Увеличить |
Васина гора
Ровным-то
местом мы тут не больно богаты. Все у нас горы да ложки, ложки да горы. Не
обойдешь их, не объедешь. Гора, конечно, горе рознь. Иную никто
и в примету не берет, а другую не то что в своей округе,
а и дальние люди знают: на слуху она, на славе.
Одна
такая гора у самого нашего завода пришлась. Сперва с версту,
а то и больше такой тянигуж, что и крепкая лошадка налегке идет,
и та в мыле, а дальше еще надо взлобышек одолеть, вроде гребешка
самого трудного подъему. Что говорить, приметная горка. Раз пройдешь, либо
проедешь, надолго запомнишь и другим сказывать станешь.
По
самому гребню этой горы проходила грань: кончался наш заводский выгон,
и начиналась казенная лесная дача. Тут, ясное дело, загородка была
поставлена и проездные ворота имелись. Только эти ворота – одна
видимость. По старому трактовому положению их и на минуту запереть было
нельзя. Железных дорог в ту пору по здешним краям не было, и по
главному Сибирскому тракту шли и ехали, можно сказать, без передышки днем
и ночью.
Скотину
в ту сторону пропустить хуже всего, потому – сразу от загородки шел
вековой ельник, самое глухое место. Какая коровенка либо овечка
проберется, – не найдешь ее, а скаты горы не зря звались Волчьими
падями. Зимами и люди мимо них с опаской ходили, даром что рядом
Сибирский тракт гудел.
Сторожить
у проездных ворот в таком месте не всякому доверишь. Надежный человек
требуется. Наши общественники долго такого искали. Ну, нашли все-таки. Из
служилых был, Василием звали, а как по отчеству да по прозванью, – не
знаю. Из здешних родом. В молодых годах его на военную службу взяли, да он
скоро отвоевался: пришел домой на деревяшке.
Близких
родных, видно, у этого Василия не было. Свою семью не завел. Так
и жил бобылем в своей избушке, а она как раз в той стороне,
где эта самая гора. Пенсион солдатский по старому положению в копейках на
год считался, на хлеб не хватало, а кормиться чем-то надо. Василий
и приспособился, по-нашему говорится, к сидячему ремеслу: чеботарил
по малости, хомуты тоже поправлял, корзинки на продажу плел, разную мелочь ко
кроснам налаживал. Работа все копеечная, не разживешься с такой. Василий
хоть не жаловался, а все видели, – бьется мужик. Тогда общественники
и говорят:
– Чем
тебе тут сидеть, переходи-ка в избушку при проездных воротах на горе.
Приплачивать будем за караул.
– Почему, –
отвечает, – миру не послужить? Только мне на деревяге не больно способно
скотину отгонять. Коли какого мальчонку в подручные ставить будете, так
и разговору конец.
Общественники
согласились, и вскоре этот служивый перебрался в избушку при
проездных воротах. Избушка, понятно, маленькая, полевая, да много ли бобылю
надо: печурку, чтоб похлебку либо кашу сварить, нары для спанья да место под
окошком, где чеботарскую седулку поставить. Василий и прижился тут на
долгие годы. Сперва его дядей Васей звали, потом стал дед Василий. И за
горой его имя укоренилось. Не то что наши заводские, а и чужедальние,
кому часто приходилось ездить либо с обозами ходить по Сибирскому тракту,
знали Васину гору. Многие проезжающие знали и самого старика. Иной раз
покупали у него разную мелочь, подшучивали:
– Ты
бы, дед, хоть по вершку в год гору снимал, все-таки легче бы стало. Дед на
это одно говорил:
– Не
снимать, а наращивать бы надо, потому эта гора человеку на пользу.
Проезжающие
начинают допрашиваться, почему так, а дед Василий эти разговоры отводил:
– Поедешь
дальше, дела-то в дороге немного, ты и подумай.
Подручных
ребятишек у деда Василия перебывало много. Поставят какого-нибудь мальчонку
десятилетка из сироток, он и ходит при этом деле год либо два, пока не
подрастет для другой работы, а дальше к деду Васе другого нарядят.
А ведь годы-то наши, как вешний ручей с горы, бегут, крутятся, что
и глазом не уследишь. Через десяток годов, глядишь, первый подручный сам
семьей обзавелся, а через другой десяток у него свои парнишки
в подручные к деду Василию поспели. Так и накопилось
в нашем заводе этаких выучеников Васиной горы не один десяток. Разных,
понятно, лет. Одни еще вовсе молодые, другие настоящие взрослые, в самой
поре, а были и такие, что до седых волос уж дотянулись,
а примета у всех у них одна: на работу не боязливы и при
трудном случае руками не разводят. Да еще приметили, что эти люди норовят своих
ребятишек хоть на один год к деду Василию в подручные определить, и не
от сиротства либо каких недостатков, а при полной даже хозяйственности.
Случалось, перекорялись из-за этого один с другим: моя очередь, твой-то
парнишка годик и подождать может, а моему самая пора.
Люди,
конечно, любопытствовали, в чем тут штука, а эти выученики Васиной
горы и не таились. В досужий час сами любили порассказать, как они
в подручных у деда Василия ходили и чему научились.
Всяк,
понятно, говорил своим словом, а на одно выходило.
Место
у проездных ворот на Васиной горе вовсе хлопотливое было. Не то что за
скотом, а и за обозниками доглядывать требовалось: на большой дороге,
известно, без баловства не проходит. Иной обозник где-нибудь на выезде из
завода прихватит барашка, да и ведет его потихоньку за своим возом.
Забивать, конечно, опасались, потому тогда и до смертного случаю
достукаться можно. Наши заводские тоже ведь на большой дороге выросли, им
в таком разе обозников щадить не доводилось. С живым бараном куда
легче. Всегда отговориться было можно: подобрали приблудного, сам увязался за хлебушком,
видно, – отогнать не можем. А отдашь, и вовсе люди вязаться не
станут, поругаются только вдогонку да погрозят. Караулу, выходит, крепко
посматривать надо было.
Ну,
все-таки сколь ни беспокойно было при этих проездных воротах, а досуг тоже
был. Старик в такие часы за работой своей сидел, а подручному
мальчонке что делать? Отлучаться в лес, либо на сторону старик не
дозволял. Известно, солдатская косточка, приучен к службе. С караула
разве можно? Строго на этот счет у него было. Парнишке, значит, в такие
досужие часы одна забава оставалась – на прохожих да на проезжих глядеть.
А тракт в том месте как по линейке вытянулся. С вершины
в ту и другую сторону далеко видно, кто подымается, кто спускается.
Поглядит этак, поглядит мальчонка, да и спрашивает у старика:
– Дедо,
я вот что приметил. Подымется человек на нашу гору хоть с этой
стороны и непременно оглянется, а дальше разница выходит. Один будто
и силы небольшой, и на возрасте, пойдет вперед веселехонек, как
в живой воде искупался, а другой – случается, по виду
могутный – вдруг голову повесит и под гору плетется, как ушиб его
кто. Почему такое?
Дед
Василий и говорит:
– А ты
сам спроси у них, чего они позади себя ищут, тогда и узнаешь.
Мальчонка
так и делает, начинает у прохожих спрашивать, зачем они на перевале
горы оглядываются. Иной, понятно, и цыкнет, а другие отвечали
честь-честью. Только вот диво – ответы тоже на два конца. Те, кто идет
дальше веселым, говорят:
– Ну,
как не поглядеть. Экую гору одолел, дальше и бояться нечего. Все одолею.
Потому и весело мне.
Другие
опять стонут:
– Вон
на какую гору взобрался, самая бы пора отдохнуть, а еще итти надо.
Эти вот
и плетутся, как связанные, смотреть на них тошно.
Расскажет
мальчонка про эти разговоры старику, а тот и объясняет:
– Вот
видишь, – гора-то на дороге силу людскую показывает. Иной по ровному
месту, может, весь свой век пройдет, а так своей силы и не узнает.
А как случится ему на гору подняться вроде нашей, с гребешком, да
поглядит он назад, тогда и поймет, что он сделать может. От этого, глядишь,
такому человеку в работе подмога и жить веселее. Ну, и слабого
человека гора в полную меру показывает: трухляк, дескать, кислая кошма, на
подметки не годится.
Мальчонке,
понятно, неохота в трухляки попасть, он и хвалится:
– Дедо,
я на эту гору ежедень бегом подыматься стану. Вот погляди.
Старик
посмеивается:
– Ну,
что ж, худого в этом нет. Может, и пригодится когда. Только то помни,
что не всякая гора наружу выходит. Главная гора – работа. Коли ее пугаться
не станешь, то вовсе ладно будет.
Так вот
и учил дедушко Василий своих подручных, а те своим ребятишкам это
передали. И до того это в наших местах укоренилось, что Васина гора
силу человека показывает, что парни нарочно туда бегали, подкарауливали своих
невест. Узнают, скажем, что девки ушли за гору по ягоды либо по грибы, ну,
и ждут, чтобы посмотреть на свою невесту на самом гребешке: то ли она
голову повесит, то ли песню запоет.
Невесты
тоже в долгу не оставались. Каждая при ловком случае старалась поглядеть,
как ее суженый себя покажет на гребешке Васиной горы.
И
посейчас у нас эта гора не забыта. Частенько ее поминают и не для
рассказа про старое, а прямо к теперешнему прикладывают:
– Вот
война-то была. Это такая гора, что и поглядеть страшно, а ведь
одолели. Сами не знали, что в народе столько силы найдется, а гора
показала. Все равно, как новый широкий путь народу открыла. Коли такое сделал,
так и много больше того сделать можешь.[38]
|