Увеличить |
СМЕРТЬ
ДАШАРАТХИ
Простившись с
царем нишадов, Сумантра с тяжелым сердцем пустился в обратный путь и на третий
день в сумерки вернулся в Айодхью, безмолвную и безрадостную; и, когда он
приблизился к ней, ему почудилось, что город пуст и все его жители вымерли.
Когда же он въехал в городские ворота, народ толпами устремился к нему, чтобы
услышать от него вести о Раме. Ответив на расспросы горожан, Сумантра добрался
до царского дворца и, сойдя с колесницы, вступил в чертоги Дашаратхи.
Миновав один
за другим семь покоев, Сумантра вошел в восьмой, погруженный в сумрак, и здесь
узрел он царя в окружении его жен, сокрушенного горем о сыне, видом своим
внушающего жалость; Кайкейи не было при нем.
Покрытый
дорожной пылью, предстал Сумантра перед царем, смиренно сложив ладони, и
передал ему слова Рамы. Дашаратха, тяжко вздыхая, обратил взор свой на
колесничего и в волнении, со слезами на глазах стал расспрашивать его о сыне: «Где
остановился Рама на ночлег? Неужели, о Сумантра, он, царский сын, взращенный в роскоши,
привыкший к ложу, устланному дорогими тканями, проводит ночь под деревом, на
голой земле, как нищий странник? И что он ест? Как живет он в глухом лесу,
кишащем хищными зверями и змеями, в безлюдье, он, кого сопровождала всегда
пышная свита и охрана? Что сказал Рама? И что Лакшмана? И что сказала и
сделала, войдя в лес, царевна Видехи? Поведай мне обо всем, о колесничий,
расскажи, как живут они в лесах!»
И Сумантра
рассказал о том, как проводил он Раму до берегов Ганги, как простился с ним и
вернулся домой. «И я увидел, о государь, – сказал Сумантра, – что во владениях
твоих, покинутых Рамой, царит уныние. Даже деревья поникли в печали, роняя
листья; пересохли пруды и ручьи; в реках и озерах завяли лотосы и воды
замутились. Леса застыли в немой тоске, ничто не движется в них, звери
попрятались в свои норы, умолкли птицы, листья и цветы потеряли свежесть свою и
благоухание. Сады и рощи утратили красоту свою. И когда я вернулся в Айодхью,
никто не приветствовал меня у ворот. И люди на улицах, встречая мою колесницу,
великую выказывали горесть, и всюду я слышал скорбные вздохи и рыдания. И
Айодхья предстала моим взорам тоскующей, как мать, утратившая сына».
Выслушав
Сумантру в глубокой печали, царь отпустил его. День угас. Царь в своих покоях,
изнуренный горем, отошел ко сну.
Среди ночи
Дашаратха пробудился. То была шестая ночь со дня ухода Рамы. И, терзаемый
скорбью разлуки с сыном, Дашаратха вспомнил давнюю вину свою. Он сказал
Каушалье, которая пребывала без сна вместе с ним в эту ночь, тою же томимая печалью:
«Поистине, о царица, человек пожинает плоды своих деяний! О я, безумный, я сам
навлек на себя несчастье, подобно дитяти, вкусившему по неведению яд.
Это случилось
в давно минувшие дни, когда ты не была еще моей женой. Я был тогда юным
царевичем, преданным страсти к охоте и воинским упражнениям; и я был прославлен
своим искусством в стрельбе из лука. «Царевич попадает в цель на слух, ее не
видя» – так говорили обо мне; и, гордясь этим своим умением, я, кшатрий и
лучник, совершил великий грех.
Было время
дождей; солнце, высушив землю, вступило в ту мрачную область небес, куда
удаляются мертвые; зной спал внезапно, и синие тучи появились на небосводе.
Кваканье лягушек, крики павлинов и антилоп огласили леса, птицы укрылись в
своих гнездах в листве деревьев, сотрясаемых дождем и ветром.
В это
благодатное время года однажды на исходе дня я взял свой лук, взошел на
колесницу и отправился в лес на берегу Сарайю, намереваясь подстрелить буйвола,
или слона, или иного какого-нибудь зверя. Было уже совсем темно, когда я
приблизился к берегу реки. В непроглядной тьме я услышал у самой воды неясный
звук, подобный крику слона. Я поднял свой лук и пустил стрелу, пустил ее на
звук, и тотчас же услышал жалобный крик. Увы, то был не слон, а молодой
пустынник, лесной житель, а шум, услышанный мною, был шумом лившейся в кувшин
воды.
Когда я
услышал человеческий голос, лук выпал из рук моих; испуганный, я поспешил на
крик и на берегу Сарайю увидел юношу, распростертого у самой воды, пронзенного
моей стрелою. Рядом с ним лежал кувшин. Тело его было покрыто грязью и кровью.
Он поднял на меня глаза и сказал: «За что ты убил меня, царевич? Что сделал я
тебе дурного? Ведь ты убил вместе со мною и моих родителей, дряхлых, слепых и
беспомощных, – я был их единственной опорой. Что станется с ними? Они ждут меня
теперь – я обещал им принести воды из реки – и не знают, что я умираю здесь, на
глазах у тебя. Ступай по этой тропе, о царевич, она приведет тебя к хижине
моего отца. Поведай ему о моей смерти, но будь осторожен – берегись его
проклятий. Но прежде чем идти, извлеки эту стрелу, которая мучает меня. И не
бойся, что тем лишишь меня жизни, – я не брахман родом, и грех твой не будет
тягчайшим».
И когда я
вытащил стрелу из его раны, он испустил дух. Подобрав кувшин с водой, я пошел по
тропе и достиг одинокой хижины. Там увидел я престарелых родителей юноши,
беспомощных, подобных птицам, у которых обрезали крылья. Я сказал им о смерти
их сына; поведал я и о том, как это случилось. И, сраженный страшной вестью,
отец убитого проклял меня. «Я мог бы испепелить тебя на месте моим проклятием,
– сказал он мне. – Но ты погубил сына моего неумышленно и сам пришел сказать
мне о его смерти. Поэтому не сразу поразит тебя мое проклятие – ты умрешь от
тоски по своему сыну, как умираю я теперь». Затем, свершив поминальные обряды,
родители юноши взошли на погребальный костер, и души их отлетели на небо.
Ныне
сбывается предсказание старого отшельника, – плача, промолвил царь. – Я умираю
от тоски по сыну. О Каушалья, я больше не вижу тебя; коснись меня руною. Ах,
если бы Рама был здесь и коснулся меня сейчас, я, кажется, мог бы еще жить. О,
благословенны, трижды благословенны те, кто дождется его возвращения! Чувства
мои угасают, как угасают и превращаются в дым лучи светильника, в котором не
осталось масла. И как бурный поток разрушает свои берега, горе мое разрушает
мое тело. О сын мой, опора моя, ты ушел от меня! О Каушалья! О бедная Сумитра!
О жестокая, о враг мой, Кайкейи, ты, что опозорила род свой!» – И с этими
словами царь Дашаратха испустил свой последний вздох.
Утром,
пробудившись, царские жены нашли его недвижимым на его ложе. Сначала подумали
они, что слит он; но, не слыша его дыхания, они затрепетали, как листья на
ветру. Когда же истина открылась им, громкие вопли и плач их огласили царский
чертог. Видя царя бездыханным, Каушалья обвила его тело руками и разразилась
безутешными рыданиями. «Радуйся, о жестокосердная Кайкейи! – восклицала она. –
Ты добилась исполнения своих желаний». И горько плакала и убивалась Сумитра и
вместе с нею Кайкейи и все жены царя.
Великое горе
и смятение охватило Айодхью. Собравшись во дворце, приближенные царя совершили
печальный обряд. Но в отсутствие сына царя они не решились предать тело
погребальному костру и, поместив его в чан, наполненный маслом, стали держать совет.
Они обратились к Васиштхе, вопрошая его о том, как надлежит им поступать далее.
«Страна, лишенная царя, – говорили они, – подвержена бедам и мятежам, ей
угрожают враги; младшие там не повинуются старшим, жены – мужьям; жители не
строят домов, не возделывают полей, не приносят жертвы богам; богатство не
имеет надежной охраны; купцы, прибывшие с товарами из дальних краев, не знают
безопасности на дорогах; нет защиты от воров и разбойников; никто не может ни
приобрести имущества, ни сохранить приобретенное. Люди в такой стране живут как
рыбы, пожирая друг друга, и государство идет к гибели. Назови нам нового царя,
о Васиштха! Ибо страна без царя – все равно что река без воды, лес без листвы,
стадо без пастыря!»
Выслушав эти
речи, Васиштха сказал: «Бхарата, на которого государь возложил бремя царского
долга, живет в столице дяди своего вместе со своим братом Шатругхной. Не мешкая
пошлем за ним гонцов». И советники согласились с ним.
Тогда он
призвал к себе четверых приближенных царя и приказал им: «Отправляйтесь сей же
час на быстрых конях в столицу царя Ашвапати. Скажите Бхарате, что я и
советники просим его и Шатругхну возвратиться незамедлительно в Айодхью, ибо
того требует неотложное дело. Но ничего не говорите ему до времени о бедах,
постигших род Рагху, – об изгнании Рамы и о смерти царя».
Гонцы,
повинуясь Васиштхе, отправились в дорогу и поздно вечером на седьмой день пути
прибыли в Гиривраджу.
|