Глава XXVI
О том, как господин де
Сен-Люк показал господину де монсоро удар, которому его научил король
Граф де
Монсоро ждал Сен-Люка со шпагой в руках, выстукивая ногой яростный вызов.
– Ты
готов? – спросил граф.
– Кстати, –
сказал Сен-Люк, – вы выбрали себе совсем недурное место: спиной к солнцу.
Пожалуйста, пожалуйста, не стесняйтесь.
Монсоро
повернулся на четверть оборота.
– Отлично, –
сказал Сен-Люк, – так мне будет хорошо видно, что я делаю.
– Не
щади меня, – сказал Монсоро, – я буду драться насмерть.
– Вот
как? – сказал Сен-Люк. – Стало быть, вы обязательно хотите меня
убить?
– Хочу
ли я? О! Да… я хочу!
– Человек
предполагает, а бог располагает, – заметил Сен-Люк, в свою очередь обнажая
шпагу.
– Ты
говоришь…
– Я
говорю… Поглядите повнимательней на эти вот маки и одуванчики.
– Ну?
– Ну
так вот, я говорю, что уложу вас прямо на них.
И,
продолжая смеяться, Сен-Люк встал в позицию. Монсоро неистово бросился на него
и с невероятным проворством нанес Сен-Люку два или три удара, которые тот отбил
с не меньшей ловкостью.
– Клянусь
богом, господин де Монсоро, – сказал Сен-Люк, продолжая фехтовать с противником, –
вы недурно владеете шпагой, и всякий другой, кроме меня или Бюсси, был бы убит
на месте вашим последним отводом.
Монсоро
понял, с каким человеком он имеет дело, и побледнел.
– Вы,
должно быть, удивлены, – прибавил Сен-Люк, – что я так сносно
управляюсь со шпагой. Дело в том, что король – он, как вам известно, очень меня
любит – взял на себя труд давать мне уроки и, среди прочего, научил меня удару,
который я вам сейчас покажу. Я говорю все это затем, чтобы вы имели
удовольствие, если вдруг я убью вас этим ударом, знать, что вас убили ударом,
преподанным королем. Вам это будет весьма лестно.
– Вы
ужасно остроумны, сударь, – сказал выведенный из себя Монсоро, делая выпад
правой ногой, чтобы нанести прямой удар, способный проткнуть насквозь стену.
– Проклятие!
Стараюсь, как могу, – скромно ответил Сен-Люк, отскакивая в сторону.
Этим
движением он вынудил своего противника сделать полувольт и повернуться лицом
прямо к солнцу.
– Ага! –
сказал Сен-Люк. – Вот вы уже и там, где мне хотелось вас видеть, прежде
чем я увижу вас там, куда хочу вас уложить. Недурно я выполнил этот прием,
верно? Право же, я доволен, очень доволен! Только что вы имели всего пятьдесят
шансов из ста быть убитым, а сейчас у вас их девяносто девять.
И со
стремительной силой и ожесточением, которых не знал за ним Монсоро и которых никто
не заподозрил бы в этом изнеженном молодом человеке, Сен-Люк нанес главному
ловчему, не останавливаясь, один за другим пять ударов. Монсоро, ошеломленный
этим ураганом из свиста и молний, отбил их. Шестой удар был ударом прим; он
состоял из двойной финты, парады и рипоста. Первую половину этого удара графу
помешало увидеть солнце, а вторую он не смог увидеть потому, что шпага Сен-Люка
вошла в его грудь по самую рукоятку.
Какое-то
мгновение Монсоро еще продолжал стоять, словно подрубленный дуб, ждущий лишь
легкого дуновения, чтобы понять, в какую сторону ему падать.
– Вот
и все, – сказал Сен-Люк. – Теперь у вас все сто шансов. И вот что,
заметьте, сударь: вы упадете как раз на те маки и одуванчики, которые я имел
честь вам показать.
Силы
оставили графа. Его пальцы разжались, глаза затуманились. Он подогнул колени и
рухнул на маки, смешав с их пурпуром багрянец своей крови.
Сен-Люк
спокойно вытер шпагу и стоял, наблюдая за сменой оттенков, которая постепенно
превращает лицо агонизирующего человека в маску трупа.
– А!
Вы убили меня, сударь, – сказал Монсоро.
– Я
старался убить вас, – ответил Сен-Люк, – но теперь, когда вы лежите
тут и вот-вот испустите дух, черт меня побери, если мне не досадно, что я
сделал это. Теперь я испытываю к вам глубокое уважение, сударь. Вы ужасно
ревнивы, оно верно, но вы храбрый человек.
И,
весьма довольный своей надгробной речью, Сен-Люк опустился на колено возле
Монсоро и сказал ему:
– Нет
ли у вас какого-нибудь последнего желания, сударь? Слово дворянина – оно будет
исполнено. Обычно, по себе знаю, когда ты ранен, испытываешь жажду. Может быть,
вы хотите пить? Я пойду за водой.
Монсоро не
отвечал.
Он
повернулся лицом к земле и, хватая зубами траву, бился в луже собственной
крови.
– Бедняга! –
сказал Сен-Люк, вставая. – О! Дружба, дружба, ты очень требовательное божество.
Монсоро
с трудом приоткрыл один глаз, попытался приподнять голову и с леденящим душу
стоном вновь уронил ее на землю.
– Ну
что ж, он мертв, – произнес Сен-Люк. – Забудем о нем… Легко сказать:
забудем… Как ни говори, а я убил человека. Не скажешь, что я даром терял время
в Анжу.
И он тут
же перелез через стену и парком вернулся в замок.
Первым
человеком, которого он увидел там, была Диана. Она беседовала с подругой.
«Как к
лицу ей будет траур», – подумал Сен-Люк.
Потом,
подойдя к очаровательной группе, составленной двумя молодыми женщинами, он
сказал:
– Простите,
любезная дама, но мне совершенно необходимо сказать пару слов госпоже де
Сен-Люк.
– Пожалуйста,
дорогой гость, пожалуйста, – ответила госпожа де Монсоро. – Я пойду к
отцу в библиотеку. Когда ты поговоришь с господином де Сен-Люком, –
добавила она, обращаясь к подруге, – приходи, я буду там.
– Да,
обязательно, – сказала Жанна.
И Диана
с улыбкой удалилась, помахав ей рукой.
Супруги
остались одни.
– В
чем дело? – спросила Жанна с самым веселым выражением на лице. – У
вас мрачный вид, дорогой супруг!
– Еще
бы! – ответил Сен-Люк.
– А
что произошло?
– Э!
Боже мой! Несчастный случай.
– С
вами? – испугалась Жанна.
– Не
совсем со мной, но с человеком, который находился возле меня.
– С
кем же?
– С
тем, с кем я прогуливался.
– С
господином де Монсоро?
– Увы,
да! Бедный, дорогой граф!
– Так
что же с ним случилось?
– Я
полагаю, что он умер.
– Умер? –
воскликнула Жанна с вполне понятным волнением. – Умер!
– Вот
именно.
– Да
ведь он только что был здесь, говорил, смотрел!..
– Э!
В этом как раз и причина его смерти: он слишком много смотрел и в особенности
слишком много говорил.
– Сен-Люк,
друг мой, – сказала молодая женщина, схватив мужа за руки.
– Что?
– Вы
от меня ничего не скрываете?
– Я?
Ничего решительно, клянусь вам. Не скрываю даже места, где он умер.
– А
где он умер?
– Там,
за стеной, на той самой полянке, где наш друг Бюсси имел обыкновение
привязывать своего коня.
– Это
вы его убили, Сен-Люк?
– Проклятие!
А кто же еще? Нас было только двое, я возвращаюсь живой и говорю вам, что он
мертв: нетрудно отгадать, кто из нас двоих кого убил.
– Несчастный
вы человек!
– Ах,
дорогая моя! – сказал Сен-Люк. – Он меня на это вызвал: оскорбил
меня, первый обнажил шпагу.
– Это
ужасно! Это ужасно! Бедный граф!
– Вот,
вот, – сказал Сен-Люк, – я так и знал. Увидите, через неделю его
будут называть: «Святой Монсоро».
– Но
вам нельзя оставаться здесь! – вскричала Жанна. – Вы не можете больше
жить под крышей дома того человека, которого вы убили.
– Это
самое я только что и сказал себе и потому поспешил к вам, моя дорогая, просить
вас подготовиться к отъезду.
– Но
вас-то он, по крайней мере, не ранил?
– Наконец-то!
Вот вопрос, который, хотя и задан с некоторым запозданием, все же примиряет
меня с вами! Нет, я совершенно невредим.
– Стало
быть, мы уезжаем?
– И
чем скорее, тем лучше, так как вы понимаете; с минуты на минуту несчастье может
открыться.
– Какое
несчастье? – вскрикнула госпожа де Сен-Люк, возвращаясь вспять в своих
мыслях, как иной раз возвращаются назад по своим шагам.
– Ах! –
вздохнул Сен-Люк.
– Но
я подумала, – сказала Жанна, – ведь теперь госпожа де Монсоро –
вдова.
– То
же самое говорил себе я.
– После
того как убили его?
– Нет,
до того.
– Что
ж, пока я пойду предупредить ее…
– Щадите
ее чувства, дорогой друг!
– Бессовестный!
Пока я пойду предупредить ее, оседлайте коней: сами оседлайте, как для
прогулки.
– Замечательная
мысль! Хорошо, если у вас их будет побольше, дорогая моя, потому что, должен
вам признаться, у меня уже голова идет кругом.
– Но
куда мы поедем?
– В
Париж.
– В
Париж! А король?
– Король,
наверное, уже все забыл. Произошло столько событий с тех пор, как мы с ним виделись,
и, кроме того, если будет война, что вероятно, мое место возле него.
– Хорошо.
Значит, мы едем в Париж?
– Да.
Но сначала мне нужны перо и чернила.
– Кому
вы собираетесь писать?
– Бюсси.
Вы понимаете, что я не могу покинуть Анжу, не сказав ему, почему я уезжаю.
– Это
верно. Все, что нужно для письма, вы найдете в моей комнате.
Сен-Люк
тотчас же туда поднялся и рукой, которая, какой бы твердой она у него ни была,
все же слегка дрожала, торопливо набросал следующие строки:
«Дорогой
друг!
Вы
узнаете из уст молвы о несчастье, которое приключилось с господином де Монсоро.
Мы с ним поспорили на старой лесосеке о причинах и следствиях разрушения стен и
о том, следует ли лошадям самим находить дорогу. В разгар этого спора господин
де Монсоро упал на маки и одуванчики, и столь неловко, что тут же на месте
умер.
Ваш
друг навеки
Сен-Люк.
Р.S.
Так как все это в первую минуту может показаться вам несколько неправдоподобным,
добавлю, что, когда произошло это несчастье, мы оба держали в руках шпаги.
Я
немедленно уезжаю в Париж засвидетельствовать мое почтение королю. В Анжу,
после того, что случилось, я не чувствую себя в полной безопасности».
Десять
минут спустя один из слуг барона уже скакал с этим письмом в Анжер, в то время
как господин и госпожа де Сен-Люк, в полном одиночестве, покидали замок через
потайные ворота, выходившие на самую кратчайшую дорогу к Парижу. Они оставили
Диану в слезах и в особенности в большом затруднении, как рассказать барону
грустную историю этой дуэли.
Когда
Сен-Люк проезжал мимо, Диана отвела глаза в сторону.
– Вот
и оказывай после этого услуги своим друзьям, – сказал тот жене. –
Нет, решительно, все люди неблагодарны, только один я способен на
признательность.
|