 Увеличить |
БЕГСТВО В ВАРЕНН
Вечером 20 июня 1791 года даже самый настороженный
наблюдатель не смог бы обнаружить в Тюильри ничего подозрительного: как всегда,
солдаты Национальной гвардии стоят на своих постах, как всегда, камеристки и
слуги разошлись после ужина, как всегда, в большом салоне сидят король, его
брат, граф Прованский, и остальные члены семьи, мирно проводя время за игрой в
триктрак или за спокойной беседой. Что же тут странного, если королева около
десяти вечера среди разговора встает и на некоторое время удаляется? Ничего
странного нет. Вероятно, она хочет дать какое-нибудь поручение или должна
написать небольшое письмо. Никто из слуг не сопровождает ее, и, когда она
выходит в коридор, там никого нет. Мария Антуанетта некоторое время стоит,
напряженно затаив дыхание, прислушиваясь к тяжелым шагам гвардейцев, затем
спешит к комнате дочери и тихо стучит в дверь. Маленькая принцесса просыпается
и испуганно зовет замещающую гувернантку госпожу Брюние; та является,
удивленная неожиданным приказом королевы быстро одеть ребенка, но исполняет его
без возражений. Между тем королева будит дофина, распахнув камчатый балдахин и
нежно прошептав ему: "Вставай, мы уезжаем. Мы поедем в крепость, где много
солдат". Сонный маленький принц лепечет что-то, требует свою саблю и
мундир, ведь должен же он быть в мундире, если едет к солдатам. "Скорее,
скорее, мы спешим", - приказывает Мария Антуанетта первой гувернантке,
мадам де Турзель, давно посвященной в тайну, и та под предлогом, что они едут
на костюмированный бал, одевает принца девочкой. Обоих детей тихо ведут по
лестнице в комнату королевы. Там их ожидает веселый сюрприз: когда королева
открывает дверцу стенного шкафа, из него выходит гвардейский офицер господин
Мальден (неутомимый Ферзен до поры спрятал его там). Все четверо поспешно
направляются к неохраняемому выходу.
Двор почти не освещен. Длинным рядом стоят кареты, несколько
кучеров и лакеев праздно бродят по двору или болтают с гвардейцами, отложившими
в сторону свои тяжелые ружья и не думающими - так хорош теплый летний вечер! ни
о своем долге, ни о возможных опасностях, подстерегающих их. Королева сама
отворяет дверь и выглядывает наружу: ни на мгновение ее не оставляет чувство
осторожности. В тени, отбрасываемой каретой, стоит, притаившись, человек,
одетый кучером. Едва обменявшись с королевой парой слов, он берет дофина за
руку; неутомимый Ферзен с самого ута на ногах, переделал тысячу самых разных
дел. Заранее подготовил почтальонов - трех лейб-гвардейцев, переодетых
курьерами, расставил их всех по своим местам. Тайком вынес из дворца
необходимые в пути предметы обихода, подготовил карету, успокаивая
взволнованную до слез королеву. Три, четыре, пять раз, сначала переодетый, а
затем в своем обычном платье, он метался по всему Парижу, чтобы все привести в
заранее определенный порядок. Сейчас, выводя дофина Франции из королевского
дворца, он рискует своей жизнью, и не нужны ему за это никакие вознаграждения,
кроме благодарного взгляда любимой, доверившей своих детей ему, только лишь ему
одному.
Четыре тени исчезают в темноте, королева тихо запирает
дверь. Незаметно, легкими, беззаботными шагами возвращается она вновь в салон,
как если бы получила всего лишь незначительное письмо, и продолжает беседу о чем-то
совершенно несущественном, в то время как Ферзен благополучно проводит детей
через большую площадь, усаживает в старомодный фиакр, где они тотчас же
погружаются в сон; одновременно обеих горничных королевы в другой карете
переправляют в Клэ. Одиннадцать вечера - критический час. Граф Прованский и его
жена, сегодня также бегущие из Парижа,, покидают дворец в обычное время,
королева и мадам Елизавета отправляются в свои покои. Чтобы исключить малейшее
подозрение, королева дает камеристке раздеть себя, приказывает наутро
приготовить карету для выезда. Полвина двенадцатого. Неизбежный визит Лафайета
королю должен закончиться, она отдает приказ погасиь светильники - это сигнал
слугам идти спать. Но едва за камеристкой закрывается дверь, как королева вскакивает
с постели, быстро надевает - на этот раз простенькое - платье из серого шелка и
черную шляпу с фиолетовой вуалью, скрывающей лицо. Теперь надо тихо спуститься
по маленькой лесенке вниз, где ее ждет доверенное лицо, и пересечь темную
площадь Карусель. Все идет отлично. Но - непредвиденное, неприятное
происшествие: внезапно двор освещается, это проезжает карета, впереди нее -
скороходы и факельщики, карета Лафайета, который убедился, что все, как всегда,
в отменном порядке. Королева поспешно прячется под аркой ворот, карета Лафайета
едва не задевает ее своими колесами. Никто не заметил Марию Антуанетту. Еще
два-три шага, и она возле фиакра, в котором находятся самые любимые ею на свете
существа Ферзен и ее дети.
***
Труднее выбраться из дворца королю. Сначала он должен
терпеливо выдержать ежевечерний визит Лафайета, затянувшийся на этот раз
настолько, что даже толстокожему Людовику с трудом удается сохранить
хладнокровие. Вновь и вновь встает он со своего кресла, подходит к окну как бы
для того, чтобы посмотреть на небо. Наконец в половине двенадцатого докучливый
гость откланивается. Людовик XVI направляется в свою опочивальню, и здесь
начинается последняя отчаянная битва с этикетом, слишком уж заботливо
оберегающим его. В соответствии с древними обычаями камердинер короля должен
спать в той же комнате, что и король, причем к запястью слуги привязывается
шнур. Достаточно одного движения руки монарха, чтобы тотчас же разбудить его.
Если теперь король желает бежать из своих покоев, бедняга должен сначала скрыться
от своего камердинера. Спокойно, как обычно, Людовик XVI дает себя раздеть,
ложится в постель и спускает с обеих сторон полог, как будто собирается отойти
ко сну. В действительности же он только ждет, чтобы слуга вышел раздеться в
смежное помещение. В эти считанные минуты - сцена, достойная пера Бомарше, -
король, крдаучись, босой, в ночной рубашке, вылезает за полог и через другую
дверь скрывается в комнате сына. Здесь для него уже приготовлена простая
одежда, грубый парик и (новый позор!) шляпа лакея. Между тем в королевскую
опочивальню очень осторожно, затаив дыхание, чтобы ненароком не разбудить
возлюбленного монарха, покоящегося за пологом, возвращается верный слуга и, как
он делал это ежедневно, подвязывает к запястью шнур. А тем временем вниз по лестнице
в одной рубашке крадется Людовик XVI, потомок и наследник Людовика Святого,
король Франции и Наварры, с серым сюртуком, париком и шляпой лакея в руках.
Внизу, в стенном шкафу, ожидает его лейб-гвардеец господин Мальден, чтобы
указать дальнейший путь. Неузнаваемый благодаря плащу бутылочного цвета и щляпе
лакея на августейшей голове, беспрепятственно идет король по безлюдному двору
своего дворца; неузнанного, пропускают его не очень-то ревностно несущие
караульную службу гвардейцы. Этим как будто бы счастливо завершается самый
тяжелый этап, и в полночь вся семья собирается в фиакре. Ферзен, переодетый
кучером, садится на козлы и везет переодетого лакеем короля с семьей через
Париж.
***
Через Париж, роковым образом через Париж! Ибо аристократ
Ферзен привык, чтобы его возили, сам же на козлах он никогда не сидел и потому
не знает бесконечных, сложнейших лабиринтов города. Кроме того, из
предосторожности роковая осторожность - вместо того, чтобы сразу же выехать из
города, он направляется еще раз на улицу Матиньон, чтобы встретить там большую
карету. Лишь в два часа ночи, а не в полночь он вывозит драгоценный груз к
городским воротам - два часа, два невозвратимых часа потеряны.
Карета-корабль должна стоять за таможенным барьером. И вот
первая неожиданность: ее там нет. Опять потеря времени. Наконец ее
обнаруживают, запряженную четверкой лошадей, с потушенными фарами. Лишь теперь
Ферзен может на фиакре подъехать к карете, чтобы члены королевской семьи
перебрались в нее, не замарав своей обуви - это было бы ужасно! - грязью
французских дорог. И вот лошади запряжены в половине третьего - утром вместо
полуночи. Нет, Ферзен не скупится на удары бичом, через полчаса они в Бонди,
где их уже ожидает гвардейский офицер с восьмеркой свежих, хорошо отдохнувших
курьерских лошадей. Здесь надо прощаться. Это очень нелегко. Трудно
расставаться Марии Антуанетте с единственным надежным человеком, но король
заявил категорически, что не желает, чтобы Ферзен сопровождал их далее. По
какой причине - неизвестно. Возможно, чтобы не предстать перед верноподданными
в обществе этого интимнейшего друга своей жены, возможно из уважения к ней. Во
всяком случае, Ферзен отмечает: "Il n'a pas voulu"[165]. И поскольку уже все согласились, что
Ферзен тотчас же посетит действительно свободных монархов, то и прощание
поэтому коротко. Над горизонтом встает бледное мерцание света, предвещая жаркий
день. Ферзен еще раз подъезжает верхом к карете и громко кричит на прощание,
дабы ввести в заблуждение курьеров, не посвященных в тайну: "Прощайте,
мадам де Корф!"
***
Бодрой рысцой, быстрее, чем четверка, восьмерка лошадей
тянет тяжелую, громоздкую карету вдоль серой дороги, извивающейся, словно
ручей. Все располагает к хорошему настроению: дети выспались, король оживлен
больше обычного. Шутят по поводу ролей, которые приходится играть беглецам:
госпожа де Турзель теперь знатная дама мадам де Корф, королева - мадам Рошет,
гувернантка ее детей, король в ливрее лакея - дворецкий Дюран, Мадам Елизавета
- камеристка, дофин превратился в девочку. В сущности в этой удобной карете
семья чувствует себя свободнее, члены семьи - ближе друг другу, нежели дома, во
дворце, под неусыпным наблюдением многочисленной прислуги и шестисот
национальных гвардейцев. Вот уже заявляет о себе верный друг Людовика XVI -
никогда не покидающий его аппетит. Извлекаются обильные припасы, едят вдоволь,
на серебряном сервизе, из окон кареты летят куриные кости, пустые винные
бутылки; не забывают и славных лейб-гвардейцев. Дети в восторге от приключения,
играют в карете, королева весело болтает со всеми, король использует этот
непредвиденный повод для того, чтобы познакомиться со своим королевством. Он
достает карту и с большим интересом следит за маршрутом от села к селу, от
деревушки к деревушке. Постепенно у них появляется чувство безопасности. На
первой почтовой станции в шесть утра горожане еще нежатся в своих постелях -
никто не интересуется паспортом баронессы Корф: остается лишь проехать через
город Шалон, и можно считать, что предприятие удалось. Ведь в пяти милях за
этим последним препятствием, у Понт-де-Сом-Весль, их уже поджидает выдвинутый
вперед первый отряд кавалерии под командой молодого герцога Шуазеля.
Вот наконец и Шалон, четыре часа пополудни. Нет ничего
подозрительного в том, что у почтовой станции собирается так много людей. Когда
в городе появляется карета из столицы, очень хочется поскорее узнать от
курьеров последние нововсти, при случае отправить на следующую станцию
письмишко или посылочку, да и вообще в маленьком, скучном городишке любили и
любят поболтать. Есть много охтников посмотреть новых людей, новую, красивую
карету: Бог мой, чего же тут придумать другого, более интересного в жаркий
летний день! Знатоки с профессиональным интересом рассматривают карету.
Новехонькая, с почтением устанавливают они прежде всего, и наверняка
принадлежит очень знатной особе. Обита камкой, какая прекрасная отделка, какой
великолепный багаж! Конечно же это аристократы, вероятно эмигранты. Собственно,
любпытно бы посмотреть на них, поболтать с ними, но странное дело: почему-то
после долгой, утомительной поездки все они, все шестеро, так упрямо
отсиживаются в душной карете. Ведь стоит чудесный, теплый день, можно бы выйти
из нее, хоть немного поразмяться, выпить за разговором стакан холодного вина.
Почему так нагло важничают эти лакеи в галунах? Кого это они корчат из себя?
Странно, очень странно! Начинается тихое перешептывание, кто-то подходит к
почтмейстеру, говорит ему несколько слов на ухо. Тот выглядит смущенным, очень
смущенным, но не вмешивается, давая карете спокойно продолжать свой путь.
Однако - никому неизвестно, кто сказал это первым, - спустя полчаса весь город
болтает только об одном - через Шалон проехал король с семьей.
Те же ничего не знают, ни о чем не подозревают, напротив,
несмотря на усталость, очень довольны. Ведь на следующей станции их уже ожидает
Шуазель со своими гусарами. Будет покончено со всяким притворством и обманом,
можно будет отбросить шляпу лакея, порвать фальшивые паспорта, услышать наконец
"Vive le Roy! Vive la Reine!"[166] -
клики, давно уже не ласкавшие слух. Полная нетерпения, Мадам Елизавета все
время выглядывает в окно, чтобы первой приветствовать Шуазеля, курьера. Защищая
глаза ладонью от заходящего солнца, напряженно всматриваются они, чтобы издали
увидеть блеск гусарских сабель. Напрасно, ничего не видно. Наконец появляется
всадник, один-единственный; гвардейский офицер подскакивает во весь опор к
карете.
- Где Шуазель? - окликают его.
- Дальше.
- А остальные гусары?
- Здесь никого нет.
Хорошего настроения как не бывало. Тут что-то неладно. К тому
же темнеет, близится ночь. Тревожно, боязно ехать сейчас вперед, в
неизвестность. Но пути назад нет, остановиться тоже нельзя, у беглецов одна
лишь дорога - дальше и дальше. Королева утешает своих спутников. Нет здесь
гусар, так в Сент-Менегу, всего в двух часах езды отсюда, стоят драгуны, там-то
уж они будут в безопасности.
Эти два часа тянутся дольше, чем целый день. Но - еще одна
неожиданность - и в Сент-Менегу нет эскорта. Есть лишь командир драгун;
кавалеристы долго ждали, весь день сидели в трактирах и там со скуки
перепились, стали шуметь, да так, что заставили насторожиться все население
городка. Наконец командир, одураченный сбивчивыми сообщениями придворного
парикмахера, решил, что разумнее вывести солдат из городка, чтобы они
дожидались в стороне от дороги, он же остался здесь один. И вот катит пышная
карета, запряженная восьмеркой, а за ней пароконный кабриолет - второе
таинственное событие этого дня для славных обывателей городка. Сначала
неизвестно зачем и почему явились сюда драгуны, а теперь вот обе кареты с
курьерами в роскошных ливреях; и смотри-ка, как подобострастно, как почтительно
приветствует этих диковинных гостей командир драгун! Нет, не просто
почтительно, а верноподданнически, все время, пока говорит с ними, держит руку,
приложив ее к козырьку. Почтмейстер Друэ, член Клуба якобинцев и ярый
республиканец, пристально следит за гостями. "Это, должно быть, знатные
аристократы иди эмигранты, - думает он, - важная, очень важная сволочь. Их
нельзя упустить". Сначала на всякий случай он тихо приказывает своим
курьерам не очень-то торопиться на очередном перегоне с этими таинственными
пассажирами, и карета с сонными седоками сонно громыхает дальше.
Но не проходит и десяти минут после отъезда экипажей, как
распространяется слух - то ли пришло сообщение из Шалона, то ли подсказал
инстинкт народа, - что в карете была королевская семья. Все приходят в
движение, командир драгун быстро понимает нависшую опасность и хочет выслать
эскортом своих солдат вселд беглецам. Но уже поздно, ожесточенная толпа
протестует, и хорошо подогретые вином драгуны братаются с народом, не слушают
команд. Кое-кто из решительных молодых людей бьет тревогу, и в этой суматохе
лишь один человек принимает решение: почтмейстер Друэ дает указание двум
кавалеристам немедленно седлать коней и кратчайшим путем скакать галопом в
Варенн, опередить тяжелую карету. Там можно будет обстоятельно побеседовать с
этими подозрительными пассажирами, и если это в самом деле король, то спасет
его и его корону разве что Бог! Как и тысячи раз до сих пор, и в этом случае
один-единственный энергичный поступок энергичного человека меняет ход мировой
истории.
***
Между тем гигантская карета короля катит и катит в Варенн по
извилистой дороге. Сутки пути в накаленном солнцем экипаже утомили седоков,
тесно прижатых друг к другу; дети давно спят, король сложил свои карты,
королева замолкла. Еще час, всего лишь один час - и они под охраной надежного
эскорта. Но вот новая неожиданность. На последней предусмотренной планом побега
станции, под городом Варенном, лошади не подготовлены. Приезжие топчутся в
темноте, стучат в окна станции и слышат неприветливые голоса. Высланный вперед
парикмахер Леонар путаными, сбивчивыми сообщениями (никогда не следует своим
посланцем выбирать Фигаро) убедил обоих офицеров, которым поручено ожидать
здесь беглецов, что король не явится. Они улеглись спать, и сон этот для короля
оказывается столь же роковым, как и сон Лафайета в ночь на 6 октября. Итак,
дальше, на усталых лошадях в Варенн, возможно, там удастся их сменить. Но
вторая неожиданность: под аркой городских ворот к форейтору подбегают несколько
молодых людей с криком: "Стой!" Мгновение - и оба экипажа окружены
толпой юнцов. Прибывший сюда десятью минутами раньше Друэ со своими
единомышленниками собрал всю революционную молодежь Варенна, кого вытащив из
постели, кого - из трактира. "Паспорта!" - приказывает кто-то.
"Мы спешим, мы очень торопимся", - отвечает из кареты женский голос.
Это "мадам Рошет", королева, единственный человек, сохранивший
самообладание в момент опасности. Но сопротивление бесполезно, им приказано
следовать к ближайшему постоялому двору (как зло иной раз шутит История!),
именуемому "К великому монарху", а процессию уже ожидает мэр,
лавочник по профессии, человек с аппетитной фамилией Сосс[167], желающий посмотреть документы приезжих.
Мелкий лавочник, внутренней преданный королю, полный страха
угодить в скверное дело, бегло просматривает паспорта и говорит: "Все в
порядке". Что касается его, он готов отпустить карету. Но почтмейстер
Друэ, уже чувствующий рыбку на крючке, ударяет по столу кулаком и кричит:
"Это король и его семья, и если вы выпустите их из страны, то будете
обвинены в государственной измене". От такой угрозы у славного отца
семейства душа уходит в пятки, а тут товарищи Друэ бьют в набат, во всех окнах
зажигаются огни, город поднят по тревоге. Возле карет растет толпа, о
продолжении пути не может быть и речи, лошади не сменены. Чтобы выпутаться из
затруднительного положения, бравый лавочник-мэр предлагает госпоже беронессе
Корф переночевать со своими домочадцами у него - уже поздно, не ехать же дальше
ночью. "К завтрашнему утру, - думает хитрец, - так или иначе все
выяснится, а я не буду в ответе". Поколебавшись - ничего лучшего все равно
не придумать, к утру же драгуны явятся наверняка, - король принимает
приглашение.
Через час-другой Шуазель или Буйе должны появиться здесь. И
Людовик XVI в парике лакея спокойно входит в дом; первое его государственное
деяние - он требует бутылку вина и кусок сыра. "Король ли это? Королева
ли?" беспокойно, возбужденно шепчутся старые женщины, подоспевшие
крестьяне. Так далеко отстоит в те времена маленький французский городок от
великого недосягаемого двора, что ни один из этих подданных короля никогда не
видел его лика иначе как только на монетах. Поэтому решено послать за
каким-нибудь аристократом, чтобы наконец-то выяснить, действительно ли
неизвестный путешественник - лакей баронессы Корф, или же это Людовик XVI,
христианнейший король Франции и Наварры.
|
