Увеличить |
Глава XIV
Влюбленные
Обмороки,
вызванные радостью, никогда не бывают ни чрезмерно долгими, ни чрезмерно
опасными. Правда, есть свидетельства, что они приводили иной раз к смертельному
исходу, но такие случаи чрезвычайно редки.
Поэтому
Диана весьма скоро открыла глаза и обнаружила, что находится в объятиях Бюсси,
ибо Бюсси не пожелал уступить госпоже де Сен-Люк привилегию встретить первый
взгляд Дианы.
– О! –
прошептала она, приходя в себя. – О! Это ужасно, граф, появиться так
внезапно!
Бюсси
ожидал других слов.
И кто
знает – мужчины так требовательны, – кто знает, повторяем мы, быть может,
он ждал вовсе не слов, а чего-то другого, он, не один раз присутствовавший при
возвращении к жизни после обмороков или беспамятства?
Однако
Диана не только ограничилась этими словами, но более того, она мягко освободилась
из плена рук де Бюсси и отступила к подруге, которая поначалу отошла было из
деликатности на несколько шагов в сторону, под деревья, но потом прелестное
зрелище примирения двух любящих разбудило в ней свойственное женщинам любопытство,
и она потихоньку вернулась назад, не для того, чтобы принять участие в
разговоре, но чтобы быть достаточно близко от разговаривающих и ничего не
упустить…
– Так
вот, значит, как вы меня встречаете, сударыня? – сказал Бюсси.
– Ах, –
сказала Диана, – это в самом деле очень мило, очень трогательно, господин
де Бюсси, то, что вы сделали… Но…
– О!
Бога ради, не надо никаких «но», – вздохнул Бюсси, снова опускаясь на
колени.
– Нет,
нет, только не так, не на коленях, господин де Бюсси.
– О!
Позвольте мне молить вас на коленях, – сказал граф, сложив ладони, –
я так давно мечтал о месте у ваших ног.
– Возможно,
но, чтобы занять его, вы перебрались через стену. Это не подобает знатному сеньору
и, более того, весьма неосторожно для человека, который печется о моей чести.
– Почему?
– А
если бы вас случайно заметили?
– Кто
бы меня заметил?
– Да
наши охотники, они всего четверть часа тому назад проскакали тут по лесу мимо
стены.
– О!
Успокойтесь, сударыня, я слишком старательно прячусь, чтобы меня смогли заметить.
– Он
прячется! Ах, – воскликнула Жанна, – это совсем как в романе,
расскажите нам, как вы прячетесь, господин де Бюсси.
– Во-первых,
если я не присоединился к вам по дороге, то не по своей вине: я поехал одним
путем, вы – другим. Вы прибыли через Рамбуйе, я через Шартр. Во-вторых,
слушайте и судите, влюблен ли в вас бедный Бюсси: я не решился присоединиться к
вам, хотя не сомневался, что смог бы это сделать. Я прекрасно знал, что Жарнак
отнюдь не влюблен и что это достойное животное без особого восторга относится к
возвращению в Меридор; ваш отец тоже не имел никаких оснований торопиться, ведь
вы были возле него. Но я хотел встретиться с вами не в присутствии вашего
батюшки и не в обществе ваших людей, потому что я гораздо больше беспокоюсь о
том, чтобы не нанести урон вашей чести, чем вы думаете. Я ехал не торопясь и
грыз ручку моего хлыста, да, ручка хлыста была моей обычной пищей в эти дни.
– Бедный
мальчик! – сказала Жанна. – Оно и видно, погляди, как он похудел.
– Наконец
вы прибыли, – продолжал Бюсси, – я снял квартиру в предместье города
и видел, спрятавшись за ставнями, как вы проехали мимо.
– О!
Боже мой! Вы живете в Анжере под своим именем? – спросила Диана.
– За
кого вы меня принимаете? – сказал, улыбаясь, де Бюсси. – Конечно,
нет, я – странствующий купец. Поглядите на этот светло-коричневый камзол, в нем
меня не очень-то узнаешь, такой цвет любят суконщики и мастера золотых и
серебряных дел. Ну, а кроме того, у меня весьма озабоченный и занятой вид, и я
вполне могу сойти за аптекаря, разыскивающего целебные травы. Короче говоря,
меня еще не заметили.
– Бюсси,
красавец Бюсси, два дня кряду находится в провинциальном городишке, и его не
заметили? При дворе этому никогда не поверят.
– Продолжайте,
граф, – сказала Диана, краснея. – Как вы добрались из Анжера сюда?
– У
меня два чистокровных скакуна. Я сажусь на одного из них и шагом выезжаю из
города, то и дело останавливаясь, чтобы поглазеть на объявления и вывески. Но
стоит мне очутиться вдали от чужих взглядов, я тотчас же пускаю коня в галоп, и
за двадцать минут он покрывает три с половиной лье между городом и замком.
Оказавшись в Меридорском лесу, я определяю стороны света и нахожу стену парка.
Но она длинная, и даже очень, ведь парк большой. Вчера я исследовал эту стену
больше чем четыре часа; взбирался на нее то там, то здесь, все надеясь увидеть
вас. И наконец, к вечеру, когда я уже почти отчаялся, я вас увидел. Вы шли к
дому, позади вас прыгали две большие собаки барона, они пытались схватить
молодую куропатку, которую госпожа де Сен-Люк держала в высоко поднятой руке.
Потом вы скрылись из виду.
Я
спрыгнул в парк, прибежал сюда, где мы сейчас, увидел, что трава и мох здесь
сильно примяты, и решил, что, вполне возможно, это ваше излюбленное место: тут
так приятно в жару. Чтобы узнать это место, я надломил ветки, как делают на
охоте, и, вздыхая, что для меня всегда ужасно мучительно…
– С
непривычки, – прервала с улыбкой Жанна.
– Вполне
возможно, сударыня. Итак, вздыхая, что для меня, повторяю, всегда ужасно мучительно,
я поскакал к городу. Я был очень утомлен, кроме того, взбираясь на деревья, я
разорвал мой светло-коричневый камзол, и, однако, несмотря на прорехи в
камзоле, несмотря на боль в груди, я был счастлив: я видел вас.
– По-моему,
это восхитительный рассказ, – сказала Жанна, – вы преодолели ужасные
препятствия, это прекрасно и героично, но я боюсь взбираться на деревья, и,
окажись я на вашем месте, я поберегла бы свой камзол и особенно свои прекрасные
белые руки. Посмотрите, в каком ужасном состоянии ваши: все исцарапаны
колючками.
– Верно.
Но тогда я не увидел бы ту, которую искал.
– Вот
уж нет. Я бы увидела ее и нагляделась бы побольше вашего и на Диану де Меридор,
и даже на госпожу де Сен-Люк.
– А
что бы вы сделали для этого? – с живостью спросил Бюсси.
– Явилась
бы прямо к подъемному мосту Меридорского замка и вошла в замок. Господин барон
сжал бы меня в своих объятиях, госпожа де Монсоро усадила бы меня рядом с собой
за стол, господин де Сен-Люк осыпал бы меня знаками внимания, госпожа де
Сен-Люк составляла бы со мной анаграммы. Это был бы самый простой в мире
способ. Правда, самые простые в мире способы никогда не приходят на ум
влюбленным.
Бюсси
улыбнулся, бросил взгляд в сторону Дианы и покачал головой.
– Ну
нет, – сказал он, – нет. То, что сделали бы вы, годится для всех, но
не для меня.
Диана
залилась краской, словно ребенок, и в глазах обоих появилось одно и то же выражение,
а на устах – одна и та же улыбка.
– Вот
так так! – сказала Жанна. – По всему выходит, что я ничего больше не
понимаю в хороших манерах.
– Нет! –
сказал Бюсси, отрицательно покачав головой. – Нет, я не мог явиться в
замок! Графиня замужем, и господин барон несет обязательство перед своим зятем
– каким бы он ни был – строго следить за его женой.
– Что
ж, – сказала Жанна, – вот я и получила урок благородства, примите мою
признательность, господин де Бюсси, я действительно его заслужила, это меня
отучит вмешиваться в дела безумцев.
– Безумцев? –
переспросила Диана.
– Безумцев
или влюбленных, – ответила госпожа де Сен-Люк, – и поэтому…
Она
поцеловала подругу в лоб, сделала реверанс Бюсси и убежала.
Диана
пыталась было остановить Жанну за руку, но Бюсси завладел другой рукой Дианы, и
молодой женщине, столь крепко удерживаемой своим возлюбленным, пришлось
решиться и отпустить подругу.
Итак,
Бюсси и Диана остались одни.
Диана,
бросив взгляд вслед госпоже де Сен-Люк, которая шла, срывая по пути цветы, покраснела
и снова опустилась на траву.
Бюсси
улегся к ее ногам.
– Я
поступил как должно, не правда ли, сударыня? Вы меня одобряете?
– Не
стану лукавить, – ответила Диана, – к тому же вам известны мои мысли.
Да, я одобряю вас, но на этом кончается моя снисходительность. Стремиться к
вам, призывать вас, как я это делала только что, было безумием с моей стороны,
грехом.
– Бог
мой! Что вы такое говорите, Диана?
– Увы,
граф, я говорю правду! Я имею право делать несчастным господина де Монсоро, который
сам довел меня до такой крайности, но я располагаю этим правом только до тех
пор, пока воздерживаюсь от того, чтобы осчастливить другого. Я могу отказать
графу в моем обществе, моей улыбке, моей любви, но если я одарю этими милостями
другого, я ограблю того, кто, вопреки моему желанию, является моим господином.
Бюсси
терпеливо выслушал это нравоучение, весьма смягченное, впрочем, прелестью Дианы
и ее кротким тоном.
– Сейчас
моя очередь, не так ли? – спросил он.
– Говорите, –
ответила Диана.
– Со
всей откровенностью?
– Говорите!
– Ну
так вот, в том, что вы мне сказали, сударыня, нет ни одного слова, сказанного
от сердца.
– Почему?
– Наберитесь
терпения и выслушайте меня, сударыня, ведь я слушал вас терпеливо. Вы засыпали
меня софизмами.
Диана
сделала протестующее движение.
– Общие
места морали, – продолжал Бюсси, – не что иное, как софизмы, когда
они оторваны от реальности. В обмен на ваши софизмы, сударыня, я преподнесу вам
истину. Некий мужчина является вашим господином, говорите вы, но разве вы сами
выбрали себе этого мужчину? Нет, его навязали вам роковые обстоятельства, и вы
подчинились им. Вопрос состоит в том, собираетесь ли вы страдать всю жизнь от
этого подлого принуждения? Если нет, то я могу вас от него освободить.
Диана
открыла рот, чтобы заговорить, но Бюсси остановил ее жестом.
– О!
Я знаю, что вы мне ответите, – сказал он. – Вы мне ответите, что,
если я вызову господина де Монсоро на дуэль и убью его, мне больше не видать
вас… Пусть так, пусть, разлученный с вами, я умру от горя, но зато вы будете
жить свободной, вы сможете сделать счастливым достойного человека, и он,
исполненный радости, благословит когда-нибудь мое имя и скажет: «Спасибо,
Бюсси, спасибо! Ты освободил нас от этого мерзкого Монсоро!» Да и вы сами,
Диана, вы, которая не осмелилась бы поблагодарить меня живого, поблагодарите
меня умершего.
Молодая
женщина схватила руку графа и нежно сжала ее.
– Вы
еще не умоляли, Бюсси, – сказала она, – а уже угрожаете.
– Угрожать
вам?! О! Господь слышит меня и знает мои намерения. Я беззаветно люблю вас,
Диана, и никогда не поступлю так, как поступил бы другой на моем месте. Я знаю,
что и вы меня любите. Боже мой! Только не отрицайте этого, иначе вы приравняете
себя к тем пошлым людям, у коих слово расходится с делом. Я знаю, что любите,
вы сами мне в этом открылись. И еще: любовь, подобная моей, сияет, как солнце,
и оживляет все сердца, к которым она прикасается, поэтому я не буду умолять
вас, я не предоставлю отчаянию изничтожить меня. Нет, я встану на колени у
ваших ног, которые готов целовать, и скажу вам, положа правую руку на сердце –
оно ни разу не солгало ни по расчету, ни из-за страха, – я скажу вам:
«Диана, я люблю вас и буду любить всю жизнь! Диана, клянусь перед лицом неба, я
умру за вас, умру, обожая вас». И если вы мне снова скажете: «Уходите, не
похищайте счастья, принадлежащего другому», я поднимусь без вздоха, без
возражения, поднимусь с этого места, где я, несмотря на все, чувствую себя
таким счастливым, и, низко поклонившись вам, подумаю: «Эта женщина меня не
любит, эта женщина не полюбит меня никогда». А затем я уйду, и вы больше меня
никогда не увидите. Но так как моя преданность вам превосходит даже мою любовь,
так как желание видеть вас счастливой сохранится во мне, даже когда я уверюсь,
что не могу быть счастлив сам, так как, не похитив у другого его счастья, я получу
право похитить у него жизнь, я воспользуюсь своим правом, сударыня, хотя бы для
этого мне пришлось пожертвовать собственной жизнью: я убью его, убью из страха,
что иначе вы навеки останетесь в рабстве и что ваше рабство вынудит вас и
впредь делать несчастными хороших людей, которые вас полюбят.
Бюсси
произнес эти слова с большим волнением. Диана прочла в его сверкающем и честном
взоре, что решение его твердо. Она поняла: он сделает то, что сказал, его
слова, без всяких сомнений, претворятся в дела; и как апрельские снега тают под
лучами солнца, так растаяла ее суровость в пламени этого взора.
– Благодарю, –
сказала она, – благодарю, мой друг, за то, что вы лишаете меня выбора. Это
еще одно из проявлений деликатности с вашей стороны – вы хотите, чтобы, уступив
вам, я не мучилась угрызениями совести. А теперь: будете ли вы любить меня до
самой смерти, как говорили? Не окажусь ли я просто вашей прихотью и не
заставите ли вы меня однажды горько пожалеть, что я не вняла любви господина де
Монсоро? Но нет, я не могу ставить вам условия. Я побеждена, я сдаюсь, я ваша,
Бюсси, пусть не по закону, но, во всяком случае, – по любви. Оставайтесь,
мой друг, и теперь, когда моя жизнь и ваша – одно целое, оберегайте нас.
С этими
словами Диана положила одну из своих белоснежных изящных ручек на плечо де
Бюсси и протянула ему другую, которую он с любовью прижал к губам. Диана вся
затрепетала от этого поцелуя.
Тут
послышались легкие шаги Жанны и предупреждающее покашливание.
Она
принесла целый сноп ранних цветов и, должно быть, самую первую бабочку, осмелившуюся
вылупиться из своего шелкового кокона. Это была аталанта с красно-черными
крыльями.
Сплетенные
руки инстинктивно разъединились.
Жанна
заметила это движение.
– Простите,
дорогие друзья, что я вам помешала, – сказала она, – но нам пора
вернуться домой, если мы не хотим, чтобы за нами пришли сюда. Господин граф,
возвращайтесь, пожалуйста, к вашему замечательному коню, который делает четыре
лье за полчаса, а нам предоставьте возможность пройти как можно медленнее те
сто пятьдесят шагов, что отделяют нас от дома, ибо, я предполагаю, нам есть о
чем поговорить. Проклятие! Вот что вы теряете из-за вашего упрямства, господин
де Бюсси: во-первых, обед в замке – великолепный обед, особенно для человека,
который скакал на лошади и перелезал через стены, а во-вторых, не меньше сотни
веселых шуток, которыми мы с вами обменялись бы, не считая уж обмена взглядами,
насмерть поражающими сердце. Пойдем, Диана.
Жанна
взяла подружку за руку и легонько увлекла за собой.
Бюсси с
улыбкой смотрел на молодых женщин. Диана, еще не успевшая повернуться к нему
спиной, протянула ему руку.
Молодой
человек приблизился.
– И
вы мне больше ничего не скажете?
– До
завтра, – ответила Диана, – разве мы не договорились?
– Только
до завтра?
– До
завтра и до конца жизни!
Бюсси не
мог удержать радостного восклицания. Он прижался губами к руке Дианы, а затем,
бросив последнее «до свидания» обеим, удалился, вернее, убежал.
Ему
пришлось сделать над собой большое усилие, чтобы расстаться с той, с которой он
так долго не чаял соединиться.
Диана
смотрела ему вслед, пока он не скрылся в глубине лесосеки, и, удерживая подругу
за руку, прислушивалась, пока звук его шагов не замер в кустарниках.
– Ну,
а теперь, – сказала Жанна, когда Бюсси исчез окончательно, – не
хочешь ли ты немного поговорить со мной, Диана?
– О!
Да, – сказала молодая женщина, вздрогнув, словно голос подруги пробудил ее
от грез. – Я слушаю тебя.
– Так
вот, завтра я отправляюсь на охоту с Сен-Люком и твоим отцом!
– Как!
Ты оставишь меня одну в замке?
– Послушай,
дорогая моя, – сказала Жанна, – у меня тоже свои нравственные
убеждения, и есть вещи, которые я не могу себе позволить.
– О
Жанна, – вскричала госпожа де Монсоро, бледнея, – как ты можешь
говорить так жестоко со мной – твоим другом?
– Дружба
дружбой, – произнесла госпожа де Сен-Люк с прежней невозмутимостью, –
но я не могу продолжать так.
– Я
думала, ты меня любишь, Жанна, а ты разрываешь мне сердце, – сказала
молодая женщина со слезами на глазах. – Не можешь продолжать, говоришь ты,
что же ты не можешь продолжать, скажи?
– Продолжать, –
шепнула Жанна на ухо своей подруге, – продолжать мешать вам, бедные вы мои
влюбленные, мешать вам любить друг друга в полное удовольствие.
Диана
прижала к груди залившуюся смехом молодую женщину и покрыла поцелуями ее сияющее
лицо.
Она еще
не успела разомкнуть свои объятия, как послышались звуки охотничьих рогов.
– Пойдем,
нас зовут, – сказала Жанна, – бедный Сен-Люк в нетерпении. Пожалей
его, как я жалею влюбленного в светло-коричневом камзоле.
|