|
Единство в разногласии.
Джон Форд
Аккорды («Мне снился мучительный Гойя…»)
Мне снился мучительный
Гойя, художник чудовищных грез, —
Больная насмешка над
жизнью, — над царством могилы вопрос.
Мне снился бессмертный
Веласкес, Коэльо, Мурильо святой,
Создавший воздушность и холод
и пламень мечты золотой.
И Винчи, спокойный, как
Гете, и светлый, как сон, Рафаэль,
И нежный как вздох,
Боттичелли, нежней, чем весною свирель.
Мне снились волхвы
откровений, любимцы грядущих времен,
Воззванья влекущих на битву,
властительно-ярких знамен.
Намеки на сверхчеловека,
обломки нездешних миров,
Аккорды бездонных значеньем,
еще не разгаданных снов.
Три символа
Явились в мир уже
давно, — в начале
Наивных и мечтательных времен,
Венчанный змей, собака,
скорпион,
Три символа в Персидском
ритуале.
Венчанный змей —
коварство и обман,
И скорпион источник
разрушенья,
Их создал грозный царь
уничтоженья,
Властитель зла и ночи, Ариман,
Но против духов тьмы
стоит собака.
Ее Ормузд послал к своим
сынам, —
Когда весь мир уснет, уступит
снам,
Она не спит среди ночного
мрака.
Ничтожен скорпион,
бессилен змей,
Всевластен свет лучистого
владыки,
Во тьме ночной звучат над
миром клики:
«Я жду! Будь тверд! Я жду!
Благоговей!»
Музыка
Мы слышим воздушное
пенье чудесной игры,
Не видя поющего нам серафима.
Вздыхаем под тенью гигантской
горы,
Вершина которой для нашего
духа незрима.
И чувствуем смутно, что,
если б душой мы могли
Достичь до вершины, далекой и
снежной,
Тогда бы загадки печальной
Земли
Мы поняли лучше, упившись
мечтою безбрежной.
Но нет, мы бессильны,
закрыта звенящая даль,
И звуки живые скорбят, умирая,
И в сердце обманутом плачет
печаль,
И, гаснут, чуть вспыхнув, лучи
недоступного Рая.
Спящая Мадонна
(Сассоферрато, в музее Брера, в Милане)
Сонмом духов окруженная,
В ярком свете чистоты,
Тихим вихрем вознесенная
За пределы высоты,
Над уснувшим полусонная,
Матерь Бога, это Ты!
В безгреховности
зачавшая,
Вечно-девственная Мать,
Сына светлого пославшая
Смертью новый свет создать,
Всей душою пострадавшая,
Как могла лишь мать страдать!
Нерассказанная гением,
Неисчерпанность мечты,
Сон, зовущий к сновидениям,
Просветленные черты,
Вечный луч над вечным тлением,
Матерь Бога, это Ты!
Пред картиной Греко
(В музее Прадо, в Мадриде)
1
На картине Греко
вытянулись тени.
Длинные, восходят. Неба не
достать.
«Где же нам найти воздушные
ступени?
Как же нам пути небесные
создать?»
Сумрачный художник,
ангел возмущенный.
Неба захотел ты, в Небо ты
вступил, —
И, с высот низвергнут. Богом
побежденный,
Ужасом безумья дерзость искупил.
2
Да, но безумье твое было
безумье священное,
Мир для тебя превратился в
тюрьму,
Ты разлюбил все земное,
неверное, пленное,
Взор устремлял ты лишь к
высшему Сну своему.
Да, все монахи твои —
это не тени согбенные,
Это не темные сонмы рабов,
Лица их странные, между других
— удлиненные,
С жадностью тянутся к высшей
разгадке миров.
Отверженный
Отчаянье исстерзанной
души,
В свидетели тебя я призываю,
Что я не спал в изнеженной
тиши,
Что я не шел к заманчивому
Раю.
Я светлого покоя не
хотел,
Боясь забыть о тех, на ком
проклятье,
Меня манил мучительный удел,
Меня влекли отверженные
братья.
Не ангелы, а демоны со
мной
Печальную дорогу совершили,
И дни мои в обители земной
Развеялись, как груда темной
пыли.
Камея
Клеопатра, полновластная
царица,
Сон Египетских ночей,
Чаровница и блудница,
Озаренная сияньем ускользающих
лучей.
Ты окутана немеркнущей
славой,
И доныне сохранил,
Отблеск славы величавой
На волнах своих ленивых
плодоносный сонный Нил.
Дочь надменного владыки
Птоломея,
Я дарю тебе свой стих,
Потому что ты, камея,
И в любви и в самой смерти
непохожа на других.
Пламя
Нет. Уходи скорей. К
восторгам не зови.
Любить? — Любя,
убить, — вот красота любви.
Я только миг люблю, и удаляюсь
прочь.
Со мной был яркий день, за
мной клубится ночь.
Я не люблю тебя Мне жаль
тебя губить
Беги, пока еще ты можешь не
любить.
Как жернов буду я для полу
детских плеч.
Светить и греть?.. —
Уйди! Могу я только жечь.
Полуразорванные тучи
Полуразорванные тучи
Плывут над жадною землей,
Они, спокойны и могучи,
Поят весь мир холодной мглой.
Своими взмахами живыми
Они дают и дождь, и тень,
Они стрелами огневыми
Сжигают избы деревень.
Есть души в мире — те же
тучи,
Для них земля — как сон, как
твердь,
Они, спокойны и могучи,
Даруют жизнь, даруют смерть.
Рабы мечты и сладострастья,
В себе лелеют дар певца,
Они навек приносят счастье,
И губят, губят без конца.
Когда же?
О, жизни волненье! О,
свет и любовь!
Когда же мы встретимся вновь?
Когда я узнаю не сны наяву,
А радостный возглас: «Живу!»
Мы детство не любим, от
Солнца ушли,
Забыли веленья Земли,
И, сердце утратив, отдавшись
мечте,
Слепые, мы ждем в пустоте.
Отступники между
уставших врагов,
Мы видим лишь гроб и альков,
Холодное пламя yгacших светил
Над царством цветов и могил.
Английский пейзаж
В отдаленной дымке
утопая
Привиденьями деревья стали в
ряд
Чуть заметна дымка голубая,
Чуть заметные огни за ней горят
Воздух полон тающей
печалью,
Все предчувствием неясным
смущено
Что там тонет? Что за этой
далью?
Там как в сердце отуманенном
темно!
Точно шепот ночи
раздается,
Точно небо наклонилось над
землей
И над ней, беззвучное,
смеется,
Все как саваном окутанное
мглой.
В Оксфорде
Словно усыпаны хлопьями
снега,
Искрятся яблони, млея в цветах
Ветер, о ветви ударив с разбега,
Шепчет и прячется в дальних
кустах
В парке мечтательном лунная
нега,
Лунные ласки дрожат на листах.
С башен доносится бой
колокольный,
Дремлют колледжи в объятьях
теней
Сладостный час для души
недовольной,
Стройные мысли сплетаются в
ней,
К небу уходят от горести
дольной,
Беглость минут выступает
ясней.
Дышат деревья, их
пышность нетленна,
Грезят колледжи о Средних
Веках
Зимние думы промчатся
мгновенно,
Воды проснутся в родных
берегах
Время проходит, мечта
неизменна,
Наше грядущее в наших руках.
Вечер
Удвоены влагой сквозною,
Живя неземной белизною,
Купавы на небо глядят
И дремлют прибрежные травы,
И внемлют их вздохам купавы,
Но с ними вздохнуть не хотят.
На озере, тихом и
сонном,
Наскучив путем раскаленным,
Качается огненный лик, —
То Солнце, зардевшись закатом,
На озере, негой объятом,
Лелеет лучистый двойник.
И тучка, —
воздушная нега, —
Воздушней нагорного снега,
На воды глядит с вышины;
Охвачена жизнью двойною,
Сквозя неземной белизною,
Чуть дышит в улыбке волны.
Оксфорд. Весна, 1897.
Ручей
|
