 Увеличить |
XLV
У Лизы
была особая, небольшая комнатка во втором этаже дома ее матери, чистая,
светлая, с белой кроваткой, с горшками цветов по углам и перед окнами, с
маленьким письменным столиком, горкою книг и распятием на стене. Комнатка эта
прозывалась детской; Лиза родилась в ней. Вернувшись из церкви, где ее видел
Лаврецкий, -она тщательнее обыкновенного привела все у себя в порядок, отовсюду
смела пыль, пересмотрела и перевязала ленточками все свои тетради и письма
приятельниц, заперла все ящики, полила цветы и коснулась рукою каждого цветка.
Все это она делала не спеша, без шума, с какой-то умиленной и тихой
заботливостью на лице. Она остановилась, наконец, посреди комнаты, медленно
оглянулась и, подойдя к столу, над которым висело распятие, опустилась на
колени, положила голову на стиснутые руки и осталась неподвижной.
Марфа
Тимофеевна вошла и застала ее в этом положении. Лиза не заметила ее прихода.
Старушка вышла на цыпочках за дверь и несколько раз громко кашлянула. Лиза
проворно поднялась и отерла глаза, на которых сияли светлые, непролившиеся
слезы.
– А
ты, я вижу, опять прибирала свою келейку, – промолвила Марфа Тимофеевна,
низко наклоняясь к горшку с молодым розаном. – Как славно пахнет! Лиза
задумчиво посмотрела на свою тетку.
– Какое
вы это произнесли слово! – прошептала она.
– Какое
слово, какое? – с живостью подхватила старушка. – Что ты хочешь
сказать? Это ужасно, – заговорила она, вдруг сбросив чепец и присевши на
Лизиной кроватке, – это сверх сил моих: четвертый день сегодня, как я
словно в котле киплю; я не могу больше притворяться, что ничего не замечаю, не
могу видеть, как ты бледнеешь, сохнешь, плачешь, не могу, не могу.
– Да
что с вами, тетушка? – промолвила Лиза, – я ничего…
– Ничего? –
воскликнула Марфа Тимофеевна, – это ты другим говори, а не мне! Ничего! А
кто сейчас стоял на коленях? у кого ресницы еще мокры от слез? Ничего! Да ты
посмотри на себя, что ты сделала с своим лицом, куда глаза свои девала? –
Ничего! разве я не все знаю?
– Это
пройдет, тетушка; дайте срок.
– Пройдет,
да когда? Господи боже мой, владыко! неужели ты так его полюбила? да ведь он
старик, Лизочка. Ну, я не спорю, он хороший человек, не кусается; да ведь что ж
такое? все мы хорошие люди; земля не клином сошлась, этого добра всегда будет
много.
– Я
вам говорю, все это пройдет, все это уже прошло.
– Слушай,
Лизочка, что я тебе скажу, – промолвила вдруг Марфа Тимофеевна, усаживая
Лизу подле себя на кровати и поправляя то ее волосы, то косынку. – Это
тебе только так, сгоряча кажется, что горю твоему пособить нельзя. Эх, душа
моя, на одну смерть лекарства нет! Ты только вот скажи себе: «Не поддамся, мол,
я, ну его!» – и сама потом как диву дашься», как оно скоро, хорошо проходит. Ты
только потерпи.
– Тетушка, –
возразила Лиза, – оно уже прошло, все прошло.
– Прошло!
какое прошло! Вот у тебя носик даже завострился, а ты говоришь: прошло. Хорошо
«прошло!»
– Да,
прошло, тетушка, если вы только захотите мне помочь, – произнесла с
внезапным одушевлением Лиза и бросилась на шею Марфе Тимофеевне. – Милая
тетушка, будьте мне другом, помогите мне, не сердитесь, поймите меня…
– Да
что такое, что такое, мать моя? Не пугай меня, пожалуйста; я сейчас закричу, не
гляди так на меня; говори скорее, что такое!
– Я…
я хочу… – Лиза спрятала свое лицо на груди Марфы Тимофеевны… – Я хочу идти в
монастырь, – проговорила она глухо. Старушка так и подпрыгнула на кровати.
– Перекрестись,
мать моя, Лизочка, опомнись, что ты это, бог с тобою, – пролепетала она
наконец, – ляг, голубушка, усни немножко; это все у тебя от бессонницы,
душа моя. Лиза подняла голову, щеки ее пылали.
– Нет,
тетушка, – промолвила она, – не говорите так; я решилась, я молилась,
я просила совета у бога; все кончено, кончена моя жизнь с вами. Такой урок
недаром; да я уж не в первый раз об этом думаю. Счастье ко мне не шло; даже
когда у меня были надежды на счастье, сердце у меня все щемило. Я все знаю, и
свои грехи, и чужие, и как папенька богатство наше нажил; я знаю все. Все это
отмолить, отмолить надо. Вас мне жаль, жаль мамаши, Леночки; но делать нечего;
чувствую я, что мне не житье здесь; я уже со всем простилась, всему в доме
поклонилась в последний раз; отзывает меня что-то; тошно мне, хочется мне
запереться навек. Не удерживайте меня, не отговаривайте, помогите мне, не то я
одна уйду… Марфа Тимофеевна с ужасом слушала свою племянницу.
«Она
больна, бредит, – думала она, – надо послать за доктором, да за
каким? Гедеоновский намедни хвалил какого-то; он все врет – а может быть, на
этот раз и правду сказал». Но когда она убедилась, что Лиза небольна и не
бредит, когда на все ее возраженья Лиза постоянно отвечала одним и тем же,
Марфа Тимофеевна испугалась и опечалилась не на шутку.
– Да
ведь ты не знаешь, голубушка ты моя, – начала она ее уговаривать, –
какова жизнь-то в монастырях! Ведь тебя, мою родную, маслищем конопляным
зеленым кормить станут, бельище на тебя наденут толстое-претолстое; по холоду
ходить заставят; ведь ты всего этого не перенесешь, Лизочка. Это все в тебе
Araшины следы; это она тебя с толку сбила. Да ведь она начала с того, что
пожила, и в свое удовольствие пожила; поживи и ты. Дай мне по крайней мере
умереть спокойно, а там делай что хочешь. И кто ж это видывал, чтоб из-за
эдакой из-за козьей бороды, прости господи, из-за мужчины в монастырь идти? Ну,
коли тебе так тошно, съезди, помолись угоднику, молебен отслужи, да не надевай
ты черного шлыка на свою голову, батюшка ты мой, матушка ты моя… И Марфа
Тимофеевна горько заплакала.
Лиза
утешала ее, отирала ее слезы, сама плакала, но осталась непреклонной. С
отчаянья Марфа Тимофеевна попыталась пустить в ход угрозу: все сказать матери…
но и это не помогло. Только вследствие усиленных просьб старушки Лиза
согласилась отложить исполнение своего намерения на полгода; зато Марфа
Тимофеевна должна была дать ей слово, что сама поможет ей и выхлопочет согласие
Марьи Дмитриевны, если через шесть месяцев она не изменит своего решения.
* * *
С
наступившими первыми холодами Варвара Павловна, несмотря на свое обещание зарыться
в глуши, запасшись денежками, переселилась в Петербург, где наняла скромную, но
миленькую квартиру, отысканную для нее Паншиным, который еще раньше ее покинул
О…скую губернию. В последнее время своего пребывания в О… он совершенно лишился
расположения Марьи Дмитриевны; он вдруг перестал ее посещать и почти не выезжал
из Лавриков. Варвара Павловна его поработила, именно поработила: другим словом
нельзя выразить ее неограниченную, безвозвратную, безответную власть над ним.
Лаврецкий
прожил зиму в Москве, а весною следующего года дошла до него весть, что Лиза
постриглась в Б……м монастыре, в одном из отдаленнейших краев России.
|
