Красавице, которая нюхала табак
Возможно ль? вместо роз, Амуром
насажденных,
[Тюльпанов гордо наклоненных,]
Душистых ландышей, ясминов и лилей,
[Которых ты всегда] любила
[И прежде всякой день] носила
На мраморной груди твоей —
Возможно ль, милая Климена,
Какая странная во вкусе перемена!..
Ты любишь обонять не утренний цветок,
А вредную траву зелену,
Искусством превращенну
В пушистый порошок! —
Пускай уже седой профессор
Геттингена,
На старой кафедре согнувшися дугой,
Вперив в латинщину глубокой разум
свой,
Раскашлявшись, табак толченый
Пихает в длинный нос иссохшею рукой;
Пускай младой драгун усатый
[Поутру, сидя у] окна,
С остатком утреннего сна,
Из трубки пенковой дым гонит
сероватый;
Пускай красавица шестидесяти лет,
У Граций в отпуску, и у любви в
отставке,
Которой держится вся прелесть на
подставке,
Которой без морщин на теле места нет,
Злословит, молится, зевает
И с верным табаком печали
забывает, —
А ты, прелестная!.. но если уж табак
Так нравится тебе – о пыл
воображенья! —
Ах! если, превращенный в прах,
И в табакерке, в заточеньи,
Я в персты нежные твои попасться мог,
Тогда б в сердечном восхищеньи
Рассыпался на грудь под шелковый
платок
И даже… может быть… Но что! мечта
пустая.
Не будет этого никак.
Судьба завистливая, злая!
Ах, отчего я не табак!..
Эпиграмма
Арист нам обещал трагедию такую,
Что все от жалости в театре заревут,
Что слезы зрителей рекою потекут.
Мы ждали драму золотую.
И что же? дождались – и, нечего
сказать,
Достоинству ее нельзя убавить весу,
Ну, право, удалось Аристу написать
Прежалкую пиесу.
|