 Увеличить |
XII. История одного
невосставшего города
Прижавшись к стене в углу, два товарища подробно рассказали
друг другу о событиях, случившихся в Клисуре и Бяла‑Черкве в течение последних
девяти дней. Из рассказа Соколова, – точнее, из его отчета, –
Огнянову все стало ясно. Он понял то, что до сих пор было для него загадкой.
Действительно, Бяла‑Черква не восстала, так же как и многие
другие города и села, хотя они были подготовлены к восстанию не хуже, чем она,
а иные даже лучше. Установленный срок был нарушен, и преждевременная вспышка
погубила все дело…
При первом же известии о клисурском восстании мнения в
местном комитете разделились: одни считали, что надо только готовиться отразить
нападение, не подавая для него повода, и восстать лишь в том случае, если будет
прислан отряд для подкрепления; другие ратовали за то, чтобы знамя восстания
было поднято немедленно и – будь что будет! Третья же точка зрения, широко
распространенная среди видных горожан, была – капитулировать. В тот самый
момент, когда комитет решалвопросо поднятии знамени, капитулянты обманным путем
захватили и посадили под замок в подвал попа Ставри самых горячих членов
комитета – доктора, Попова и Редактора. Они же послали в К. депутацию с
чорбаджи Юрданом во главе, дав ей наказ выразить покорность и
верноподданнические чувства султану от имени населения Бяла‑Черквы и просить о
защите города.
Местные власти, – а они в те дни сами
растерялись, – с радостью приняли заявление депутации и послаливБяла‑Черкву
пятьдесят башибузуков сприказомотобрать у населения оружие и остаться в городе
для его охраны. Вскоре во дворе конака выросла целая гораружей,пистолетов и
ятаганов. Итак, громоотвод, имя которому капитуляция, был установлен, и Бяла‑Черква
была спасена. Она принесла в жертву только одного человека – Марко Иванова. Его
заковали в кандалы и отвезли в Пловдив – держать ответ за черешню… Кто его
выдал, неизвестно.
Пять дней спустя – это было вчера – на горе появилось знамя,
и снова пошли всякие разговоры да толки, снова блеснула надежда. Все
волновались, разнесся слух, что несколько тысяч повстанцев идут с гор на помощь
Бяла‑Черкве… Этими вооруженными силами якобы командуют русские и сербские
офицеры… Никто не знал наверное, откуда идет эта неожиданная помощь, –
казалось, она с неба упала… Каблешков столько раз говорил о какой‑то
таинственной армии, готовой примчатьсявуказанный час, что ому поверили даже
маловеры. Все радостно смотрели на знамя, реявшее на одной из балканских круч…
Некоторым уже мерещились на горных склонах люди с винтовками; но это были
просто кустарники. Другие, обладавшие более острым зрением, уверяли, будто они
даже разглядели русских солдат, узнав их но большим мохнатым шапкам. Тогда к
арестованным пришел поп Ставри и, отперев дверь, сказал:
–Грешно, чада мои, держать вас под замком. Мичо был прав.
Идите поглядите, что творится в горах…
Три узника стрелой вылетели из дома. Полчаса спустя они, во
главе двух десятков сапожников, захватили конак, а вместе с ним бея, оружие и
власть! Город пришел в восторг. Бяла‑Черква восстала! Знамя с вышитым львом –
рукоделье Рады – развевалось над площадью. Но в то же самое время пришло
тревожное известие, которое произвело на всех ошеломляющее впечатление:
спустившийся с горных пастбищ пастух сообщил, что на Балканах никаких войск
нет. А Тосун‑бей уже идет к Бяла‑Черкве, чтобы разрушить ее до основания!
Одновременно с этим пришло другое известие, усилившее растерянность и панику.
Трое клисурских повстанцев, спустившись с гор, укрылись в училище, в верхней
части города. То был Кандов, раненный в руку, и с ним еще два клисурца. Старуха
сторожиха поместила их на чердаке и накормила хлебом, – они двое суток
питались только травами, – потом, по их просьбе, сообщила о них Бырзобегунеку,
который принес им одежду, фесы и табак. Но не успели они выкурить по цыгарке,
как увидели сквозь щели в крыше, что училище со всех сторон обложено турками.
Бырзобегунек в это время тоже находился на чердаке. О бегстве нечего было и
думать. Турки начали стрелять со двора, целясь в окна и чердак. Оба клисурца
были ранены. Они спустились во двор и сдались. Их изрубили на месте.
Бырзобегунек, спрыгнув во двор, двумя выстрелами ранил турка, но тотчас упал,
сраженный десятками пуль. Его тоже изрубили… Один лишь Кандов не сходил с
чердака. Турки навели ружья на дыру, в которой он должен был показаться. Но он
не показывался. Неожиданно гнилой потолок провалился, и Кандов упал на крытую
галерею. Выпрямившись во весь рост, он оперся о перила галереи и, скрестив руки
на груди, закричал:
–Я готов, стреляйте!
Турки решили, что это начальник и что он сдается, – он
говорил по‑болгарски. И турки ждали.
–Варвары! Стреляйте! Всех болгар вам не перестрелять! –
крикнул он.
Теперь они поняли.
И в ответ раздался залп из тридцати ружей по этой близкой
мишени. Но ни одна пуля не задела Кандова. Он помчался по галерее, сбежал с
лестницы и ринулся через двор прямо к церкви, куда дорога была открыта. Снова
раздался залп, и опять впустую. Но едва Кандов ступил на церковный порог, как в
него попали две пули, и он рухнул на пол… Его тоже изрубили…
После этого принялись разыскивать доктора, причем к
башибузукам присоединилось много горожан. Живого или мертвого, но доктора надо
было поймать, – только этим удалось бы избавить город от страшного гнева
Тосун‑бея. Доктор должен был пасть искупительной жертвой. Он скрывался в одном
доме, но, когда стемнело, испуганный хозяин попросил его уйти немедленно… На
улице Соколова заметили и стали преследовать каратели, но ему удалось оставить
погоню далеко позади. Мчась по длинной Мюхлюзовой улице, он по дороге толкнулся
в несколько ворот, надеясь скрыться в чьем‑нибудь дворе, но все ворота были
заперты, и он продолжал бежать. Добежав до площади, он увидел, что за ним
охотится уже не один, а два отряда карателей; наперерез ему бежало человек
десять. Тогда Соколов кинулся назад и свернул налево, на другую улицу; погоня
сразу же потеряла его след, и он получил возможность остановиться на несколько
секунд, чтобы перевести дух. Но опасность не уменьшалась. Он знал, что погоня
не замедлит выследить его, настигнуть и пристрелить, если не на этой, то на
другой улице, – ночь выдалась звездная, светлая. Попытаться бежать за
город было тоже безрассудно: все выходы из него охранялись стражей. Остался
лишь один путь к спасению – скрыться в доме какого‑нибудь друга… К счастью,
доктор вспомнил, что недалеко дом попа Димчо. Добежав до его двора, Соколов
постучался в ворота. Они открылись. Навстречу беглецу вышел сам поп Димчо, член
комитета.
–Батюшка, укрой меня! – попросил доктор.
–Не могу, доктор, не могу! Они уже видели, что ты толкнулся
сюда, мне тоже несдобровать, – прошептал поп Димчо, легонько выталкивая
Соколова за ворота.
Ошеломленный Соколов тоже почувствовал приближение погони,
появившейся на перекрестке, и бросился бежать без оглядки. Он влетел в глухой
тупик, в конце которого жил его родственник, дядя Нечо. Постучавшись в дверь,
доктор попросил убежища.
Дядя Нечо тотчас оценил положение.
–С ума ты спятил, доктор! – сказал он. – Погубить
меня хочешь! Ты же знаешь, – у меня жена, дети.
И, схватив Соколова за руку, Нечо вывел его за ворота.
Доктор поспешил выбраться из тупика и побежал на Петканчову
улицу. Но злая судьба толкнула его как раз к тем, от кого он бежал. Теперь
каратели гнались за ним по пятам.
–Стой, а то стрелять будем! Стой, доктор! – крикнул
полицейский‑болгарин.
И Соколов остановился, но не там, где ему предлагал усердный
болгарский служака, а дальше, перед воротами дома Сарафова. Как домашний врач
Сарафова и его близкий друг, Соколов решил попытать счастья здесь и постучал
наудачу.
–Кто там? – послышался голос хозяина. Доктор назвал
себя.
И в тот же миг он услышал, как Сарафов, вместо того чтобы
пойти открыть ворота, захлопнул за собой дверь; никаких других звуков беглец
больше не услышал.
|
