Художнику
Грустен и весел вхожу, ваятель, в
твою мастерскую:
Гипсу ты мысли даешь, мрамор послушен
тебе:
Сколько богов, и богинь, и героев!..
Вот Зевс Громовержец,
Вот из подлобья глядит, дуя в
цевницу, сатир.
Здесь зачинатель Барклай, а здесь
совершитель Кутузов
Тут Аполлон – идеал, там Ниобея –
печаль…
Весело мне. Но меж тем в толпе
молчаливых кумиров —
Грустен гуляю: со мной доброго
Дельвига нет;
В темной могиле почил художников друг
и советник.
Как бы он обнял тебя! как бы гордился
тобой!
Мирская власть
Когда великое свершалось торжество,
И в муках на кресте кончалось
божество,
Тогда по сторонам животворяща древа
Мария-грешница и пресвятая дева,
Стояли две жены,
В неизмеримую печаль погружены.
Но у подножия теперь креста честнаго,
Как будто у крыльца правителя
градскаго,
Мы зрим – поставлено на место жен
святых
В ружье и кивере два грозных часовых.
К чему, скажите мне, хранительная
стража? —
Или распятие казенная поклажа,
И вы боитеся воров или мышей? —
Иль мните важности придать царю
царей?
Иль покровительством спасаете могучим
Владыку, тернием венчанного колючим,
Христа, предавшего послушно плоть
свою
Бичам мучителей, гвоздям и копию?
Иль опасаетесь, чтоб чернь не
оскорбила
Того, чья казнь весь род Адамов
искупила,
И, чтоб не потеснить гуляющих господ,
Пускать не велено сюда простой народ?
|