|
Я говорю: «Слепцы! Что нужно им от Неба?»
Бодлер
Сумрачные области
Сумрачные области
совести моей,
Чем же вы осветитесь на исходе
дней, —
Сумраки отчаянья, дыма, и
страстей?
Вы растете медленно, но
как глыбы туч,
Ваш провал безмолвия страшен и
могуч,
Вы грозите скрытою гибельностью
круч.
После детства ровного с
прелестью лугов,
После отыскания новых берегов,
Наши мысли гонят нас, гонят,
как врагов.
Ни минуты отдыха, жизнь
к себе зовет,
Дышит глянцевитостью наш
водоворот,
Ни минуты отдыха, дальше, все
вперед.
Чуть мечтой измеряешь
дальние края,
Вот уже испорчена молодость
твоя,
Стынет впечатлительность к
сказкам бытия.
И душой холодною, полной
пустоты,
В жажде новых пряностей, новой
остроты,
Тянешься, дотянешься до своей
черты.
До черты губительной в
бездне голубой,
Где ты вдруг очутишься — с
призраком — с собой,
Искаженный жадностью, грубый,
и слепой.
И среди отчаянья, дыма,
и теней.
Чем же ты осветишься на исходе
дней?
Горе! Как ты встретишься с
совестью своей?
Под ярмом
Как под ярмом быки
влекут тяжелый воз,
И оставляют след продольностью
колес,
Так наши помыслы, намеренья,
деянья
За нами тянутся, готовя горечь
слез,
И боль, и ужасы, и пламя
покаянья, —
Они накопятся, и, рухнув, как
утес,
Глухими гулами ворвутся к нам
в сознанье,
Как крик раскаянья, как вопль
воспоминанья.
Лесной пожар
Стараясь выбирать
тенистые места,
Я ехал по лесу, и эта красота
Деревьев, дремлющих в
полуденном покое,
Как бы недвижимо купающихся в
зное,
Меня баюкала, и в душу мне
проник
Дремотных помыслов мерцающий
родник.
Я вспомнил молодость… Обычные
мгновенья
Надежд, наивности,
влюбленности, забвенья,
Что светит пламенем
воздушно-голубым,
И превращается внезапно в
черный дым.
Зачем так памятно, немою
пеленою,
Виденья юности, вы встали
предо мною?
Уйдите. Мне нельзя вернуться к
чистоте,
И я уже не тот, и вы уже не
те.
Вы только призраки, вы горькие
упреки,
Терзанья совести, просроченные
сроки.
А я двойник себя, я всадник на
коне,
Бесцельно едущий — куда? Кто
скажет мне!
Все помню… Старый сад… Цветы…
Чуть дышат ветки…
Там счастье плакало в
заброшенной беседке,
Там кто-то был с лицом, в
котором боли нет,
С лицом моим — увы — моим в
шестнадцать лет.
Неподражаемо-стыдливые
свиданья,
Любви несознанной огонь и
трепетанья,
Слова, поющие в душе лишь в те
года,
«Люблю», «Я твой», «Твоя»,
«Мой милый», «Навсегда».
Как сладко вместе быть! Как
страшно сесть с ней рядом!
Как можно выразить всю душу
быстрым взглядом!
О, сказкой ставшая,
поблекнувшая быль!
О, крылья бабочки, с которых
стерлась пыль!
Темней ложится тень,
сокрыт густым навесом
Родной мой старый сад,
смененный диким лесом.
Невинный шепот снов, ты
сердцем позабыт,
Я слышу грубый звук, я слышу
стук копыт.
То голос города, то гул глухих
страданий,
Рожденных сумраком немых и
тяжких зданий.
То голос призраков,
замученных тобой,
Кошмар, исполненный уродливой
борьбой,
Живое кладбище блуждающих
скелетов
С гнилым роскошеством
заученных ответов,
Очаг, в чью пасть идут хлеба с
кровавых нив,
Где слабым места нет, где
силен тот, кто лжив.
Но там есть счастие — уйти
бесповоротно,
Душой своей души, к тому, что
мимолетно,
Что светит радостью иного
бытия,
Мечтать, искать, и
ждать, — как сделал это я.
Мне грезились миры, рожденные
мечтою,
Я землю осенял своею красотою,
Я всех любил, на все склонял
свой чуткий взор,
Но мрак уж двинулся, и шел ко
мне, как вор.
Мне стыдно плоскости
печальных приключений,
Вселенной жаждал я, а мой
вампирный гений
Был просто женщиной, познавшей
лишь одно,
Красивой женщиной, привыкшей
пить вино.
Она так медленно раскидывала
сети,
Мы веселились с ней, мы были с
ней как дети,
Пронизан солнцем был ласкающий
туман,
И я на шее вдруг почувствовал
аркан.
И пьянство дикое, чумной порок
России,
С непобедимостью властительной
стихии,
Меня низринуло с лазурной
высоты
В провалы низости, тоски, и
нищеты.
Иди, иди, мой конь.
Страшат воспоминанья.
Хочу забыть себя, убить
самосознанье.
Что пользы вспоминать теперь,
перед концом,
Что я случайно был и мужем, и
отцом,
Что хоронил детей, что иногда,
случайно…
О, нет, молчи, молчи! Пусть
лучше эта тайна
Умрет в тебе самом, как умерло
давно,
Что было так светло Судьбой
тебе дано.
Но где я? Что со мной? Вокруг
меня завеса
Непроницаемо-запутанного леса,
Повсюду — острые и цепкие
концы
Ветвей, изогнутых и сжатых,
как щипцы,
Они назойливо царапают и
ранят,
Дорогу застят мне, глаза мои
туманят,
Встают преградою смутившемуся
дню,
Ложатся под ноги взыгравшему
коню.
Я вижу чудища за ветхими
стволами,
Они следят за мной, мигают мне
глазами,
С кривой улыбкою. —
Последний луч исчез.
Враждебным ропотом и смехом
полон лес.
Вершины шорохом окутались
растущим,
Как бы предчувствием пред
сумрачным грядущим.
И тучи зыбкие, на небе
голубом,
С змеистой молнией рождают гул
и гром.
Удар, еще удар, и вот вблизи
налево,
Исполнен ярости и мстительного
гнева,
Взметнулся огненный пылающий
язык.
В сухом валежнике как будто
чей-то крик,
Глухой и сдавленный, раздался
на мгновенье,
И замер. И кругом, везде —
огонь, шипенье,
Деревьев-факелов кипящий
дымный ад,
И бури бешеной раскатистый
набат.
Порвавши повода, средь чадного
тумана,
Как бы охваченный прибоем
Океана,
Мой конь несет меня, и
странно-жутко мне
На этом взмыленном испуганном
коне.
Лесной пожар гудит. Я понял
предвещанье,
Перед душой моей вы встали на
прощанье,
О, тени прошлого! —
Простите же меня,
На страшном рубеже, средь дыма
и огня!
Рассвет
(медленные строки)
Я помню… Ночь кончалась,
Как будто таял дым.
И как она смеялась
Рассветом голубым.
Безмолвно мы расстались,
Чужие навсегда.
И больше не видались.
И канули года.
И память изменяла,
Тебя я забывал.
Из бледного бокала
Блаженство допивал.
И новыми огнями
Себя я ослепил.
И дни ушли за днями,
И жизнь я вновь любил.
Не жизнь, а прозябанье
В позорном полусне:
Я пил без колебанья,
Искал мечты в вине.
И вот хохочут струны,
Бесчинствует порок,
И все душою юны:
Рассвет еще далек.
Смелеет опьяненье,
И сердцу жизнь смешна.
Растаяли сомненья,
Исчезла глубина.
И крепко спят упреки.
И манят вновь и вновь —
Подкрашенные щеки,
Поддельная любовь.
И миг забвенья длится,
И царствует вино…
Но кто это глядится
Сквозь дальнее окно?
Но кто это смущает
Туманностью лица
И молча возвещает,
Что правде нет конца?
То чудится мне снова,
В последний миг утех,
Рассвета голубого
Немой холодный смех.
И пляшущие тени
Застыли, отошли.
Я вижу вновь ступени,
Забытые вдали.
И все, чем жил когда-то,
Я снова полюбил.
Но больше нет возврата
К тому, чем прежде был.
Зловещая старуха,
Судьба глядит в окно.
И кто-то шепчет глухо,
Что я погиб давно.
Дым
Мы начинаем дни свои
Среди цветов и мотыльков,
Когда прозрачные ручьи
Бегут меж узких берегов.
Мы детство празднуем, смеясь,
Под небом близким и родным,
Мы видим пламя каждый час,
Мы видим светлый дым.
И по теченью мы идем,
И стаи пестрые стрекоз,
Под Солнцем, точно под дождем,
Свевают брызги светлых слез.
И по теченью мы следим
Мельканья косвенные рыб,
И точно легкий темный дым,
Подводных трав изгиб.
Счастливый путь.
Прозрачна даль.
Закатный час еще далек.
Быть может близок. Нам не
жаль.
Горит и запад и восток.
И мы простились с нашим днем,
И мы, опомнившись, глядим,
Как в небе темно — голубом
Плывет кровавый дым.
И плыли они
И плыли они без конца,
без конца,
Во мраке, но с жаждою света.
И ужас внезапный объял их
сердца,
Когда дождалися ответа.
Огонь появился пред
взорами их,
В обрыве лазури туманной.
И был он прекрасен, и ровен, и
тих,
Но ужас объял их нежданный.
Как тени слепые,
закрывши глаза,
Сидели они, засыпая.
Хоть спали — не спали, им
снилась гроза,
Глухая гроза и слепая.
Закрытые веки дрожали
едва,
Но свет им был виден сквозь
веки.
И вечность раздвинулась,
грозно-мертва:
Все реки, безмолвные реки.
На лоне растущих
чернеющих вод
Зажегся пожар беспредельный.
Но спящие призраки плыли
вперед,
Дорогой прямой и бесцельной.
И каждый, как дремлющий
дух мертвеца,
Качался в сверкающем дыме.
И плыли они без конца, без
конца,
И путь свой свершили —
слепыми.
Скрижали
|
