<Ha Дондукова-Корсакова.)
В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь;
Почему ж он заседает?
Потому что <-> есть.
* * *
Кто из богов мне возвратил
Того, с кем первые походы
И браней ужас я делил,
Когда за призраком свободы
Нас Брут отчаянный водил?
С кем я тревоги боевые
В шатре за чашей забывал
И кудри, плющем увитые,
Сирийским мирром умащал?
Ты помнишь час ужасный битвы,
Когда я, трепетный квирит,
Бежал, нечестно брося щит,
Творя обеты и молитвы?
Как я боялся! как бежал!
Но Эрмий сам незапной тучей
Меня покрыл и вдаль умчал
И спас от смерти неминучей.
А ты, любимец первый мой,
Ты снова в битвах очутился…
И ныне в Рим ты возвратился
В мой домик темный и простой.
Садись под сень моих пенатов.
Давайте чаши. Не жалей
Ни вин моих, ни ароматов.
Венки готовы. Мальчик! лей.
Теперь не кстати воздержанье:
Как дикий скиф хочу я пить.
Я с другом праздную свиданье,
Я рад рассудок утопить.
Странник
I.
Однажды странствуя среди долины
дикой,
Незапно был объят я скорбию великой
И тяжким бременем подавлен и согбен,
Как тот, кто на суде в убийстве
уличен.
Потупя голову, в тоске ломая руки,
Я в воплях изливал души пронзенной
муки
И горько повторял, метаясь как
больной:
«Что делать буду я? Что станется со
мной?»
II.
И так я сетуя в свой дом пришел
обратно.
Уныние мое всем было непонятно.
При детях и жене сначала я был тих
И мысли мрачные хотел таить от них;
Но скорбь час от часу меня стесняла
боле;
И сердце наконец раскрыл я по неволе.
"О горе, горе нам! Вы, дети, ты
жена! —
Сказал я, – ведайте; моя душа
полна
Тоской и ужасом, мучительное бремя
Тягчит меня. Идет! уж близко, близко
время:
Наш город пламени и ветрам обречен;
Он в угли и золу вдруг будет обращен
И мы погибнем все, коль не успеем
вскоре;
Обресть убежище; а где? о горе, горе!"
III.
Мои домашние в смущение пришли
И здравый ум во мне расстроенным
почли.
Но думали, что ночь и сна покой
целебный
Охолодят во мне болезни жар
враждебный.
Я лег, но во всю ночь всё плакал и
вздыхал
И ни на миг очей тяжелых не смыкал.
Поутру я один сидел, оставя ложе.
Они пришли ко мне; на их вопрос, я то
же,
Что прежде, говорил. Тут ближние мои,
Не доверяя мне, за должное почли
Прибегнуть к строгости. Они с
ожесточеньем
Меня на правый путь и бранью и
презреньем
Старались обратить. Но я, не внемля им,
Всё плакал и вздыхал, унынием тесним.
И наконец они от крика утомились
И от меня, махнув рукою, отступились
Как от безумного, чья речь и дикий
плач
Докучны, и кому суровый нужен врач.
IV.
Пошел я вновь бродить – уныньем
изнывая
И взоры вкруг себя со страхом
обращая,
Как узник, из тюрьмы замысливший
побег,
Иль путник, до дождя спешащий на
ночлег.
Духовный труженик – влача свою
веригу,
Я встретил юношу, читающего книгу.
Он тихо поднял взор – и вопросил
меня,
О чем, бродя один, так горько плачу
я?
И я в ответ ему: "Познай мой
жребий злобный:
Я осужден на смерть и позван в суд
загробный —
И вот о чем крушусь; к суду я не
готов,
И смерть меня страшит."
– "Коль жребий твой
таков, —
Он возразил, – и ты так жалок в
самом деле,
Чего ж ты ждешь? зачем не убежишь
отселе?"
И я: «Куда ж бежать? какой мне
выбрать путь?»
Тогда: «Не видишь ли, скажи,
чего-нибудь» —
Сказал мне юноша, даль указуя
перстом.
Я оком стал глядеть
болезненно-отверстым,
Как от бельма врачом избавленный
слепец.
«Я вижу некий свет», – сказал я
наконец.
"Иди ж, – он
продолжал; – держись сего ты света;
Пусть будет он тебе [единственная]
мета,
Пока ты тесных врат [спасенья] не
достиг,
Ступай!" – И я бежать
пустился в тот же миг.
V.
Побег мой произвел в семье моей
тревогу,
И дети и жена кричали мне с порогу,
Чтоб воротился я скорее. Крики их
На площадь привлекли приятелей моих;
Один бранил меня, другой моей супруге
Советы подавал, иной жалел о друге,
Кто поносил меня, кто на смех
подымал,
Кто силой воротить соседям предлагал;
Иные уж за мной гнались; но я тем
боле
Спешил перебежать городовое поле,
Дабы скорей узреть – оставя те места,
Спасенья верный путь и тесные врата.
* * *
К кастрату раз пришел скрыпач,
Он был бедняк, а тот богач.
"Смотри, сказал певец без
<->, —
Мои алмазы, изумруды —
Я их от скуки разбирал.
А! к стати, брат, – он
продолжал, —
Когда тебе бывает скучно,
Ты что творишь, сказать прошу."
В ответ бедняга равнодушно:
– Я? я <-> себе чешу.
|