меня на край
пропасти, разверзшейся возле скита.
Тут белая коза вдруг превратилась в черного козла.
Испуганный этим превращением, я хотел бежать к нашему дому, но черный козел
преградил мне дорогу и, поднявшись на дыбы, поглядел на меня огненными глазами.
Кровь застыла у меня в жилах. А черный козел стал бодать меня рогами и толкать
к пропасти. Когда я был уже на самом краю, он на минуту остановился, словно
желая насладиться зрелищем моих мучений. Наконец он столкнул меня в пропасть. Я
думал, что разобьюсь вдребезги, но козел оказался на дне пропасти раньше меня и
принял меня к себе на спину, так что я нисколько не пострадал.
Но меня тут же снова охватил страх, потому что проклятый
козел, как только почувствовал, что я у него на спине, начал дико скакать.
Одним прыжком он перепрыгивал с горы на гору, перемахивая через глубочайшие
пропасти, будто через обыкновенные рвы; наконец он отряхнулся, и я, сам не знаю
как, очутился в пещере, где увидел молодого путника, за несколько дней перед
тем ночевавшего в нашей обители.
Юноша сидел на постели, а рядом с ним были две прелестные
девушки в мавританских уборах. Осыпая его ласками, девушки сняли у него с шеи
реликвию и в то же мгновенье утратили у меня на глазах всю свою красоту – я
узнал в них двух висельников из долины Лос-Эрманос. Однако молодой путник принимал
их по-прежнему за красавиц, обращаясь к ним с самыми нежными речами. Один из
висельников сейчас же снял со своей шеи петлю и затянул ее на шее юноши, а тот
стал ласками выражать благодарность. Потом они закрыли занавеску, и я не знаю,
что они дальше делали, но думаю, что совершали какой-нибудь страшный грех.
Я хотел закричать, но у меня отнялся голос. Это длилось
довольно долго; наконец пробило полночь, и я увидел входящего сатану с
огненными рогами и пламенным хвостом, который несли за ним несколько дьяволят.
Сатана в одной руке держал книгу, а в другой вилы. Он стал
угрожать юноше смертью, если тот не перейдет в веру Магомета. Тогда, видя
христианскую душу в опасности, я собрал все силы, крикнул, и, кажется, юноша
меня услышал. Но в это самое мгновенье висельники бросились ко мне и вытащили
меня из пещеры на двор, где оказался тот самый козел. Один висельник сел на
козла, другой на меня, и они снова заставили нас обоих скакать через горы и
пропасти. Тот, что сидел у меня на плечах, сжимал мне бока пятками, но, видимо,
решив, что я бегу недостаточно быстро, поднял с дороги двух скорпионов,
прикрепил их себе к ногам вместо шпор и стал с неслыханной жестокостью
раздирать мне бока. Наконец мы прискакали к двери обители, где они меня
покинули. В то утро, отец мой, ты нашел меня лежащим без сознания. Очнувшись в
твоих объятиях, я понял, что спасся, но яд скорпионов отравил мою кровь. Он
жжет мне внутренности, и я чувствую, мне не выдержать этих мучений.
Тут одержимый страшно зарычал и умолк.
Тогда заговорил отшельник, обращаясь ко мне:
– Сын мой, может быть, ты действительно имел половое
сношение с двумя дьяволами? Пойдем, исповедайся, покайся в содеянном.
Милосердье божие не знает границ. Не отвечаешь? Неужели ты так закоснел в
грехе?
Немного помолчав, я ответил:
– Отец мой, этот одержимый сеньор видел совсем другое,
чем я. Один из нас был, конечно, околдован, может быть, даже мы оба с ним
видели не так. Но вот перед тобой благородный каббалист, тоже ночевавший в
Вента-Кемаде. Может быть, он согласится рассказать нам о том, что было с ним, и
это прольет новый свет на неясные для нас происшествия последних дней.
– Сеньор Альфонс, – прервал каббалист, –
люди, занимающиеся, подобно мне, тайными науками, не могут говорить всего.
Однако постараюсь, насколько возможно, удовлетворить твое любопытство, только
прошу – не сейчас. Поужинаем и ляжем спать. Утро вечера мудреней.
Отшельник угостил нас скромным ужином, и после этого мы
разошлись. Каббалист заявил, что должен провести ночь возле одержимого, а я
пошел в часовню и лег там на той же самой постели, на которой уже провел одну
ночь. Отшельник пожелал мне спокойной ночи и предупредил, что, уходя, на всякий
случай запрет за собой дверь.
Оставшись один, я стал размышлять над рассказом Пачеко. Не
могло быть ни малейшего сомнения, что он находился вместе со мной в
пещере, – я тоже видел, как мои родственницы кинулись к нему и вытащили
его наружу; но ведь Эмина предупредила меня, чтоб я не верил, если услышу о ней
и ее сестре что-нибудь плохое. К тому же бесы, овладевшие Пачеко, могли
помутить его чувства и одурманить их всякими наваждениями.
Таким способом старался я всячески оправдать и оградить свою
любовь к обеим сестрам, как вдруг пробило полночь. Тотчас вслед за этим
послышался стук в дверь и как бы блеянье козы. Я взял шпагу, подошел к двери и
крикнул громким голосом:
– Если ты – дьявол, так постарайся сам отпереть дверь,
которую запер отшельник.
Коза замолчала. Я снова лег и проспал до утра.
|