IX. Все объяснилось
Не успел доктор вернуться домой, как снова вышел на улицу и,
направляясь к Марко, быстро прошел мимо кофейни Ганко. Многие из сидевших в ней
завсегдатаев окликнули его и поздравили с освобождением, а горячее всех – сам
хозяин. У дома Марко доктор столкнулся со Стефчовым, который шел от
Диамандиевых.
– Кланяюсь вам, господин переводчик! – крикнул доктор,
презрительно улыбаясь.
Марко уже отобедал и сидел на скамейке под самшитом, попивая
кофе. Доктора он встретил с величайшей радостью.
Поздоровавшись со всеми домашними и весело ответив на
поздравления, Соколов сказал хозяину:
– Расскажу тебе сейчас, дядюшка Марко, целую комедию.
– Как же это все произошло, душа моя?
– Да я и сам ничего не понимаю… Даже как‑то не
верится, – не быль, а прямо сказка. Забрали меня ночью из моего дома,
только я вернулся от вас, и повели в конак. Ты уже слышал, как меня там
допрашивали и в чем обвиняли. Кто бы мог подумать, что из‑за какой‑то потертой
куртки выйдет такая история? Меня посадили под замок. Не прошло и часа, как
входят два полицейских. «Доктор, собирайся!» – «Зачем?» – спрашиваю. «Пойдешь в
К., бей приказал». Ладно. Выходим; один впереди меня, другой сзади, оба с
ружьями. К рассвету дошли до К. Там меня тоже посадили под замок – время было
раннее, и здания суда еще не открывали. Взаперти я просидел часа четыре, и эти
часы показались мне годами. Наконец меня привели к судье. Вместе с ним заседало
несколько советников и видным горожан; мне прочитали какой‑то протокол, в
котором я ничего не понял. Издесь допрашивали, и здесь плели всякий вздор об
этой несчастной куртке. А куртка моя лежит себе на зеленом столе и смотрит на меня
жалобно. Судья вскрыл письмо, должно быть, присланное нашим начальством, вынул
из него какую‑то газету и листовку и спрашивает меня: «Эта газета и листовка
твои?» – «Нет, не мои!» – «А как же они попали к тебе в карман?» – «Я их туда
не клал». Судья опять принялся читать письмо. Тогда Тинко Балтоолу взял газету
и развернул ее. «Эфенди, – говорит он судье тихо, – в этой газете нет
ничего противозаконного, она издается в Царьграде». И смотрит на меня,
улыбаясь. Я решительно ничего не понимаю; стою как столб. Судья спрашивает:
«Значит, это не та крамольная газета, что издается в Румынии?» – «Нет,
эфенди, – отвечает Балтоолу. – В этой нет ничего о политике, пишут
только о вере; это протестантская газета». Гляжу я на нее, дядюшка Марко, и
глазам своим не верю: да это же «Зорница»! Тинко Балтоолу берет печатную
листовку, просматривает ее, бросает взгляд на меня и опять смеется: «Эфенди, а
это просто объявление», – говорит он и читает вслух: «Практический
лечебник доктора Ивана Богорова[35]».
Судья растерянно смотрит вокруг. Все хохочут; рассмеялся и он, рассмеялся и я.
Что же мне оставалось делать? Можно ли было не смеяться? Но вот что самое
интересное: как произошло это чудодейственное превращение?.. Что бы там ни
было, но после краткого совещания с заседателями судья говорит мне: «Ну,
доктор, произошла ошибка; извини за беспокойство». Я валялся по тюрьмам, меня
таскали ночью из конака в конак, а у них это называется «беспокойство»! «Укажи,
говорит, одного поручителя и отправляйся домой подобру‑поздорову». Я был прямо
ошарашен.
– А насчет раненого полицейского речь не заводили?
– О нем даже и не спрашивали. Как я понял, наш бей тщательно
расследовал дело, – уж не знаю, сам ли догадался или кто его надоумил, но,
так или иначе, он написал, что не считает меня виновным в ранении полицейского.
Очевидно, тот сам признался, что соврал.
Лицо у Марко засияло от удовольствия. Он был уверен, что в
полицейского стрелял сын деда Манола, и только сейчас перестал беспокоиться.
– Ну, теперь ты, слава богу, свободен, – сказал он.
– Как видишь. Но подожди. Еще удивительней другое, –
сказал доктор, оглядываясь кругом. Убедившись, что поблизости никого из
домашних нет, он продолжал: – Николчо поручился за меня, и он же дал мне своего
коня – вернуться домой.
Выехал я из К., поравнялся с еврейским кладбищем, смотрю, со
стороны гор идут двое, один из них дьякон Викентий, и он окликает меня: «Вы
куда, господин Соколов?» – спрашивает он, явно удивляясь, что я на свободе.
«Возвращаюсь домой. Все в порядке». У него глаза на лоб полезли. Я рассказал
ему, как дело было, а он бросился мне на шею и ну меня обнимать да целовать. «А
это кто, друже Викентий?» – спрашиваю я, кивая на его спутника. «Это господин…
Бойчо Огнянов». И знакомит меня со своим товарищем. Присмотрелся я и, можешь
себе представить, узнал его! Это был тот, кому я вчера отдал свою куртку!
– Как? Сын деда Манола? – невольно вскрикнул Марко.
– А ты разве его знаешь? – удивился доктор. Марко
прикусил язык.
– Продолжай, – сказал он, волнуясь.
– Поздоровались, познакомились. Он благодарил меня за куртку
и с отчаянием в голосе просил извинить его. «Ничего, господин Огнянов, –
сказал я, – когда мне случается оказать кому‑нибудь небольшую услугу, я в
этом не раскаиваюсь. А вы куда идете?» – «Господин Огнянов шел разыскивать
вас», – ответил Викентий. «Меня?» – «Да, хотел вас выручить». – «Меня
выручить?» – «Да, хотел отдать себя в руки властей и признать себя виновным во
всем». – «Неужели вы для этого шли сюда? Ах, господин Огнянов, на что вы
решились?» – воскликнул я, пораженный. «Это был мой долг», – ответил он
просто. Я не удержался от слез и посреди дороги обнял его, как родного брата.
Каково? Что за благородная душа, дядюшка Марко! Какое рыцарство! Такие вот люди
и нужны Болгарии.
Марко слушал, не говоря ни слова. Две слезы медленно скатились
по его щекам. Он думал, что дед Манол может гордиться таким сыном.
Немного помолчав, доктор продолжал:
– Мы распрощались, они пошли полем, а я прямо сюда; но я и
сейчас никак не могу прийти в себя после этой встречи. А еще больше меня
изумляет загадка с письмом бея. Здесь, в конаке, я своими глазами видел газету
«Независимость» и воззвание, – уверяю тебя. А там оказались «Зорница» и
объявление о книге Богорова! Как их подменили? Кто это сделал? Уж не ошибся ли
сам бей? Ломаю себе голову, но ничего не могу понять. Скажи, что ты об этом
думаешь, дядюшка Марко!
И доктор скрестил
руки в ожидании ответа. Марко затянулся и с еле уловимой улыбкой на губах
проговорил:
– А тебе не пришло в
голову, что это сделал кто‑нибудь из твоих друзей? Какая там ошибка бея! Где он
возьмет протестантскую газету и богоровское объявление?
– Но кто это мог
быть? Кто тот неизвестный благодетель,чтоспас меня от опасности, а Огнянова от
верной гибели? Помоги мне узнать… Я должен его отблагодарить; я готов руки и
ноги ему целовать.
Марко наклонился и
сказал доктору на ухо:
– Слушай, доктор. О
том, что я тебе сейчас скажу, ты должен молчать до гроба.
– Даю честное слово.
– Газету и листовку
подменил я.
– Ты, дядюшка
Марко? – крикнул доктор, вскочив с места.
– Сиди и молчи…
Теперь слушай, как все это произошло. Сегодня утром я спозаранку зашел в
кофейню и впервые услышал от Ганко о твоем аресте. Я был поражен. Тут входит
онбаши и рассказывает мне, что ночью тебя отправили в К., а сам он должен ехать
туда с письмом бея, к которому приложена крамольная литература. «Как быть?» –
думаю. Онбаши посидел еще немного и вышел. Смотрю – письмо‑то он позабыл! Ганко
в это время мыл голову одному посетителю и не смотрел в мою сторону. Я подумал,
уж не разорвать ли мне это письмо? Но какой толк? Тебя бы все равно потащили на
допрос и оставили под подозрением. Что делать? А времени на размышление нет. И
вот мне приходит в голову то, чего я за всю свою жизнь в мыслях не имел… Надо
тебе знать, доктор, что я поседел на торговле и ни одного чужого письма в жизни
не распечатал. На мой взгляд, нет поступка бесчестней, а вот сегодня, да
простит меня бог, я сделал это в первый и последний раз. Побежал домой, заперся
в конторе, осторожно подрезал красный сургуч, вынул то, что лежало в конверте,
и вложил туда другую газету и объявление, – первое, что попалось под руку.
Турки ведь недогадливы, сам знаешь… Потом я отнес письмо в кофейню и положил
его на прежнее место, – Ганко ничего не заметил. Слава богу, все кончилось
хорошо. Теперь, по крайней мере, совесть будет мучить меня меньше.
Доктор слушал Марко,
потрясенный.
– Дядюшка
Марко, – проговорил он растроганно, – я вечно буду тебе благодарен.
Ты называешь свой поступок бесчестным, но это славное дело, это подвиг! Ты с
риском для себя спас двоих. Отец не оказал бы такой услуги сыну.
И доктор умолк – он
не мог говорить от волнения.
Марко продолжал:
– Вчера вечером сын
деда Манола действительно разыскивал меня. Но он полез через ограду и поднял
такой шум, что переполошил всю полицию.
– Бойчо Огнянов?
– Так вот как вы его
теперь называете? Да, да, он самый. Мы с его отцом большие друзья; он, бедняга,
никого здесь не знает и хотел укрыться у меня. Это ты указал ему дорогу. Но он
вскоре убежал. Я не хотел тебе говорить об этом при Иванчо.
– Откуда он
пришел? – спросил доктор, на которого незаурядная личность Бойчо Огнянова
произвела сильнейшее впечатление.
– А он тебе не
говорил? Бежал из Диарбекира.
– Из Диарбекира?
– Тише… Куда
ты? – спросил Марко доктора, поднявшегося с места.
– Пойду в монастырь –
там его приютил дьякон. Я должен поговорить с ним… Ты разрешишь доверить ему, и
только ему одному, твое признание? Он должен знать, кому обязан жизнью, –
ведь если бы меня не освободили, он отдался бы в руки властей.
– Нет! И заклинаю
тебя, молчи и постарайся забыть об этом. Я только тебе признался, можно сказать
– исповедался, чтобы легче было. Передай привет сыну деда Манола; попроси его
зайти ко мне, только пускай теперь входит в ворота.
Доктор ушел.
|
