<Подражание Италиянскому.>
Как с древа сорвался предатель
ученик,
Диявол прилетел, к лицу его приник,
Дхнул жизнь в него, взвился с своей
добычей смрадной
И бросил труп живой в гортань геенны
гладной…
Там бесы, радуясь и плеща, на рога
Прияли с хохотом всемирного врага
И шумно понесли к проклятому владыке,
И сатана, привстав, с веселием на
лике
Лобзанием своим насквозь прожег уста,
В предательскую ночь лобзавшие
Христа.
* * *
Напрасно я бегу к сионским высотам,
Грех алчный гонится за мною по пятам…
Так <?>, ноздри пыльные уткнув
в песок сыпучий,
Голодный лев следит оленя бег
пахучий.
(Из Пиндемонти.)
Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
Я не ропщу о том, что отказали боги
Мне в сладкой участи оспоривать
налоги,
Или мешать царям друг с другом воевать;
И мало горя мне, свободно ли печать
Морочит олухов, иль чуткая цензура
В журнальных замыслах стесняет
балагура.
Всё это, видите ль, слова, слова,
слова. [86]
Иные, лучшие мне дороги права;
Иная, лучшая потребна мне свобода:
Зависить от властей, зависить от
народа —
Не всё ли нам равно? Бог с ними.
Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для
ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни
шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и
там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и
вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах
умиленья.
– Вот счастье! вот права…
* * *
Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области
заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь
и битв,
Сложили множество божественных
молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности
унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о боже,
прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет
осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
* * *
Когда за городом, задумчив, я брожу
И на публичное кладбище захожу,
Решетки, столбики, нарядные гробницы,
Под коими гниют все мертвецы столицы,
В болоте кое-как стесненные рядком,
Как гости жадные за нищенским столом,
Купцов, чиновников усопших мавзолеи,
Дешевого резца нелепые затеи,
Над ними надписи и в прозе и в стихах
О добродетелях, о службе и чинах;
По старом рогаче вдовицы плач
амурный,
Ворами со столбов отвинченные урны,
Могилы склизкие, которы также тут
Зеваючи жильцов к себе на утро
ждут, —
Такие смутные мне мысли всё наводит,
Что злое на меня уныние находит.
Хоть плюнуть да бежать…
Но как же любо мне
Осеннею порой, в вечерней тишине,
В деревне посещать кладбище родовое,
Где дремлют мертвые в торжественном
покое.
Там неукрашенным могилам есть
простор;
К ним ночью темною не лезет бледный
вор;
Близ камней вековых, покрытых желтым
мохом.
Проходит селянин с молитвой и со
вздохом;
На место праздных урн и мелких
пирамид,
Безносых гениев, растрепанных харит
Стоит широко дуб над важными гробами,
Колеблясь и шумя…
* * *
|
