 Увеличить |
XXX. В Стремской долине
«Странно, странно! Необъяснимо!.. Ужасно!.. До сих пор
ничего еще не началось… Что же они делают? Что предпринимает Бяла‑Черква?
Молчат, как мертвые… Молчат… Ужасное молчание! Страшное!.. Не могу допустить и
мысли, что они там сидят сложа руки и благоразумно выжидают… Однако этот идиот
говорил правду, сущую правду. Но в Бяла‑Черкве и Соколов, и Попов, и Редактор…
Все они там, мои соколы… Испытанные ребята, горячие головы. Чего они ждут? Уж
не меня ли? Но, значит, если я не приду к ним, если я погибну, они и делать
ничего не станут? Или они глухи и слепы и не видят, что творится вокруг?
Клисура восстала, Копривштица восстала, Панагюриште восстало, Средна‑гора
объята пламенем! Одна только Стремская долина спит глубоким сном! Или опять
случилось какое‑нибудь несчастье? Возникло какое‑нибудь непреодолимое
препятствие? Но это невероятно! Если Бяла‑Черква не может начать восстание, она
могла бы хоть послать нам на помощь отряд человек в десять… Этот отряд мог бы
вдохнуть бодрость в других… Но Бяла‑Черква затаилась. Все сообщения
подтверждают это… А какое там было воодушевление! Как основательно
подготовились! Неужели так и в других местах?.. Беда… Божье проклятие нависло
над Болгарией!..»
Обуреваемый этими мрачными мыслями, Огнянов, переодетый
турком, осторожно пробирался из долины Стара‑реки в Стремскую.
Как мы уже знаем, он двадцатого апреля заехал в Клисуру по
пути в Бяла‑Черкву, которую собирался поднять, как только пробьет час всеобщего
восстания. Но в Клисуре этот час пробил в тот самый день. Это случилось как раз
тогда, когда Огнянов испытывал невыносимые душевные муки, и он слепо ринулся в
пучину мятежа, чтобы в вихре борьбы заглушить душевную боль и найти смерть в
рядах борцов за освобождение родины. Враг, однако, не показывался. Пять суток
напролет Огнянов провел на укреплениях, занятый кипучей деятельностью по
организации обороны, горя мучительным нетерпением скорее получить известие, что
и в Бяла‑Черкве вспыхнуло восстание… Сердце его обливалось кровью, и он
проклинал тот день и час, когда случай привел его в Клисуру. Он видел, как
тлетворно влияет на дух повстанцев царящая кругом зловещая тишина, как
губительна она для всего дела… Тщетно старался Огнянов ободрить товарищей и
клялся, что надо с минуты на минуту ожидать восстания в Бяла‑Черкве, а вслед за
ней и в других местах. Наконец, он и сам начал терять надежду; с ужасом
предвидел он неизбежность катастрофы в Клисуре и неминуемое поражение
революции. И он решился на отчаянное предприятие: проникнуть в Бяла‑Черкву,
пройдя через взбудораженные турецкие села, и поднять в ней знамя восстания.
Это был чрезвычайно рискованный и опасный шаг. Но если бы в
Бяла‑Черкве вспыхнул пожар, искры его разлетелись бы по другим, готовым к
восстанию селениям на склонах Стара‑планины. Тогда силы турок были бы
расщеплены, Клисура спасена, пожар разгорелся бы и – кто знает? Быть может,
революция и победила бы… Многие величайшие перевороты в истории человечества обязаны
своим успехом какому‑нибудь ничтожнейшему обстоятельству… Во всяком случае,
ожидаемый результат оправдывал риск. Нужен был героический подвиг, и подвиг
этот нашел своего героя.
К полудню Огнянов спустился в долину. Все здесь цвело пышным
цветом, утопая в тенистой зелени. Кристально чистые ручейки, извиваясь на
лужайках, скрывались в ветвистых дубравах. Воздух был насыщен благоуханием роз,
как покои какой‑нибудь царской возлюбленной. Под лазоревым небом долина,
залитая радостным светом солнца, была необычайно приветлива и прекрасна – сущий
рай земной! Но ее красоты не привлекали внимания путника – он их и не замечал.
Огнянов предпочел бы видеть эту долину объятой пламенем.
Путь его лежал через село Рахманлари, ближайшее к Клисуре турецкое селение. Огнянов
смело направился к нему. Когда он проходил мимо розовых насаждений на окраине
села, его остановило несколько вооруженных турок – это был караул.
–Откуда идешь, брат?
–Из Алтынова.
–А куда?
–В Ахиево. Там все спокойно?
Турецкое село Ахиево было расположено по соседству с Бяла‑Черквой.
–Слава богу, спокойно.
У Огнянова сердце сжалось от боли.
–Лучше останься у нас в селе. Завтра отправимся бить
клисурцев.
–Посмотрим… До свидания! И Огнянов вошел в село.
На улицах было необычайное оживление. По ним сновали толпы
турок, вооруженных до зубов. Кофейни были битком набиты, бакалейные лавки и
корчма тоже полным‑полны народу. Очевидно, сюда собралось несколько сот человек
из окрестных селений для совместного нападения на Клисуру. Село Рахманлари было
их сборным пунктом. Предчувствуя страшную участь Клисуры, Огнянов все‑таки
хотел добыть более достоверные сведения о Бяла‑Черкве – он все еще верил, что
хотя бы в последнюю минуту она поднимется… Он решил было зайти в корчму,
которую содержал болгарин из Бяла‑Черквы, но тут же передумал, опасаясь
предательства, и пошел дальше, выбирая среди толпившихся турок какую‑нибудь
кучку, к которой удобно было бы присоединиться. Случайно он прошел мимо мечети.
Там тоже было полно народу. У дверей сгрудились молящиеся; они все прибывали и
прибывали. Очевидно, готовилось что‑то необычайное. Огнянов догадался, что
ходжа собирается произнести проповедь, чтобы еще более разжечь фанатизм
озверелых турок. Влекомый неодолимым любопытством, Огнянов втиснулся в толпу.
Его предположение оправдалось: в ту же минуту проповедник поднялся на
деревянные подмостки, которые в турецких мечетях играют роль амвона. Внутри
было светло, и Огнянов увидел, что проповедник не простой деревенский мулла, а
софта – ученый богослов, вероятно прибывший из К. с особым заданием. Мгновенно
водворилась тишина. Софта начал торжественно:
– Правоверные! Было время в славное царствование наших
великих султанов, когда мир трепетал при одном лишь упоминании об Оттоманской
империи. Восток и запад поклонялись ей, моря посылали ей дары, короли и
королевы падали ниц и лобызали священный прах перед троном халифа. Велик был
тогда Аллах и святой пророк его Мохаммед. Но, должно быть, тяжко согрешили мы
перед богом, пьянствуя и предаваясь блуду, братаясь с нечестивыми и перенимая их
законы… И вот бог отдал нас на поругание поруганным, на потоптание потоптанным…
О аллах, аллах! Ниспошли нам огненный меч архангела Азраила[108], да обагрим мы восток и
запад кровью врагов твоих!.. Кровью да окрасятся моря, и да прославятся
небеса!.. Вот мое слово к вам, правоверные! Наточите ножи, проверьте оружие и
будьте готовы, ибо час пробил и настало время смыть наш позор кровью гяуров во
славу единого и великого бога ислама!..
В таком духе начал разглагольствовать софта… Проповедь
длилась долго, и сотни молящихся слушали ее с напряженным вниманием и пылающими
глазами.
«Так вот что тут творится, – подумал Огнянов и, не
дожидаясь конца проповеди, вышел на улицу. – Значит, слухи о таких
проповедниках не выдуманы. Мы призываем к восстанию против турецкого правительства,
а их апостолы проповедуют истребление всего болгарского народа. Стало быть,
нечего себя обманывать: предстоит жестокая борьба, борьба народа с народом…
Тесно двум племенам на болгарской земле. Пусть так… возврата нет! Жребий
Болгарии брошен! Но как страшно она начинается, наша святая, вожделенная
революция! Боже! Защити Болгарию!..»
И он снова принялся прогуливаться по площади. Моление
окончилось, и молящиеся вышли на площадь; там и сям составлялись небольшие
группы, оживленно обсуждавшие проповедь. Огнянов подошел к одной из них и стал
прислушиваться к разговорам. Все стало ясно. Восстание в Клисуре вначале
напугало турецкое население окрестных сел, ибо турки вообразили, что в Клисуру
пришли русские войска… В ужасе они уже собирались тронуться с места и вместе с
семьями спасаться бегством. Вскоре, однако, они узнали от тех турок, которым
удалось благополучно вырваться из Клисуры, что противники их – простые болгары,
в большинстве портные, если не считать нескольких учителей; в этом их убедили и
неумелые действия самих повстанцев. Это вернуло туркам их прежнюю уверенность и
дерзость, и они решили, не дожидаясь военной помощи, расправиться с клисурцами
собственными силами. Огнянов выведал также, что рахманларцы произвели несколько
искусных рекогносцировок, и теперь неприятелю более или менее хорошо известны и
расположение и силы каждого укрепленного пункта. Здесь ждали, что на следующее
утро из К. прибудет Тосун‑бей с новыми полчищами башибузуков, после чего все
соединенными силами незамедлительно нападут на восставший город.
Эти сведения до крайности встревожили Огнянова. Теперь он
еще яснее понял, как необходимо ускорить восстание в других болгарских городах.
Надо было опередить Тосун‑бея. И Огнянов пошел на восток.
Он миновал довольно зажиточное турецкое село Текия. Стража
стояла только на западном его конце – признак того, что с востока опасности не
ждали… Здесь Огнянов тоже заметил оживленное движение. Местные жители ждали
прихода Тосун‑бея, чтобы примкнуть к его орде.
«В Бяла‑Черкву! Скорее в Бяла‑Черкву! – говорил себе
Огнянов. – Надо, чтобы Тосун‑бей прежде всего натолкнулся на железную
грудь моей Бяла‑Черквы… И это непременно будет, как только я туда доберусь…
Стоит мне кликнуть клич, хотя бы вместе с одним лишь Редактором, и через
полчаса под наше знамя станут пятьсот человек. От восстания ли, от пожара ли,
но запылает Бяла‑Черква!.. Вперед! Боже, дай мне крылья!»
И Огнянов спешил в Бяла‑Черкву. Он знал, что еще два‑три
часа ходьбы, и он увидит вдали белые трубы городских домов и треугольный фронтон
церкви. Сердце его громко стучало от радости.
Неподалеку от села, которое он только что миновал, дорога
спускалась в тенистую балку, прорезавшую гладь равнины. Спустившись в эту
балку, Огнянов услышал отдаленные звуки зурн и барабанов. Вероятно, в каком‑то
соседнем турецком селе праздновали свадьбу, хотя, казалось бы, в такое время не
до свадеб. Вскоре, однако, звуки музыки умолкли, и Огнянов тотчас забыл о них.
Но когда он поднялся до середины склона, зурны и барабаны опять загремели
громко и на близком расстоянии. Изумленный Огнянов выскочил наверх, и тут
глазам его представилось зрелище, заставившее его оцепенеть.
Расстилавшаяся впереди равнина алела от турецких полчищ,
шагавших под эту варварскую музыку. Над ними реяло несколько красных знамен. Орда
двигалась врассыпную, беспорядочная и шумная. На солнце сверкали ружья, косы,
топоры, пики, торчавшие за плечами и над чалмами башибузуков. Из‑за жары почти
все турки шли в одних жилетах. Как волной смывая попутные турецкие села, они
вбирали в себя все новые и новые толпы. Никакая дисциплина не сдерживала эти
возбужденные орды, но всех их связывала, воодушевляла, гнала вперед одна цель,
свирепая и дикая – кровь и добыча. И они вооружились, чтобы проливать кровь, а
чтобы увозить добычу, тянули за собой целые обозы… И эти опьяненные фанатизмом
полчища, шагавшие под звуки зурн и барабанов, надвигались медленно, но
неудержимо, как саранча.
Только один всадник в белой чалме, высокий, черный, худой,
ехал впереди. Это был предводитель.
Он махнул рукой цыганам, чтобы они прекратили игру.
–Эй, мусульманин, поди‑ка сюда! – окликнул он Огнянова.
Огнянов подошел к всаднику и отвесил ему низкий поклон.
–Откуда идешь?
–Из Текии.
–Что там слышно?
–Ничего… Все, слава богу, благополучно.
–А что говорят? Много бунтовщиков в Клисуре?
–Слух идет, что немало. Аллах да хранит наше государство.
–Кто они?
–Да, говорят, русские.
–Молчать, мерзавец! Там одни только шелудивые болгары…
–Прости, бей‑эфенди.
–Куда идешь?
–В К.
–Марш назад с нами! Огнянов побледнел.
–Бей‑эфенди, разреши…
–Назад! – крикнул Тосун‑бей и, пришпорив коня, поехал
дальше.
Орда снова тронулась в путь. Опять зазвучали зурны,
загремели барабаны. Людской поток увлек за собой Огнянова в сторону от Бяла‑Черквы.
Было бы безумием думать о сопротивлении или о том, чтобы пробиться
сквозь этот поток, наводнивший всю окрестность. С отчаянием в душе несчастный
отдался на волю течения. Он был уничтожен, убит. Исчезла последняя его надежда.
Бессознательно, точно во сне, двигался он вперед, стиснутый буйной толпой, с
часа на час все более обуреваемой каким‑то зверским весельем… Волна людей
увлекала Огнянова все дальше и дальше назад, к обнаженным холмам, за которыми
укрылась Клисура.
|
