XXXVII
– Будь
здоров, – говорил Лукашка, принимая от матери полную чашку чихиря и
осторожно поднося ее к нагнутой голове.
– Вишь,
дело-то, – сказал Назарка, – дедука Бурлак что сказал:
«Много ли коней украл?» Видно, знает.
– Колдун! – коротко
ответил Лукашка. – Да это что? – прибавил он, встряхнув
головой. – Уж они за рекой. Ищи.
– Все
неладно.
– А
что неладно! Снеси чихирю ему завтра. Так-то делать надо, и ничего будет.
Теперь гулять. Пей! – крикнул Лукашка тем самым голосом, каким старик
Ерошка произносил это слово. – На улицу гулять пойдем, к девкам. Ты
сходи меду возьми, или я немую пошлю. До утра гулять будем.
Назарка
улыбался.
– Что
ж, долго побудем? – сказал он.
– Дай
погуляем! Беги за водкой! На деньги!
Назарка
послушно побежал к Ямке.
Дядя
Ерошка и Ергушов, как хищные птицы, пронюхав, где гулянье, оба пьяные, один за
другим ввалились в хату.
– Давай
еще полведра! – крикнул Лукашка матери в ответ на их здоровканье.
– Ну,
сказывай, черт, где украл? – прокричал дядя Ерошка. – Молодец!
Люблю!
– То-то
люблю! – отвечал, смеясь, Лукашка. – Девкам закуски от
юнкирей носишь. Эх, старый!
– Неправда,
вот и неправда! Эх, Марка! (Старик расхохотался.) Уж как просил меня черт
энтот! Поди, говорит, похлопочи. Флинту давал. Нет, Бог с ним! Я бы обделал, да
тебя жалею. Ну, сказывай, где был? – И старик заговорил по-татарски.
Лукашка
бойко отвечал ему.
Ергушов,
плохо знавший по-татарски, лишь изредка вставлял русские слова.
– Я
говорю, коней угнал. Я твердо знаю, – поддакивал он.
– Поехали
мы с Гирейкой, – рассказывал Лукашка. (Что он Гирей-хана называл
Гирейкой, в том было заметное для казаков молодечество.) – За рекой все
храбрился, что он всю степь знает, прямо приведет, а выехали, ночь темная,
спутался мой Гирейка, стал елозить, а все толку нет. Не найдет аула, да и
шабаш. Правей мы, видно, взяли. Почитай до полуночи искали. Уж, спасибо, собаки
завыли.
– Дураки, – сказал
дядя Ерошка. – Так-то мы, бывало, спутаемся ночью в степи. Черт их
разберет! Выеду, бывало, на бугор, завою по-бирючиному, вот так-то! (Он сложил
руки у рта и завыл, будто стадо волков, в одну ноту.) Как раз собаки
откликнутся. Ну, доказывай. Ну, что ж, нашли?
– Живо
обротали. Назарку было поймали ногайки-бабы, пра!
– Да,
поймали, – обиженно сказал вернувшийся Назарка.
– Выехали;
опять Гирейка спутался, вовсе было завел в буруны. Так вот все кажет, что к
Тереку, а вовсе прочь едем.
– А
ты по звездам бы посмотрел, – сказал дядя Ерошка.
– И
я говорю, – подхватил Ергушов.
– Да,
смотри тут, как темно все. Уж я бился, бился! Поймал кобылу одну, обротал, а
своего коня пустил; думаю, выведет. Так что же ты думаешь? Как фыркнет,
фыркнет, да носом по земи… Выскакал вперед, так прямо в станицу и вывел. И то
спасибо, уж светло вовсе стало; только успели в лесу коней схоронить, Нагим
из-за реки приехал, взял.
Ергушов
покачал головой.
– Я
и говорю: ловко! А много ль?
– Все
тут, – сказал Лукашка, хлопая по карману. Старуха в это время вошла в
избу. Лукашка не договорил.
– Пей! – прокричал
он.
– Так-то
мы с Гирчиком раз поздно поехали… – начал Ерошка.
– Ну,
тебя не переслушаешь! – сказал Лукашка. – А я пойду. – И,
допив вино из чапурки и затянув туже ремень пояса, Лукашка вышел на улицу…
|
