Корреспондент
Двое
друзей сидят за столом и пьют чай.
Внезапный
шум поднялся на улице. Слышны жалобные стоны, ярые ругательства, взрывы
злорадного смеха.
– Кого-то
бьют, – заметил один из друзей, выглянув из окна.
– Преступника?
Убийцу? – спросил другой. – Слушай, кто бы он ни был, нельзя
допустить бессудную расправу. Пойдем заступимся за него.
– Да
это бьют не убийцу.
– Не
убийцу? Так вора? Всё равно, пойдем отнимем его у толпы.
– И
не вора.
– Не
вора? Так кассира, железнодорожника, военного поставщика, российского мецената,
адвоката, благонамеренного редактора, общественного жертвователя?… Все-таки
пойдем поможем ему!
– Нет…
это бьют корреспондента.
– Корреспондента?
Ну, знаешь что: допьем сперва стакан чаю.
Июль,
1878
Два брата
То было
видение…
Передо
мною появилось два ангела… два гения.
Я
говорю: ангелы… гении – потому что у обоих на обнаженных телах не было никакой
одежды и за плечами у каждого вздымались сильные длинные крылья.
Оба –
юноши. Один – несколько полный, гладкокожий, чернокудрый. Глаза карие, с поволокой,
с густыми ресницами; взгляд вкрадчивый, веселый и жадный. Лицо прелестное, пленительное,
чуть-чуть дерзкое, чуть-чуть злое. Алые пухлявые губы слегка вздрагивают. Юноша
улыбается, как власть имеющий – самоуверенно и лениво; пышный цветочный венок
слегка покоится на блестящих волосах, почти касаясь бархатных бровей. Пестрая
шкурка леопарда, перехваченная золотой стрелою, легко повисла с округлого плеча
на выгнутое бедро. Перья крыльев отливают розовым цветом; концы их ярко-красны,
точно омочены багряной, свежей кровью. От времени до времени они трепещут
быстро, с приятным серебристым шумом, шумом весеннего дождя.
Другой
был худ и желтоват телом. Ребра слабо виднелись при каждом вдыхании. Волосы
белокурые, жидкие, прямые; огромные, круглые, бледно-серые глаза… взгляд
беспокойный и странно-светлый. Все черты лица заостренные; маленький
полураскрытый рот с рыбьими зубами; сжатый, орлиный нос, выдающийся подбородок,
покрытый беловатым пухом. Эти сухие губы ни разу, никогда не улыбнулись.
То было
правильное, страшное, безжалостное лицо! (Впрочем, и у первого, у
красавца, – лицо, хоть и милое и сладкое, жалости не выражало тоже.)
Вокруг головы второго зацепилось несколько пустых поломанных колосьев,
перевитых поблеклой былинкой. Грубая серая ткань обвивала чресла; крылья за
спиною, темно-синие, матового цвета, двигались тихо и грозно.
Оба
юноши казались неразлучными товарищами.
Каждый
из них опирался на плечо другого. Мягкая ручка первого лежала, как виноградный
грозд, на сухой ключице второго; узкая кисть второго с длинными тонкими
пальцами протянулась, как змея, по женоподобной груди первого.
И
послышался мне голос… Вот что произнес он: «Перед тобой Любовь и Голод – два родных
брата, две коренных основы всего живущего.
Всё, что
живет – движется, чтобы питаться; и питается, чтобы воспроизводить.
Любовь и
Голод – цель их одна: нужно, чтобы жизнь не прекращалась, собственная и чужая –
всё та же, всеобщая жизнь».
Август,
1878
|