Увеличить |
Рама
во дворце Дашаратхи
Когда минула
ночь и настало утро, повсюду зазвучали трубы, и загремели барабаны, и
пробудился весь город и наполнился радостным шумом. Здания украсились стягами;
они реяли над кровлями храмов и богатых домов, как белые облака над горными
вершинами. Народ собрался на террасах и у дверей домов на пути от жилища Рамы
до царского дворца. И с утра потянулись в Айодхью со всех сторон жители
окрестных и дальних деревень, прослышавшие о вступлении Рамы на престол.
В это утро, в
час благоприятного расположения светил, мудрый Васиштха, сопровождаемый своими
учениками, все приготовившими для обряда, вступил в лучший из городов –
Айодхью, – улицы которого, чисто выметенные, политые водою и украшенные,
благоухающие сандалом и агуру, заполнены были ликующей толпой. У ворот дворца
Дашаратхи Васиштху встретил царский колесничий, и мудрец повелел ему немедля
войти к своему государю и объявить, что все готово для предстоящего
празднества.
«Скажи
государю, – молвил Васиштха, – что и златые сосуды с водой из Ганги и из
океана, и мед, и молоко, и восемь прекрасных дев, и дикий слон, и колесница,
запряженная четырьмя конями, и меч, и превосходный лук, и балдахин, белый, как
лунный свет, и серый буйвол, спутанный золотой цепью, и могучий лев, и троя, и
тигровая шнура, и коровы, и различные священные животные и птицы – все
доставлено в надлежащее время и брахманы ждут только царского слова, чтобы
начать обряды».
И Сумантра
вошел в царские покои, куда он имел доступ во всякое время дня, и стража
беспрепятственно пропустила его. Представ перед царем и Кайкейи, он с радостью
возвестил о приходе Васиштхи; но ничего не ответил ему Дашаратха, угнетенный
отчаянием и скорбью. Тогда, видя, что царь не в силах заговорить, Кайкейи
сказала удивленному колесничему: «Сумантра, государь утомился, бодрствуя всю
ночь в ожидании счастливого события. Ступай не мешкая и приведи во дворец Раму,
достославного сына царя». – «Как пойду я, – возразил Сумантра, – без повеления
государя?» И Дашаратха сказал ему: «Ступай за Рамой, Сумантра, я хочу его
видеть».
Выслушав эти
слова, колесничий удалился, не подозревая дурного, чтобы исполнить волю царя и
царицы.
Прибыв ко
дворцу Рамы, блистающему великолепием и красотою, подобно белому облаку в
осеннем небе, Сумантра увидел у входа толпы горожан, явившихся поутру с дарами,
и царских советников на конях и в колесницах, собирающихся сопровождать Раму, и
огромного слона, подобного горе, готового нести царевича к месту торжества. И,
вступив во дворец, Сумантра, сведущий в обычаях, приказал стражам, охраняющим
покои царского сына: «Пойдите и скажите Раме, что Сумантра ждет у ворот».
Рама, услышав
о приходе колесничего, повелел провести его в покои; и Сумантра, войдя, узрел
царевича, восседающего с Ситой на золотом возвышении, покрытом дорогим ковром.
Узнав от Сумантры, что царь и Кайкейи хотят видеть его, Рама, обрадованный,
обратился к Сите и сказал ей: «О милая, нет сомнения, что добрая царица
Кайкейи, проведав о моем избрании, торопит теперь государя, отца моего, со
свершением торжественных обрядов; ведь она всегда была расположена ко мне и
всегда радела о счастье царя и моем. И ныне государь и Кайкейи призывают меня,
желая незамедлительно объявить о венчании моем на царство. Я должен поспешить
во дворец моего отца, ты же оставайся и развлекись с подругами своими».
И,
простившись с синеокой Ситой, Рама покинул свой чертог. У ворот он встретил
Лакшману, ожидавшего его, смиренно сложив ладони, и всех своих друзей,
явившихся воздать ему почести. Ответив на их приветствия, царевич взошел на
свою колесницу, отделанную серебром и покрытую тигровой шкурой, а Лакшмана
взошел вместе с ним и встал позади него с белым опахалом в руках как верный его
телохранитель; и сотни витязей с обнаженными мечами в руках последовали впереди
и позади колесницы Рамы на конях и слонах. И всю дорогу от дворца Дашаратхи
народ, теснившийся на улицах, приветствовал Раму громкими кликами, и женщины с
террас и из окон домов осыпали его цветами.
Достигнув
царского дворца, Рама прошел один во внутренние покои, свита же осталась ждать
его у входа.
И, войдя в
царские покои, Рама увидел своего отца на богато украшенном троне, печального и
с измученным лицом, и рядом с ним Кайкейи. Смиренно поклонившись в ноги царю,
Рама приветствовал затем царицу с надлежащим почтением; но не поднял на него
взора, затуманенного слезами, и ничего не сказал ему в ответ несчастный царь.
Встревоженный
и удивленный необычным поведением царя и никогда не виданной ранее мрачностью
его, Рама, бледный и повергнутый в уныние, обратился тогда к Кайкейи и спросил
ее: «Не прегрешение ли какое, совершенное мною по неведению, причина тому, что
я вижу отца моего разгневанным ныне? Если это так, прошу тебя, умилостивь его и
смягчи его гнев. Чем удручен его дух и почему так бледен он, всегда встречавший
меня ласковой речью? Не терзает ли его какой-нибудь недуг, душевный или
телесный? Не случилось ли беды с ясноликим Бхаратой или с отважным Шатругхной?
Или невзгода посетила матерей моих? Скажи мне, о высокочтимая, я жажду знать
истину. Какое нежданное горе омрачило сердце владыки?»
Кайкейи
сказала: «Нет, Рама, царь не гневен и ничто не грозит ему. Но некогда обещал он
исполнить два моих желания и теперь боится заговорить, чтобы не промолвить
неугодное тебе. Ведь ты – его любимый сын. Я расскажу тебе обо всем, о Рама,
коль скоро ты обещаешь сделать все, что повелит тебе царь, будет ли то по
сердцу тебе или нет».
Рама,
опечаленный, ответил Кайкейи в присутствии царя: «Горе мне, если ты могла
усомниться в моей сыновней преданности, о благородная! По единому слову отца
моего я пойду в огонь, выпью яд, кинусь в море, если он повелит. Поведай мне, о
царица, в чем воля государя, и знай, что исполню ее – еще никогда не отступал
Рама от сказанного им единожды».
И Кайкейи
поведала о войне богов и демонов, о спасении Дашаратхи и о том обещании,
которое он дал ей. И сказала тогда коварная и подлая Кайкейи Раме,
справедливому и не ведающему зла, о своих недобрых желаниях: «Пусть взойдет
вместо тебя на царство Бхарата, ты же да отправишься в изгнание в леса Дандака
сроком на семь и еще на семь лет».
Выслушав эти
слова, жестокие, как возвещение смерти, Рама не был повергнут в отчаяние, но
старый царь великой был сокрушен горечью при мысли о разлуке с любимым сыном.
Рама же, истребитель врагов, отвечал Кайкейи: «Да будет так, как ты говоришь.
Ради исполнения того, что было обещано тебе моим отцом за спасение его жизни, я
с радостью отправлюсь в леса и пробуду там как отшельник столько лет, сколько
ты пожелала. Одно лишь печалит мое сердце: почему государь сам не объявил мне
об избрании Бхараты на царство? Ведь я рад следовать любому его велению. Утешь
царя! Почему, потупив взор, он безмолвно проливает слезы? Я же поспешу
исполнить волю его».
Кайкейи,
обрадованная, сказала: «Слова твои справедливы, о Рама! Не следует медлить с
исполнением решенного. Пусть пошлют тотчас гонцов за Бхаратой – да возвратится
он немедля в Айодхью. Ты же прости отцу его молчание – он смущен и потому не
может говорить с тобой. И уходи в лес, поторопись, о Рама; царь не будет ни
пить, ни есть, ни совершать омовение, пока ты останешься здесь».
При этих
словах царь воскликнул, рыдая: «О горе!» – и упал без чувств на асану,
украшенную золотом. Рама, подняв отца и усадив его на асане, приготовился уйти,
понуждаемый безжалостными речами Кайкейи, как конь жестокими ударами плети. И,
обещав царице покинуть в тот же день Айодхью, Рама испросил у нее разрешения
увидеться с матерью и Ситой, поклонялся в ноги царю, оцепеневшему в
бесчувствии, и удалился.
|