XV. Встреча
Доктор приник глазом к щели в стене.
–Кто‑то идет, – сказал он, – должно быть, Марийка.
Огнянов тоже устремил глаза на долину.
–Нет, это не Марийка. Марийка меньше ростом, и она в голубом
платье.
–А эта в черном и с каким‑то узлом в руке.
–Рада! – воскликнул Огнянов, вскакивая. Доктор тоже
вскочил.
Огнянов встал во весь рост у входа и замахал обеими руками.
Рада потеряла немало времени, блуждая по камням в поисках
Бойчо; и вот наконец увидела его. Она бросилась бежать и в мгновение ока
очутилась на мельнице.
–Рада!
–Бойчо, Бойчо! – плакала девушка, едва дыша и прижимая
его голову к своему лицу.
Доктор был глубоко растроган.
– Но как ты попала сюда, Рада? – торопился
расспросить ее Огнянов, с трудом овладевая собой.
–Твою записку к доктору Марийка проедала мне… Ах, Бойчо,
зачем ты меня так измучил? – говорила Рада, плача от счастья. – Ты
больше не сердишься на меня?.. Ты не имеешь права на меня сердиться… Ты знаешь,
что для этого нет причины…
–Прости меня, пташка моя, прости! – говорил Бойчо,
целуя ее руки. – Только сейчас Соколов объяснил мне, как я ошибался, а я
ведь и сам мучился… Я хотел идти в город, чтобы просить у тебя прощения… за эту
жестокость… Я недостоин любви такого ангела… Но ты ведь забудешь, Рада, ты
простишь?
II Огнянов с восторгом смотрел в ее влажные глаза, сияющие
счастьем и беспредельной любовью.
Но Рада вдруг побелела, как стена, и, отпрянув от Бойчо,
крикнула:
–Беги, Бойчо! Я и забыла сказать вам… Бегите!.. Вас здесь
видели, и турки уже идут! Скорее бегите в горы! – повторяла Рада, вне себя
от страха.
–Не может быть! – воскликнул Соколов, не веря своим
ушам.
–Слушай, Бойчо, тебя видела цыганка и сообщила об этом
властям еще раньше, чем я встретилась с Марийкой… Когда я шла к тебе, со
стороны виноградников спустилась толпа башибузуков и направилась прямо сюда…
Они идут за тобой… Ах, боже, я и позабыла сказать об этом сразу… Я целый час
потеряла, пока искала тебя в долине… Увидимся где‑нибудь в другом месте. А
теперь бегите!
Велико было самообладание Огнянова в минуты грозной
опасности, но страшное известие потрясло его, и на этот раз он не смог быстро
принять решение. Ведь это известие пришло в миг высшего блаженства, в миг
неожиданной встречи с девушкой, которая сегодня, в ореоле героического подвига
любви, казалась Огнянову еще милее и пленительнее, чем раньше. И он был не в
силах решиться на немедленную разлуку, не в силах прервать вожделенное
свидание. А между тем был дорог каждый миг.
–Бежать? А ты? – проговорил Бойчо.
–На меня не смотрите, обо мне не думайте… Бегите скорей… На,
возьми вот это – здесь одежда – и беги, Бойчо, прощай, нет, мы еще увидимся, мы
будем вместе, Бойчо, милый мой… где укажет судьба… Прощай…
И, подав узел Огнянову, Рада схватила его за руку и потащила
к выходу из мельницы.
–Нет! – решительно сказал Огнянов. – Я не могу в
такое время оставить тебя одну… Если эти варвары идут за тобой следом…
–Да, идут, Бойчо!
–Что, если они найдут тебя одну в этих диких местах? Эти
звери!.. Нет, лучше я умру здесь, защищая тебя…
Но он тут же понял, что это отчаянное решение безрассудно. И
он спросил Раду:
–Рада, можешь ты идти с нами?
На это неожиданное предложение Рада с восторгом ответила:
–Конечно, конечно, Бойчо! С вами я готова хоть на край
света… Бежим, бежим, Бойчо!
Глаза Огнянова засняли.
–Только бы нам добежать до Малого стула, что над
водопадом, – сказал Соколов. – А там уж я один удержу их до вечера,
пока ты отведешь Раду в горы.
Действительно, над водопадом возвышалось несколько
островерхих скал, названных «Малым стулом». Укрываясь за ними, один хорошо
вооруженный человек мог бы оборонять от целого отряда ту единственную тропинку,
что, извиваясь но круче, вела в горы.
Нельзя было терять пи секунды.
–Наверх, на гору! – крикнул, почти скомандовал Огнянов.
И он первый ступил на порог мельницы и окинул взглядом долину из конца в конец.
Но было уже поздно.
На противоположном обрыве между острыми скалами показались
турки. Они укрывались за камнями и кустами, так что виднелись только их головы
да ружья. Повыше стоял кто‑то в белых шароварах и указывал рукой на мельницу.
То была цыганка. Турки заняли обрыв и на другой стороне. Эти тоже присели на
корточки за камнями.
Огнянов и доктор поняли, что они окружены, и перестали
думать о бегстве; да о нем и нечего было думать.
Турки начали осторожно спускаться по обрыву под прикрытием
камней и кустов. Их было человек сто.
Тропинка, пролегающая по долине, еще оставалась свободной.
–Рада, – сказал Бойчо, повернувшись к ней, – иди
по тропинке и держись берега. – Но тотчас же страшная мысль омрачила его
лицо, и он добавил: – Нет… лучше оставайся здесь…
Он прочитал в глазах Рады согласие.
–С тобой, с тобой, мой Бойчо… – прошептала она,
скрестив руки на груди.
И столько скорби, любви и жертвенной преданности светилось в
ее глазах! Такая в них была готовность умереть! Огнянов и Соколов пересчитали
свои патроны.
–Восемнадцать выстрелов, – сказал Соколов.
–Хватит, чтобы умереть с честью, – вполголоса промолвил
Огнянов.
Сам Тосун‑бей привел сюда свою орду, и сам ею командовал.
Прежде чем подняться на обрывы, он закрыл выходы из долины и, таким образом,
стянул железный обруч вокруг мятежников, точнее – мятежника, ведь Тосун‑бей был
убежден, что на мельнице скрывается один Огнянов.
Прежде чем дать приказ открыть стрельбу, Тосун‑бей
распорядился, чтобы осажденному крикнули по‑турецки:
–Главарь бунтовщиков, сдавайся!
Но только скалы откликнулись гулким эхом на это предложение.
Рада забилась в угол, недвижная, онемелая.
–Крепись, Рада! – печально сказал ей Бойчо.
Она отозвалась на это только взмахом руки. Казалось, она
хотела сказать: «В Клисуре, где я была одинока и отвержена, мне было очень
страшно. Теперь мне не будет страшно умереть с тобой, потому что ты меня
любишь… Вот увидишь!»
Огнянов понял этот мужественный немой ответ, и глаза его
увлажнились.
Шли мгновения. Огнянов и Соколов, крепко сжав револьверы в
руках, стали у стены так, чтобы укрыться от пуль. Они смотрели то на тот, то на
другой обрыв: оттуда каждый миг можно было ожидать ружейных залпов.
Прошла минута. По‑видимому, это был срок, данный Тосун‑беем.
И вот загремели выстрелы с западного обрыва, потом с
восточного и наконец из долины. Осажденные слышали, как над ними свистят пули,
проникая сквозь дыры в крыше, сквозь щели в стенах; слышали, как эти пули
ударяют о камень и, расплющенные, падают к их ногам.
Гул стоял в этой балканской долине.
Внезапно пальба прекратилась.
Стены мельницы, хоть и были полуразрушены, все же послужили
укрытием для троих обреченных. Пока что пули не задели никого. Одна лишь Рада
упала, потеряв сознание. Душевные силы изменили несчастной девушке. Косынка
соскользнула с ее головы, и волнистые черные волосы рассыпались по ее плечам и
по земле.
С минуты на минуту надо было ожидать нового залпа. Между тем
Рада лежала в таком месте, куда легко могли попасть пули.
Огнянов наклонился и, взяв девушку на руки, отнес ее в
дальний угол мельницы, наиболее защищенный от обстрела. Там он подложил ей под
голову узел и попытался привести ее в чувство, но она не приходила в себя: она
лежала, не ведая, что творится вокруг. И в эту минуту, глядя на ее
прекрасноеЛИЦО,покрытое смертельной бледностью, на ее закрытые веки и
побелевшие губы, на эту несчастную девушку, связавшую свою судьбу с его судьбой,
он мучился адскими муками в предвидении ожидающей ее участи. Ведь он должен
будет сейчас расстаться с ней и уже не сможет защитить ее от этих зверей. На
его лице отразились отчаяние и несказанная скорбь.
«Может быть, лучше мне самому убить ее?» – подумал он.
Не получая ответа из мельницы, осаждающие осмелели,
спустились еще ниже по камням и приблизились ко дну долины. Все тесней
стягивалось кольцо вокруг мельницы. Приближалась минута решительных действий.
–Сдавайся, бунтовщик! Ответа не последовало.
На мельницу посыпался град пуль. Огонь усиливался, и турки
придвигались все ближе… Мельница молчала по‑прежнему, и турки решили, что
укрывшийся внутри мятежник безоружен. Пули все чаще ударялись о стены,
наступление переходило в штурм.
Туркибылитеперь совсем близко. Настала последняя минута.
Огнянов стоял у окна, доктор – у входа.
Товарищи переглянулись и одновременно разрядили револьверы в
густую толпу врагов. Этот неожиданный ответ уложил на месте трех турок и
показал неприятелю, какими силами располагает мельница. Турки поняли, что
осажденный не один. Это их смутило, но только на мгновение. Клисурские
победители с ревом кинулись к мельнице. Одни еще стреляли с обрывов, другие –
уже из долины, целясь в оконные и дверные проемы, чтобы осажденные не могли высунуться
и вновь открыть стрельбу по осаждающим. Это был уже настоящий штурм.
–Ну, доктор, придется нам сейчас умереть, брат. Прощай
навеки! – сказал Огнянов.
–Прощай, брат!
–Доктор, ни один из нас не должен попасть к ним в руки
живым!
–Конечно, Бойчо! У меня еще четыре патрона; один оставлю для
себя…
–А я, доктор, оставлю два.
И Огнянов невольно обернулся к Раде. Она лежала все так же
недвижно, но лицо ее теперь побелело как полотно; по ее груди медленно текла
струйка крови, застаиваясь красными лужицами в складках платья… Шальная пуля
попала в девушку рикошетом. Рада была уже мертва. Ее обморок перешел в вечный
сон.
Покинув свой пост, Огнянов подошел к ней, преклонил колена,
взял ее холодные руки в свои и долгим поцелуем приник к ее ледяным устам; он
осыпал поцелуями и ее лоб и рану, на которой уже застывала кровь. Быть может,
он что‑нибудь сказал Раде, быть может, шепнул во время этих прощальных
поцелуев: «До свидания в мире ином, Рада», – но если и так, слов его
нельзя было расслышать из‑за стрельбы за стеной, из‑за ударом нуль внутри. Он
покрыл ее своим плащом. Когда Бойчо выпрямился, по щекам его двумя струйками
катились слезы.
И в каждой из этих слез был целый океан мук… А может быть –
кто знает? – и какая‑то доля благодарности провидению…
|
