ГЛАВА V. В ЗАБОЕ
Теперь в шахте стояла полная тишина. Шахта была затоплена,
как правильно сказал «учитель», и вода, залив все галереи, замуровала нас в
нашей тюрьме более прочно, чем каменная кладка. Это тяжелое, непроницаемое,
мертвое молчание было страшнее того оглушительного шума, который мы слышали во
время низвержения воды. Мы оказались в могиле, погребенные заживо. Над нашими
головами находилось около сорока метров земли.
Работа отвлекает, и, окончив ее, мы все сразу пали духом.
В спертом воздухе становилось трудно дышать. Я чувствовал
тяжесть в груди и звон в ушах. Вероятно, «учителю» было не легче, чем нам, но,
желая отвлечь нас от мрачных мыслей, он заговорил:
– А теперь давайте посмотрим, что у нас есть из
провизии. У кого есть хлеб? Все молчали.
– У меня в кармане корка хлеба, – ответил
я. – В каком кармане?
– В кармане брюк.
– Тогда твой хлеб превратился в кашу. Но все-таки
покажи его.
Я полез в карман, куда утром положил вкусную, хрустящую
корочку, и вытащил оттуда какую-то слякоть. Я собирался уже бросить ее, но
«учитель» остановил меня:
– Побереги эту похлебку, скоро она покажется тебе очень
вкусной.
Такое предсказание было мало утешительным, но в то время мы
не обратили на него внимания.
– Ни у кого больше нет хлеба? – спросил он. Никто
не откликнулся.
– Это очень неприятно, – продолжал он.
– Ты что, голоден разве?
– Я забочусь не о себе, а о Реми и Карори. Хлеб нужен
будет для них.
– А почему не для нас всех? – спросил
Бергуну. – Это несправедливо.
– Значит, если б у нас был хлеб, мы бы сейчас
перессорились? А вы как будто дали обещание слушаться меня. Но я не желаю
никакого спора и объясню вам сейчас, почему хлеб предназначается для Реми и
Карори. Установлено, что люди зрелого возраста, но не свыше шестидесяти лет,
обычно более выносливы, чем молодежь. А Реми и Карори моложе всех пас.
– Ну, а тебе-то ведь больше шестидесяти?
– Я не в счет. К тому же я привык есть мало.
– Значит, – сказал Карори после минутного
размышления, – если б у меня был хлеб, он достался бы мне.
– Тебе и Реми.
– А если б я не захотел его отдать?
– У тебя бы его отняли. Разве ты не обещал мне
слушаться?
Карори довольно долго молчал, потом вдруг вынул из шапки
краюху хлеба.
– Возьми, вот мой кусок.
– Шапка Карори полна сокровищ! Дайте-ка мне ее, –
приказал «учитель».
Карори очень не хотелось отдавать шапку, но у него ее отняли
и передали «учителю».
«Учитель» взял лампу и стал рассматривать содержимое шапки.
Несмотря на наше грустное положение, мы все на минуту развеселились. В шапке
оказался целый склад: трубка, табак, ключ, кусок колбасы, свисток, сделанный из
косточки персика, бабки, три свежих ореха и луковица.
– Хлеб и колбасу мы поделим вечером между тобой и Реми.
– Но я уже сейчас хочу есть! – жалобным тоном
заявил Карори.
– Вечером ты будешь еще голоднее.
– Какое несчастье, что в шапке этого малого не
оказалось часов! Мы бы знали теперь, который час.
Мои часы, после того как побывали в воде, остановились
совсем. Действительно, сколько могло быть времени? С каких пор находимся мы в
забое? Одним казалось, что был полдень, другим – что шесть вечера. Одни
считали, что мы сидим уже десять часов, другие думали, что не прошло и пяти.
Когда вопрос о времени был исчерпан, все замолчали. О чем
думали мои товарищи, не знаю, но если судить по себе, то, вероятно, об очень
печальных вещах. Я боялся воды, боялся темноты, боялся смерти. Молчание
угнетало меня, а ненадежные стены забоя, казалось, давили меня своей тяжестью.
Итак, я никогда больше не увижу Лизу, Этьеннету, Алексиса и Бенжамена. Как
будут они теперь получать известия друг о друге? Артура, госпожу Миллиган,
Маттиа и Капи – их я тоже никогда больше не увижу. А матушка Барберен, бедная
матушка Барберен! Мысли одна мрачнее другой сменялись в моей голове.
Вдруг среди тишины раздался голос дяди Гаспара.
– По-моему, – сказал он, – о нашем спасении
еще и не думают.
– Почему ты так решил?
– Мы ничего не слышим.
– Возможно, произошло землетрясение и весь город
разрушен.
А может быть, в городе считают, что все погибли и ничего
сделать нельзя.
– Значит, нас бросили на произвол судьбы?
– Отчего вы так скверно думаете о ваших
товарищах? – перебил их «учитель». – Вы прекрасно знаете, что, когда
случается несчастье, шахтеры скорее погибнут сами, чем оставят своего товарища
без помощи. Разве не так?
– Да, это правда.
– Тогда почему же вы решаете, что нам не помогут?
– Ничего не слышно.
– Не слышно, это верно. Но я сомневаюсь, можем ли мы
здесь что-либо услышать. Если работы по спасению не начаты, то это еще не
значит, что нас бросили. Ведь мы не знаем, как произошла катастрофа. Если это
землетрясение, то для оставшихся в живых работы и в городе достаточно. Если это
только наводнение, как я думаю, то надо знать, в каком состоянии находятся
стволы шахт. Возможно, и они и галерея для спуска рабочих разрушены. Я не
утверждаю, что мы будем спасены, но уверен, что работы по нашему спасению уже
ведутся.
Он сказал это с такой уверенностью, что даже наиболее
малодушные перестали сомневаться.
Один только Бергуну возразил:
– А если решат, что мы погибли?
– Работать все равно будут; но мы постараемся доказать,
что мы живы. Давайте стучать в стену как можно сильнее. Вы знаете, что звук
хорошо передается через землю. Если нас услышат, то поймут, что следует
торопиться, и будут знать, где нас искать.
Бергуну, у которого были толстые сапоги, тотчас же принялся
колотить в стену ногами, как бы созывая шахтеров.
– А как ты думаешь, «учитель», – спросил дядя
Гаспар, – как они будут нас спасать?
– Есть две возможности; первая – прорыть ход к этому
забою, а вторая выкачать воду.
– Вырыть ход!
– Выкачать воду!
Эти восклицания не смутили «учителя»:
– Мы находимся на глубине сорока метров. Если будут
рыть по восьми метров в день, то дней через семь-восемь до нас доберутся.
– В день не вырыть шести метров. – Трудно, но для
спасения своих товарищей возможно.
– Мы не продержимся восемь дней. Подумай только,
«учитель», – восемь дней!
– Ну ладно, а вода? Как ее выкачать?
Начался спор о том, каким образом лучше действовать. Из
этого спора я понял только одно: что при самых благоприятных обстоятельствах
придется прожить в нашем склепе не меньше восьми дней. Восемь дней! Не знаю,
сколько времени я был под впечатлением этой ужасной мысли, как вдруг спор
прекратился.
– Слушайте, слушайте! – сказал Карори.
– Ну что?
– С водой что-то творится!
– Ты, верно, уронил в нее камень.
– Нет, звук какой-то глухой. Все прислушались.
– Да, – сказал «учитель», – с водой что-то
происходит.
– Что же, «учитель»?
– Не знаю.
– Вода спадает?
– Нет, не то. Стук раздается через равные промежутки
времени.
– Через равные промежутки! Ребята, мы спасены! Это
бадьями откачивают воду!
– Откачивают воду! – вскрикнули все в один голос и
вскочили, как от электрического тока.
Мы забыли о том, что над нами сорок метров земли, не
чувствовали больше спертого воздуха. Стены забоя уже нас не давили, звон в ушах
прекратился. Мы дышали легко, сердца свободно бились в груди.
Теперь, чтобы точнее описать вам эту страшную катастрофу, я
должен рассказать, как она произошла и что было сделано для нашего спасения.
В понедельник утром, когда шахтеры спускались в шахту, небо
было покрыто тучами и все предвещало грозу. Около семи часов утра разразилась гроза
со страшным ливнем. Это был настоящий потоп. В несколько минут Дивона вышла из
берегов, и вода затопила поверхность земли, где находились шахтеры. Рабочие,
занятые наверху промывкой руды, спрятались от грозы и были в полной
безопасности. В этой местности наводнения случались не раз; но так как входы в
шахты расположены на значительной высоте, все считали, что вода не может в них
проникнуть, и беспокоились только о том, как бы спасти кучу бревен,
приготовленную для крепления галерей.
За этой работой и наблюдал инженер рудника. Вдруг он заметил
поток, который стремился в только что образовавшуюся пробоину. Он сразу понял,
в чем дело. Вода врывалась в шахту и убывала на поверхности. Следовательно,
шахты будут затоплены. Полтораста рабочих находились в этот день под землей,
потому что полтораста ламп было роздано утром. Тридцать ламп было возвращено
обратно, но сто двадцать шахтеров еще оставались в шахтах. Живы ли они? Смогут
ли укрыться от воды в каком-либо убежище?
В это время в некоторых местах земля и камни начали взлетать
на большую высоту. Дома дрожали, как от землетрясения. Газ и воздух,
вытесняемые водой, скапливались и там, где давление земли было слабее,
прорывали ее поверхность, как стенки котла. Катастрофа совершилась.
Новость быстро распространилась по Варсу. Со всех сторон к
руднику бежал народ: рабочие, любопытные, жены и дети шахтеров, находившихся в
шахтах. Они задавали вопросы, требовали ответа, кричали:
– От нас скрывают правду! Виноват инженер! Смерть ему!
И толпа ринулась в контору, где инженер, склонившись над
чертежами, отыскивал места, где могли укрыться шахтеры, и решал, откуда надо
было начинать спасательные работы.
К счастью, подоспели инженеры и шахтеры соседних рудников, а
также городские рабочие, и толпу удалось сдержать.
– Отец мой! Где мой муж?! Отдайте мне моего
сына! – слышались взволнованные крики, прерываемые рыданиями.
Что можно было ответить этим несчастным детям, женам,
матерям?
– Мы сделаем все возможное, мы отыщем и спасем
их, – успокаивали их инженеры.
Работа была организована именно так, как предполагал
«учитель». Вода вычерпывалась бадьями в трех стволах шахт, и эта работа должна
была производиться и днем и ночью, до тех пор пока последняя капля воды не
будет выкачана в Дивону. В то же время начали рыть подземные ходы. В каком
направлении следовало их вести, никто не знал. Рыли наугад. По этому поводу
среди инженеров возникли разногласия. Некоторые считали такую работу
бесполезной. Но инженер рудника надеялся, что люди укрылись в старых
выработках, и настаивал, чтобы ход вели по направлению к ним. Ход делали очень
узким: в нем помещался только один забойщик. Отбитый уголь сваливали в корзины,
которые передавали по контейнеру наружу. Как только забойщик уставал, его
сейчас же сменял другой. Так, без перерыва, днем и ночью, производились обе
работы: откачка воды и рытье хода. Если время тянулось медленно для тех, кто
работал наверху, то насколько медленнее тянулось оно под землей! Нам,
несчастным пленникам, оставалось только одно: ждать и ждать, не зная наверное,
успеют ли нас спасти. Шум бадей, черпающих воду, недолго радовал нас. Скоро у
всех появились сомнения. Спасательные работы начались – это верно, но как долго
они продолжатся неизвестно. В этом-то и заключался весь ужас. К нравственным
мучениям присоединялись теперь и физические.
Находясь на узкой площадке, мы не могли сделать ни одного
движения, чтобы размяться, и это нас страшно утомляло. У всех начались головные
боли, которые становились все сильнее и мучительнее. Лучше других чувствовал
себя почему-то Карори.
– Я голоден, – твердил он время от времени. –
«Учитель», дайте хлебца!
В конце концов «учитель» решил отрезать нам по куску от
краюхи, вынутой из шапки Карори.
– Мне мало, – заявил Карори.
– Придется есть понемногу, чтобы хлеба хватило
подольше.
Остальные с наслаждением разделили бы с нами эту еду, но они
обещали слушаться и держали свое слово.
– Нам запрещается есть, но пить, я думаю, можно? –
спросил Бергуну.
– Пей сколько влезет, воды у нас хватит.
– Выпей хоть всю галерею.
Пажес хотел спуститься вниз, но «учитель» ему не позволил:
– Ты свалишь туда мусор. Реми легче тебя и более ловок,
он спустится и достанет нам воды.
– В чем?
– В моем сапоге.
Мне дали сапог, и я приготовился соскользнуть вниз.
– Подожди, – сказал «учитель», – я подержу
тебя.
– Не бойтесь, я умею плавать.
– Держись за меня, – и он протянул руку.
Оттого ли, что «учитель» плохо рассчитал свои движения, или
у него онемели ноги, но он поскользнулся и полетел в темную яму головой вниз.
Туда же полетела лампа, которой он мне светил. Мы очутились в полной тьме. У
всех вырвался крик ужаса. К счастью, я уже спустился и бросился в воду вслед за
«учителем».
Во время моих странствий с Виталисом я хорошо научился
плавать и нырять и чувствовал себя в воде так же уверенно, как на земле. Но как
ориентироваться здесь, в такой темноте? Об этом я не думал, а боялся только
того, что «учитель» утонет. Где его искать? Куда нырять? Вдруг я почувствовал,
как его рука судорожно схватила меня за плечо и потащила под воду. Сильным
ударом ноги я поднялся на поверхность.
– Держитесь за меня, «учитель», опирайтесь сильнее и
поднимайте голову! Я вас спасу.
Но до спасения было еще далеко, так как я не имел понятия, в
какую сторону следовало плыть.
– Что же вы молчите? – закричал я.
– Реми, где ты?
Это был голос дяди Гаспара. Теперь я знал, что следует плыть
налево.
– Зажгите лампу!
Почти тотчас же загорелся свет. Я ухватился за глыбу
каменного угля и вытащил «учителя». Это было как раз вовремя, так как он
наглотался воды и уже начал задыхаться. Дядя Гаспар и Карори подняли «учителя»
на площадку. Вслед за ним взобрался и я. «Учитель» довольно скоро пришел в
себя.
Правда, мы не утонули, но промокли с головы до ног, что было
весьма неприятно. Сначала мы не обратили на это внимания, но вскоре холод дал
себя знать.
– Дайте какую-нибудь куртку Реми, – приказал
«учитель».
Никто не ответил.
– Все молчат?
– Мне самому холодно, – заявил Карори.
– А ты думаешь, нам тепло? Ведь мы промокли
насквозь, – сказал «учитель».
– Вольно же вам было падать в воду!
– Раз так, – сказал «учитель», – придется
кинуть жребий, кто из вас должен отдать что-либо из одежды.
Мне посчастливилось: я получил куртку Бергуну. А так как
Бергуну был человек длинноногий, то его куртка оказалась сухой. Завернувшись в
нее, я быстро согрелся.
После этого неприятного случая, на какое-то время
расшевелившего всех, мы снова впали в оцепенение и к нам вернулись мысли о
смерти. По-видимому, эти мысли сильнее угнетали моих товарищей, чем меня,
потому что они не могли спать, а я заснул. «Учитель», опасаясь, как бы я во сне
не скатился в воду, стал меня поддерживать, и я почувствовал себя как ребенок
на коленях у матери.
«Учитель» был не только умным, но и очень добрым человеком.
Когда я просыпался, он менял положение своей онемевшей руки и говорил:
– Спи, мальчик, не бойся, я держу тебя. Спи мой
маленький!
И я снова спокойно засыпал, зная, что он меня не уронит.
|
