К Лицинию
(с латинского)
Лициний, зришь ли ты? на быстрой
колеснице,
Увенчан лаврами, в блестящей
багрянице,
Спесиво развалясь, Ветулий молодой
В толпу народную летит по мостовой.
Смотри, как все пред ним усердно
спину клонят,
Как ликторов полки народ несчастный
гонят.
Льстецов, сенаторов, прелестниц
длинный ряд
С покорностью ему умильный мещут
взгляд,
Ждут в тайном трепете улыбку, глаз
движенья,
Как будто дивного богов
благословенья:
И дети малые, и старцы с сединой
Стремятся все за ним и взором и
душой,
И даже след колес, в грязи
напечатленный,
Как некий памятник им кажется
священный.
О Ромулов народ! пред кем ты пал во
прах?
Пред кем восчувствовал в душе столь
низкой страх?
Квириты гордые под иго
преклонились!..
Кому ж, о небеса! кому поработились?…
Скажу ль – Ветулию! – Отчизне
стыд моей,
Развратный юноша воссел в совет
мужей,
Любимец деспота Сенатом слабым
правит,
На Рим простер ярем, отечество
бесславит.
Ветулий, римлян царь!.. О срам! о
времена!
Или вселенная на гибель предана?
Но кто под портиком, с руками за
спиною,
В изорванном плаще и с нищенской
клюкою,
Поникнув головой, нахмурившись идет?
Не ошибаюсь я, философ то Дамет.
"Дамет! куда, скажи, в одежде
столь убогой
Средь Рима пышного бредешь своей
дорогой?"
"Куда? не знаю сам. Пустыни я
ищу.
Среди разврата жить уж боле не хочу;
Япетовых детей пороки, злобу вижу,
Навек оставлю Рим: я людства
ненавижу".
Лициний, добрый друг! не лучше ли и
нам,
Отдав поклон мечте, Фортуне, суетам,
Седого стоика примером научиться?
Не лучше ль поскорей со градом
распроститься,
Где всё на откупе: законы, правота,
И жены, и мужья, и честь, и красота?
Пускай Глицерия, красавица младая,
Равно всем общая, как чаша круговая,
Других неопытных в любовну ловит
сеть;
Нам стыдно слабости с морщинами
иметь.
Летит от старика любовь в толпе
веселий.
Пускай бесстыдный Клит, вельможей раб
Корнелий,
Оставя ложе сна с запевшим петухом,
От знатных к богачам бегут из дома в
дом;
Я сердцем римлянин, кипит в груди
свобода,
Во мне не дремлет дух великого
народа.
Лициний, поспешим далеко от забот,
Безумных гордецов, обманчивых красот,
Докучных риторов, Парнасских
Геростратов;
В деревню пренесем отеческих пенатов;
В тенистой рощице, на берегу морском
Найти нетрудно нам красивый, светлый
дом,
Где. больше не страшась народного
волненья,
Под старость отдохнем в тиши
уединенья,
И там, расположась в уютном уголке,
При дубе пламенном, возженном в
камельке,
Воспомнив старину за дедовским
фиялом,
Свой дух воспламеню Петроном,
Ювеналом,
В гремящей сатире порок изображу
И нравы сих веков потомству обнажу.
О Рим! о гордый край разврата,
злодеянья,
Придет ужасный день – день мщенья,
наказанья;
Предвижу грозного величия конец,
Падет, падет во прах вселенныя венец!
Народы дикие, сыны свирепой брани.
Войны ужасной меч прияв в кровавы
длани,
И горы, и моря оставят за собой
И хлынут на тебя кипящею рекой.
Исчезнет Рим: его покроет мрак
глубокой;
И путник, обратив на груды камней
око,
Речет задумавшись, в мечтаньях
углублен:
«Свободой Рим возрос – а рабством
погублен».
|
