Эгоист
В нем
было всё нужное для того, чтобы сделаться бичом своей семьи.
Он
родился здоровым; родился богатым – и в теченье всей своей долгой жизни,
оставаясь богатым и здоровым, не совершил ни одного проступка, не впал ни в
одну ошибку, не обмолвился и не промахнулся ни разу.
Он был
безукоризненно честен!… И, гордый сознаньем своей честности, давил ею всех:
родных, друзей, знакомых.
Честность
была его капиталом… и он брал с него ростовщичьи проценты.
Честность
давала ему право быть безжалостным и не делать неуказного добра; и он был
безжалостным – и не делал добра… потому что добро по указу – не добро.
Он
никогда не заботился ни о ком, кроме собственной – столь примерной! –
особы, и искренно возмущался, если и другие так же старательно не заботились о
ней!
И в то
же время он не считал себя эгоистом – и пуще всего порицал и преследовал
эгоистов и эгоизм! Еще бы! Чужой эгоизм мешал его собственному.
Не ведая
за собой ни малейшей слабости, он не понимал, не допускал ничьей слабости. Он
вообще никого и ничего не понимал, ибо был весь, со всех сторон, снизу и
сверху, сзади и спереди, окружен самим собою.
Он даже
не понимал: что значит прощать? Самому себе прощать ему не приходилось… С какой
стати стал бы он прощать другим?
Перед
судом собственной совести, перед лицом собственного бога – он, это чудо, этот изверг
добродетели, возводил очи горе? и твердым и ясным голосом произносил: «Да, я
достойный, я нравственный человек!»
Он
повторит эти слова на смертном ложе – и ничего не дрогнет даже и тогда в его
каменном сердце, в этом сердце без пятнышка и без трещины.
О
безобразие самодовольной, непреклонной, дешево доставшейся добродетели, ты едва
ли не противней откровенного безобразия порока!
Декабрь,
1878
Пир у Верховного
Существа
Однажды
Верховное Существо вздумало задать великий пир в своих лазоревых чертогах.
Все
добродетели были им позваны в гости. Одни добродетели… мужчин он не приглашал…
одних только дам.
Собралось
их очень много – великих и малых. Малые добродетели были приятнее и любезнее
великих; но все казались довольными и вежливо разговаривали между собою, как
приличествует близким родственникам и знакомым.
Но вот
Верховное Существо заметило двух прекрасных дам, которые, казалось, вовсе не
были знакомы друг с дружкой.
Хозяин
взял за руку одну из этих дам и подвел ее к другой.
«Благодетельность!»
– сказал он, указав на первую.
«Благодарность!»
– прибавил он, указав на вторую.
Обе
добродетели несказанно удивились: с тех пор как свет стоял – а стоял он
давно, – они встречались в первый раз!
Декабрь,
1878
Сфинкс
Изжелта-серый,
сверху рыхлый, исподнизу твердый, скрыпучий песок… песок без конца, куда ни
взглянешь!
И над
этой песчаной пустыней, над этим морем мертвого праха высится громадная голова
египетского сфинкса.
Что
хотят сказать эти крупные, выпяченные губы, эти неподвижно-расширенные, вздернутые
ноздри – и эти глаза, эти длинные, полусонные, полувнимательные глаза под
двойной дугой высоких бровей?
А что-то
хотят сказать они! Они даже говорят – но один лишь Эдип умеет разрешить загадку
и понять их безмолвную речь.
Ба! Да я
узнаю эти черты… в них уже нет ничего египетского. Белый низкий лоб, выдающиеся
скулы, нос короткий и прямой, красивый белозубый рот, мягкий ус и бородка
курчавая – и эти широко расставленные небольшие глаза… а на голове шапка волос,
рассеченная пробором… Да это ты, Карп, Сидор, Семен, ярославский, рязанский
мужичок, соотчич мой, русская косточка! Давно ли попал ты в сфинксы?
Или и ты
тоже что-то хочешь сказать? Да, и ты тоже – сфинкс.
И глаза
твои – эти бесцветные, но глубокие глаза говорят тоже… И так же безмолвны и загадочны
их речи.
Только
где твой Эдип?
Увы! не
довольно надеть мурмолку, чтобы сделаться твоим Эдипом, о всероссийский сфинкс!
Декабрь,
1878
|
