Увеличить |
Глава 11
Выезд на охоту
Когда на
следующее утро из-за холмов на востоке от Парижа взошло ярко-красное солнце без
лучей, каким оно бывает в погожие зимние дни, в Луврском дворе все было в
движении уже добрых два часа.
Великолепный
берберский жеребец, стройный и нервный, на ногах которого видна была сетка
переплетающихся жил, как у оленя, бил копытом о землю, прядал ушами и шумно
выпускал пар из ноздрей, ожидая Карла IX. Но он был все же менее нетерпелив,
чем его хозяин, задержанный Екатериной, которая остановила его на ходу, чтобы
поговорить, по ее словам, о важном деле.
Они
стояли в застекленной галерее: Екатерина – холодная, бледная, бесстрастная, как
всегда, и Карл IX, который дрожал от нетерпения, грыз ногти и стегал двух
любимых собак, на которых были надеты панцири, чтобы предохранить их от ударов
клыков и чтобы они могли безнаказанно схватиться со страшным зверем. К груди
панциря был пришит маленький щиток с французским гербом вроде тех, что нашивали
на грудь пажей, не раз завидовавших преимуществам этих счастливых любимчиков.
– Примите
во внимание, Карл, – говорила Екатерина, – что, кроме вас и меня,
пока еще никому не известно о том, что поляки вот-вот приедут, а между тем
король Наваррский – да простит меня Бог! – ведет себя так, как будто знает
об этом. Несмотря на свое отречение, в которое я никогда не верила, он
поддерживает связь с гугенотами. Разве вы не заметили, как часто он куда-то
уходит в последнее время? У него появились деньги, которых у него никогда не
было; он покупает лошадей, оружие, а в дождливую погоду с утра до вечера
упражняется в фехтовании.
– Ах,
Боже мой! – с нетерпением сказал Карл IX. – Неужели вы думаете,
матушка, что он собирается убить меня или моего брата, герцога Анжуйского? В
таком случае ему надо еще поучиться: не далее как вчера я нанес ему на камзол
рапирой одиннадцать точек, а он насчитал у меня всего шесть. А мой брат
Анжуйский фехтует еще искуснее меня или, по его словам, не хуже меня.
– Послушайте,
Карл, не относитесь так легкомысленно к тому, что говорит ваша мать, –
настаивала Екатерина. – Польские послы скоро приедут, и вот тогда вы
увидите! Как только они появятся в Париже, Генрих сделает все возможное, чтобы
привлечь их внимание к себе. Он вкрадчив, он себе на уме, не говоря о том, что
его жена, которая, уж не знаю по каким причинам, ему помогает, будет болтать с
послами, говорить с ними по-латыни, по-гречески, по-венгерски и, кто ее знает,
по-каковски еще! Говорю вам. Карл, – а вы знаете, что я никогда не
ошибаюсь, – говорю вам: они что-то затевают.
В эту
минуту пробили часы, и Карл IX, перестав слушать Екатерину, прислушался к их
бою.
– Проклятие!
Семь часов! – воскликнул он. – Час ехать – итого восемь! Час на то,
чтобы доехать до места сбора и набросить гончих, – да мы только в девять
начнем охоту! Честное слово, матушка, из-за вас я потеряю уйму времени!
Отстань, Смельчак!.. Проклятие!.. Отстань же, говорят тебе, разбойник!
Он
сильно хлестнул по спине молосского дога; бедное животное, изумленное таким
наказанием в ответ на свою ласку, взвизгнуло от боли.
– Карл,
выслушайте же меня, ради Бога, – стояла на своем Екатерина, – и не
рискуйте своей судьбой и судьбой Франции. От вас только и слышишь: охота,
охота, охота!.. Исполните долг короля, тогда и охотьтесь сколько душе угодно!
– Хорошо,
хорошо. Матушка! – сказал Карл, бледный от нетерпения. – Объяснимся
поскорее: из-за вас во мне все клокочет. Честное слово, бывают дни, когда я вас
просто не понимаю!
Он
остановился, похлопывая ручкой арапника по сапогу. Екатерина решила, что
благоприятный момент настал и что упускать его нельзя.
– Сын
мой, у нас есть доказательство, что де Муи вернулся в Париж, – сказала
она. – Его видел господин де Морвель, которого вы хорошо знаете. Он мог
приехать только к королю Наваррскому! Надеюсь, этого достаточно, чтобы
подозревать Генриха больше, чем когда-либо.
– Опять
вы нападаете на моего бедного Анрио! Вы хотите, чтобы я приказал убить
его, – так, что ли?
– О
нет!
– Изгнать
его? Но как вы не понимаете, что в изгнании он будет куда опаснее, чем здесь, у
нас на глазах, в Лувре, где он не может сделать ничего такого, что не стало бы
нам известно в ту же минуту?
– Потому-то
я и не хочу, чтобы его отправили в изгнание.
– Тогда
чего же вы хотите? Говорите скорее!
– Я
хочу, чтобы, пока поляки будут в Париже, он посидел в тюрьме, – например,
в Бастилии.
– Ну
нет! – воскликнул Карл. – Сегодня мы с ним охотимся на кабана, а он один
из лучших моих помощников на охоте. Без него охоты нет! Черт возьми! Вы,
матушка, думаете только о том, как вывести меня из терпения!
– Ах,
милый сын, да разве я говорю, что сегодня? Послы приедут завтра или
послезавтра. Арестуем его после охоты, сегодня вечером… или ночью…
– Это
дело другое! Там увидим! Мы еще поговорим об этом. После охоты – я ничего не
имею против. Прощайте! Сюда, Смельчак! Или ты тоже будешь дуться на меня?
– Карл, –
сказала Екатерина, останавливая сына за руку и рискуя вызвать этой задержкой новую
вспышку гнева, – я думаю, что арест можно отложить до вечера или до ночи,
но приказ об аресте лучше подписать сейчас.
– Писать
приказ, подписывать, разыскивать печать для королевских грамот, а мы едем на
охоту, меня ждут, а я никогда не заставлял себя ждать! Нет, к черту, к черту!
– Но
я вас так люблю, что не стану вас задерживать. Я все предусмотрела. Войдите
сюда, ко мне – все готово!
Екатерина
проворно, словно ей было двадцать лет, отворила дверь в свой кабинет и показала
королю чернильницу, перо, грамоту, печать и зажженную свечку.
Король
взял грамоту и быстро пробежал ее глазами:
– «Приказ…
арестовать и препроводить в Бастилию брата нашего Генриха Наваррского». –
Готово! Прощайте, матушка! – сказал он, подписываясь одним росчерком, и бросился
из кабинета с собаками вне себя от радости, что так дешево отделался от матери.
Во дворе
все ждали Карла с нетерпением и, зная, как он пунктуален во всем, что касается
охоты, удивлялись, что он опаздывает. Зато когда он появился, охотники
приветствовали его криками, доезжачие – фанфарами, лошади – ржанием, собаки –
лаем.
Весь
этот шум и гам так подействовал на Карла, что его бледные щеки покрылись
румянцем, сердце забилось, и на мгновение он стал счастливым и юным.
Король
наспех поздоровался с этим блестящим обществом, собравшимся во дворе: он кивнул
головой герцогу Алансонскому, помахал рукой Маргарите, прошел мимо Генриха,
сделав вид, что не заметил его, и вскочил на своего горячего берберского
жеребца. Жеребец стал бить под ним задом, но, сделав два-три курбета,
почувствовал, с каким седоком имеет дело, и успокоился.
Снова
загремели фанфары, и король выехал из Лувра в сопровождении герцога Алансонского,
короля Наваррского, Маргариты, герцогини Неверской, г-жи де Сов, Таванна и всей
придворной знати.
Само
собою разумеется, что в числе охотников были Коконнас и Ла Моль.
Что
касается герцога Анжуйского, то он уже три месяца был на осаде Ла-Рошели.
В
ожидании короля Генрих подъехал поздороваться с женой, та, отвечая на его
приветствие, шепнула ему на ухо:
– Нарочный
из Рима был у герцога Алансонского. Коконнас сам ввел его к нему на четверть
часа раньше, чем курьера от герцога Неверского ввели к королю.
– Значит,
ему все известно? – спросил Генрих.
– Конечно,
известно, – ответила Маргарита. – Вы только посмотрите, как блестят
его глаза, несмотря на всю его скрытность!
– Я
думаю! – прошептал Беарнец. – Ведь сегодня он гонится уже за тремя
зайцами: Францией, Польшей и Наваррой, не считая кабана!
Он
поклонился жене, вернулся на свое место и подозвал одного из слуг, родом
беарнца, предки которого в течение столетия служили его предкам и который
обычно был посланцем в любовных дедах Генриха.
– Ортон! –
обратился к нему Генрих. – Этот ключ передай кузену госпожи де Сов, ты его
знаешь, он живет у своей возлюбленной на углу улицы Катр-Фис; скажешь ему, что
его кузина желает поговорить с ним сегодня вечером. Пусть он войдет ко мне в
комнату и, если меня не будет дома, пусть подождет; если же я очень запоздаю,
пускай ложится спать на мою постель.
– Ответа
не требуется, государь?
– Нет,
только скажи мне, застал ты его дома или нет. А ключ отдашь только ему, понимаешь?
– Да,
государь.
– Постой!
Куда тебя черт несет? Перед тем, как мы выйдем из Парижа, я подзову тебя, чтобы
ты переседлал мне лошадь, – тогда будет понятно, почему ты опоздал, а
когда выполнишь поручение, догонишь нас в Бонди. Слуга кивнул головой и отъехал
в сторону. Собравшиеся двинулись по улице Сент-Оноре, затем по улице Сен-Дени
и, наконец, въехали в предместье; на улице Сен-Лоран лошадь короля Наваррского
расседлалась, Ортон подъехал к нему, и все произошло так, как условились слуга
и господин, который поскакал вдогонку за королевским поездом на улицу Реколе, в
то время как его верный слуга скакал на улицу Катр-Фис.
Когда
Генрих Наваррский присоединился к королю, Карл был занят столь интересным разговором
с герцогом Алансонским о погоде, о возрасте обложенного кабана-одинца, о месте
его лежки, что не заметил или сделал вид, будто не заметил, что Генрих на
некоторое время отстал.
Маргарита
все это время издали наблюдала за обоими, и ей казалось, что всякий раз, как ее
брат-король смотрел на Генриха, в глазах его появлялось смущение.
Герцогиня
Неверская хохотала до слез, потому что Коконнас, особенно веселый в этот день,
беспрестанно отпускал остроты, стараясь насмешить дам.
Ла Моль
уже два раза нашел случай поцеловать белый с золотой бахромой шарф Маргариты и
сделал это с ловкостью, присущей любовникам, так, что его проделку заметили
всего-навсего три-четыре человека.
В
четверть девятого все общество прибыло в Бонди.
Карл IX
первым делом спросил, не ушел ли кабан.
Обошедший
зверя доезжачий ручался, что кабан в лежке.
Закуска
была уже готова. Король выпил стакан венгерского, пригласил к столу дам, а сам,
сгорая от нетерпения, чтобы убить время, пошел осматривать псарню и ловчих
птиц, приказав не расседлывать его лошадь, ибо, заметил он, ему еще не
доводилось ездить на такой отличной, такой выносливой лошади.
Король
производил осмотр, а между тем появился герцог де Гиз. Он был вооружен так, как
будто ехал не на, охоту, а на войну; его сопровождало двадцать – тридцать
дворян в таком же снаряжении. Он тотчас осведомился, где король, подошел к нему
и вернулся вместе с ним, продолжая какой-то разговор.
Ровно в
девять часов король сам протрубил сигнал «набрасывать» собак, все сели на лошадей
и поехали к месту охоты.
Улучив
по дороге удобную минуту, Генрих опять подъехал к жене.
– Что
нового? – спросил он.
– Ничего,
кроме того, что мой брат Карл как-то странно на вас посматривает, –
ответила Маргарита.
– Я
это заметил, – сказал Генрих.
– А
вы приняли меры предосторожности?
– На
мне кольчуга, отличный испанский охотничий нож, отточенный, как бритва, острый,
как игла, – я протыкаю им дублоны.
– Ну,
да хранит вас Бог! – сказала Маргарита. Доезжачий, ехавший во главе охоты,
дал знак остановиться; охота подъехала к лежке.
|