IX. БРАЧНЫЕ
ПЛАНЫ
На следующий день после этой сцены, в тот час, когда Дебрэ по дороге в
министерство обычно заезжал к г-же Данглар, его карета не въехала во двор.
В этот самый час, а именно в половине первого, г-жа Данглар приказала подать
экипаж и выехала из дому.
Данглар, спрятавшись за занавеской, следил за этим отъездом, которого он
ожидал. Он распорядился, чтобы ему доложили, как только г-жа Данглар вернется,
но и к двум часам она еще не вернулась.
В два часа он потребовал лошадей, поехал в Палату и записался в число ораторов,
собиравшихся возражать против бюджета.
От двенадцати до двух Данглар безвыходно сидел у себя в кабинете, все более
хмурясь, читал депеши, подсчитывал бесконечные цифры и принимал посетителей,
в том числе майора Кавальканти, который, как всегда, багровый, чопорный и
пунктуальный, явился в условленный накануне час, чтобы покончить свои дела с
банкиром.
Выйдя из Палаты, Данглар, во время заседания чрезвычайно волновавшийся и резче,
чем когда-либо, нападавший на министерство, сел в свой экипаж и велел кучеру
ехать на авеню Елисейских Полей, N 30.
Монте-Кристо был дома, но у него кто-то сидел, и он попросил Данглара подождать
несколько минут в гостиной.
Пока банкир сидел в ожидании, дверь отворилась и вошел человек в одежде
аббата; будучи, по-видимому, короче знаком с хозяином, он не остался ждать,
как Данглар, а поклонился ему, прошел во внутренние комнаты и скрылся.
Почти сейчас же та дверь, за которой исчез священник, открылась снова, и
появился Монте-Кристо.
- Простите, дорогой барон, - сказал он. - Видите ли, в Париж только что
прибыл один из моих добрых друзей, аббат Бузони; вы, вероятно, заметили его, он
здесь проходил. Мы давно не видались, и у меня не хватило духу сразу же с ним
расстаться. Надеюсь, вы меня поймете и извините, что я заставил вас ждать.
- Помилуйте, - сказал Данглар, - это так естественно; я попал не вовремя и
сейчас же удалюсь.
- Ничего подобного, напротив, присаживайтесь, пожалуйста. Но, боже правый,
что это с вами? У вас такой озабоченный вид; вы меня просто пугаете.
Опечаленный капиталист подобен комете, он тоже всегда предвещает миру
несчастье.
- Дело в том, дорогой граф, что меня уже несколько дней преследуют неудачи,
и я все время получаю дурные вести.
- Ужасно! - сказал Монте-Кристо. - Вы опять проиграли на бирже.
- Нет, это я бросил, по крайней мере на некоторое время; на этот раз просто
одно банкротство в Триесте.
- Вот как? Вы, вероятно, говорите о банкротстве Джакопо Манфреди?
- Совершенно верно. Представьте себе, человек, который, не помню уж с каких
пор, ведет со мной дела на восемьсот - девятьсот тысяч франков ежегодно. Ни
разу ни одной задержки, ни одного недочета, человек расплачивался, как князь...
который платит. Я авансирую ему миллион, и вдруг этот чертов Джакопо Манфреди
приостанавливает платежи!
- В самом деле?
- Неслыханное несчастье. Я выдаю на него переводный вексель на шестьсот
тысяч ливров, который возвращается неоплаченным, да кроме того, у меня лежит на
четыреста тысяч франков его векселей сроком на конец этого месяца, которые
должен оплатить его парижский корреспондент. Сегодня тридцатое, я посылаю за
деньгами; не тут-то было, корреспондент скрылся. Считая еще испанскую
историю, я славно заканчиваю этот месяц.
- Но разве вы так много потеряли на этой испанской истории?
- Разумеется, у меня вылетело семьсот тысяч франков, ни больше ни меньше.
- Как же вы, черт возьми, так попались? Ведь вы матерый волк.
- Это все жена. Ей приснилось, что Дон Карлос вернулся в Испанию, а она верит
снам. Она говорит, что это магнетизм, и когда видит что-нибудь во сне, то
уверяет, что все непременно так и будет. Я позволил ей сыграть, как она
считает нужным; у нее свои средства и свой собственный маклер. Она сыграла
и проиграла Правда, она играла не на мои деньги, а на свои. Но вы понимаете,
когда жена проигрывает семьсот тысяч франков, это немного отзывается и на муже
Как, вы этого не знали? Это было злобой дня.
- Я слышал об этом, но не знал подробностей; к тому же я совершенный профан в
биржевых делах.
- Вы совсем не играете?
- Я? Когда же мне играть? Я и так едва справляюсь с подсчетом моих доходов.
Мне пришлось бы, кроме управляющего, завести еще конторщика и кассира. Но,
кстати, об Испании, мне кажется, баронесса могла не только во сне видеть
возвращение Дон Карлоса. Разве об этом не говорилось в газетах?
- Ни на грош.
- Но этот честный "Вестник", кажется, исключение из правила и сообщает
только достоверные сведения, телеграфные сообщения.
- Вот это и непонятно, - возразил Данглар. - Ведь известие о возвращении Дон
Карлоса было действительно получено по телеграфу.
- Так что за этот месяц, - сказал Монте-Кристо, - вы потеряли примерно миллион
семьсот тысяч франков?
- И не примерно, а в точности.
- Черт возьми! Для третьестепенного состояния это жестокий удар,
сочувственно заметил Монте-Кристо.
- То есть как это третьестепенного? - сказал Данглар, несколько обиженный.
- Да конечно, - продолжал Монте-Кристо, - на мой взгляд, есть три категории
богатства: первостепенные состояния, второстепенные и третьестепенные. Я
называю первостепенным состоянием такое, которое слагается из ценностей,
находящихся под рукой: земли, рудники, государственные бумаги таких держав, как
Франция, Австрия и Англия, если только эти ценности, рудники и бумаги
составляют в общем сумму в сто миллионов. Второстепенным состоянием я называю
промышленные предприятия, акционерные компании, наместничества и княжества,
дающие не более полутора миллиона годового дохода, при капитале не свыше
пятидесяти миллионов. Наконец, третьестепенное состояние - это капиталы,
пущенные в оборот, доходы, зависящие от чужой воли или игры случая, которым
чье-нибудь банкротство может нанести ущерб, которые может поколебать
телеграфное сообщение, случайные спекуляции, - словом, дела, зависящие от
удачи, которую можно назвать низшей силой, если ее сравнивать с высшей силой -
силой природы; они составляют в общем фиктивный или действительный капитал
миллионов в пятнадцать. Ведь ваше положение именно таково, правда?
- Верно, - ответил Данглар.
- Из этого следует, - невозмутимо продолжал МонтеКристо, - что, если шесть
месяцев кряду будут заканчиваться так же, как и этот, третьестепенная фирма
окажется при последнем издыхании.
- Ну, уж вы скажете! - протянул Данглар, невесело улыбаясь.
- Скажем, семь месяцев, - продолжал тем же тоном Монте-Кристо. - Скажите, вы
когда-нибудь задумывались над тем, что семь раз миллион семьсот тысяч франков -
это почти двенадцать миллионов?.. Нет, никогда? И хорошо делали, потому что
после таких размышлений уже не станешь рисковать своими капиталами, которые для
финансиста все равно, что кожа для цивилизованного человека. Мы носим более или
менее пышные одежды, и они придают нам вес; но когда человек умирает, у него
остается только его кожа. Так и вы, бросив дела, останетесь при вашем
действительном состоянии, то есть самое большее при пяти или шести
миллионах; ибо третьестепенные состояния представляют в сущности только треть
или четверть своей видимости, как железнодорожный локомотив - всего лишь
более или менее сильная машина, хоть он и кажется огромным в клубах дыма. Ну
так вот, из вашего действительного актива в пять миллионов вы только что
лишились почти двух; соответственно уменьшилось и ваше фиктивное состояние,
ваш кредит; другими словами, дорогой господин Данглар, вам было сделано
кровопускание, которое, если его повторить четыре раза, вызовет смерть.
Смотрите, дорогой друг, будьте осторожней! Может быть, вам нужны деньги?
Хотите, я вас ссужу?
- Вы все же плохо считаете! - воскликнул Данглар, призывая на помощь всю свою
выдержку. - В эту самую минуту моя касса уже наполнена благодаря другим, более
удачным спекуляциям. Потеря крови возмещена питанием. Я проиграл битву в
Испании, я побит в Триесте, но мой индийский флот, быть может, захватил
несколько судов; мои пионеры в Мексике гденибудь наткнулись на руду.
- Прекрасно, прекрасно! Но шрам остался, и при первой же потере начнет
кровоточить.
- Нет, потому что я действую наверняка, - продолжал Данглар с пошлым
хвастовством шарлатана, у которого вошло в привычку превозносить себя, чтобы
свалить меня, потребовалось бы свержение трех правительств.
- Что ж! Это бывало.
- Гибель всех урожаев.
- Вспомните о семи тучных и семи тощих коровах.
- Или чтобы море ушло от берегов, как во времена Фараона; да ведь морей много,
а корабли заменили бы караваны, только и всего.
- Тем лучше, тем лучше, дорогой господин Данглар, - сказал Монте-Кристо,
- я вижу, что ошибался и что вы принадлежите к капиталистам второй степени.
- Смею думать, что я могу претендовать на эту честь, - сказал Данглар со своей
стереотипной улыбкой, напоминавшей Монте-Кристо маслянистую луну, которую
малюют плохие художники, изображая развалины. - Но раз уж мы заговорили о
делах, - прибавил он, радуясь поводу переменить разговор, скажите мне, что,
по-вашему, я мог бы сделать для господина Кавальканти?
- Дать ему денег, если он аккредитован на вас и если вы этому кредиту
доверяете.
- Еще бы, вполне! Он явился ко мне сегодня утром с чеком на сорок тысяч
франков, подписанным Бузони и адресованным на ваше имя, с вашим бланком на
обороте. Вы понимаете, что я ему немедленно отсчитал сорок бумажек.
Монте-Кристо кивнул в знак полного одобрения.
- Но это еще не все, - продолжал Данглар, - он открыл у меня кредит своему
сыну.
- Разрешите нескромный вопрос: а сколько он дает сыну?
- Пять тысяч франков в месяц.
- Шестьдесят тысяч в год! Я так и думал, - сказал Монте-Кристо, пожимая
плечами. - Все Кавальканти ужасные скряги. Что такое для молодого человека
пять тысяч франков в месяц?
- Но вы понимаете, что если молодому человеку понадобится лишних несколько
тысяч...
- Не давайте ему, отец и не подумает вам их зачесть; вы не знаете
итальянских миллионеров: это сущие Гарпагоны. А кто открыл ему этот кредит?
- Банк Фенци, одна из лучших фирм Флоренции.
- Я не хочу сказать, что вам грозят убытки, отнюдь; но все же не выходите из
пределов кредита.
- Вы, значит, не слишком доверяете этому Кавальканти?
- Я? Я дам ему под его подпись десять миллионов. Это, по моему распределению,
состояние второй степени, дорогой барон.
- А как он прост! Я принял бы его за обыкновенного майора.
- И сделали бы ему честь; вы правы, вид у него не очень внушительный. Когда я
его увидел в первый раз, я решил, что эго какой-нибудь старый поручик,
заплесневевший в своем мундире. Но таковы все итальянцы; они похожи на
старых евреев, если не поражают своим великолепием, как восточные маги.
- Сын выглядит лучше, - сказал Данглар.
- Немного робок, пожалуй, но в общем вполне приличен. Я за него слегка
опасался.
- Почему?
- Потому что, когда вы его у меня видели, это был чуть ли не первый его выезд
в свет; по крайней мере мне так говорили. Он путешествовал с очень строгим
воспитателем и никогда не был в Париже.
- Говорят, все эти знатные итальянцы женятся обыкновенно в своем кругу? -
небрежно спросил Данглар. - Они любят объединять свои богатства.
- Обыкновенно - да; но Кавальканти большой оригинал и все делает
по-своему. Он, несомненно, привез сына во Францию, чтобы здесь его женить.
- Вы так полагаете?
- Уверен в этом.
- И здесь знают о его состоянии?
- Об этом очень много говорят; только одни приписывают ему миллионы, а другие
утверждают, что у него нет ни гроша.
- А ваше мнение?
- Мое мнение субъективно, с ним не стоит считаться.
- Но, все-таки...
- Видите ли, ведь эти Кавальканти когда-то командовали армиями, управляли
провинциями. Я считаю, что у всех этих старых подеста и былых кондотьеров
есть миллионы, зарытые по разным углам, о которых знают только старшие в
роде, передавая это знание по наследству из поколения в поколение. Поэтому все
они желтые и жесткие, как флорины времен Республики, которые они так давно
созерцают, что отблеск этого золота лег на их лица.
- Вот именно, - сказал Данглар, - и это тем более верно, что ни у кого из них
пет ни клочка земли.
- Или во всяком случае очень мало; сам я видел только дворец Кавальканти в
Лукке.
- А, у него есть дворец? - сказал, смеясь, Данглар. - Это уже кое-что!
- Да и то он его сдал министру финансов, а сам живет в маленьком домике. Я же
сказал вам, что он человек прижимистый.
- Не очень-то вы ему льстите!
- Послушайте, я ведь его почти не знаю; я встречался с ним раза три. Все, что
мне о нем известно, я слышал от аббата Бузони и от него самого. Он говорил мне
сегодня о своих планах относительно сына и намекнул, что ему надоело держать
свои капиталы в Италии, мертвой стране, и что он не прочь пустить свои
миллионы в оборот либо во Франции, либо в Англии. Но имейте в виду, что, хотя
я отношусь с величайшим доверием к самому аббату Бузони, я все же ни за что не
отвечаю.
- Все равно, спасибо вам за клиента; такое имя украшает мои книги, и мой
кассир, которому я объяснил, кто такие Кавальканти, очень гордится этим.
Кстати, - спрашиваю просто из любознательности, - когда эти люди женят своих
сыновей, дают они им приданое?
- Как когда. Я знал одного итальянского князя, богатого, как золотая россыпь,
потомка одного из знатнейших тосканских родов, - так он, если его сыновья
женились, как ему нравилось, награждал их миллионами, а если они женились
против его воли, довольствовался тем, что давал им тридцать экю в месяц.
Допустим, что Андреа женится согласно воле отца; тогда майор, быть может, даст
ему миллиона два, три. Если это будет, например, дочь банкира, то он,
возможно, примет участие в деле тестя своего сына. Но допустим, что невестка
ему не понравится; тогда прощайте: папаша Кавальканти берет ключ от своей
кассы, дважды поворачивает его в замке, и вот наш Андреа вынужден вести жизнь
парижского хлыща, передергивая карты или плутуя в кости.
- Этот юноша найдет себе баварскую или перуанскую принцессу; он пожелает взять
за женой княжескую корону, Эльдорадо с Потоси в придачу.
- Ошибаетесь, эти знатные итальянцы нередко женятся на простых смертных; они,
как Юпитер, любят смешивать породы. Но, однако, дорогой барон, что за вопросы
вы мне задаете? Уж не собираетесь ли вы женить Андреа?
- Что ж, - сказал Данглар, - это была бы недурная сделка; а я делец.
- Но не на мадемуазель Данглар, я надеюсь? Не захотите же вы, чтобы Альбер
перерезал горло бедному Андреа?
- Альбер! - сказал, пожимая плечами, Данглар. - Ну, ему это все равно.
- Разве он не помолвлен с вашей дочерью?
- То есть мы с Морсером поговаривали об этом браке; но госпожа де Морсер и
Альбер...
- Неужели вы считаете, что он плохая партия?
- Ну, мне кажется, мадемуазель Данглар стоит не меньше, чем виконт де Морсер!
- Приданое у мадемуазель Данглар будет действительно недурное, я в этом не
сомневаюсь, особенно если телеграф перестанет дурить.
- Дело не только в приданом. Но скажите, кстати...
- Да?
- Почему вы не пригласили Морсера и его родителей на этот обед?
- Я его приглашал, но он должен был ехать с госпожой де Морсер в Дьенн; ей
советовали подышать морским воздухом.
- Так, так, - сказал, смеясь, Данглар, - этот воздух должен быть ей полезен.
- Почему это?
- Потому что она дышала им в молодости.
Монте-Кристо пропустил эту колкость мимо ушей.
- По все-таки, - сказал он, - если Альбер и не так богат, как мадемуазель
Данглар, зато, согласитесь, он носит прекрасное имя.
- Что ж, на мой взгляд, и мое не хуже.
- Разумеется, ваше имя пользуется популярностью и само украсило тот титул,
которым думали украсить ею; по вы слишком умный человек, чтобы не понимать, что
некоторые предрассудки весьма прочны и их не искоренить, и потому пятисотлетнее
дворянство выше дворянства, которому двадцать лет.
- Как раз поэтому, - сказал Данглар, пытаясь иронически улыбнуться, я и
предпочел бы Андреа Кавальканти Альберу де Морсер.
- Однако, мне кажется, Морсеры ни в чем не уступают Кавальканти? сказал
Монте-Кристо.
- Морсеры!.. Послушайте, дорогой граф, - сказал Данглар, - ведь вы
джентльмен, не так ли?
- Надеюсь.
- И к тому же знаток в гербах?
- Немного.
- Ну, так посмотрите на мой; он надежнее, чем герб Морсера.
- Почему?
- Потому что, хотя я и не барон по рождению, я во всяком случае Данглар.
- И что же?
- А он вовсе не Морсер.
- Как, не Морсер?
- Ничего похожего.
- Что вы говорите!
- Меня кто-то произвел в бароны, так что я действительно барон: он же сам себя
произвел в графы, так что он совсем не граф.
- Не может быть!
- Послушайте, - продолжал Данглар, - Морсер мой друг, вернее, старый знакомый
вот уже тридцать лет; я, знаете, не слишком кичусь своим гербом, потому что
никогда не забываю, с чего я начал.
- Это свидетельствует о великом смирении или о великой гордыне, сказал
Монте-Кристо.
- Ну так вот, когда я был мелким служащим, Морсер был простым рыбаком.
- И как его тогда звали?
- Фернан.
- Просто Фернан?
- Фернан Мондего.
- Вы в этом уверены?
- Еще бы! Я купил у него немало рыбы.
- Тогда почему же вы отдаете за его сына свою дочь?
- Потому что Фернан и Данглар - оба выскочки, добились дворянских титулов,
разбогатели и стоят друг друга; а все-таки есть вещи, которые про него
говорились, а про меня никогда.
- Что же именно?
- Так, ничего.
- А, понимаю; ваши слова напомнили мне кое-что, связанное с именем Фернана
Мондего; я уже слышал это имя в Греции.
- В связи с историей Али-паши?
- Совершенно верно.
- Это его тайна, - сказал Данглар, - и, признаюсь, я бы много дал, чтобы
раскрыть ее.
- При большом желании это не так трудно сделать.
- Каким образом?
- У вас, конечно, есть в Греции какой-нибудь корреспондент?
- Еще бы!
- В Янине?
- Где угодно найдется.
- Так напишите вашему корреспонденту в Янине и спросите его, какую роль
сыграл в катастрофе с АлиТебелином француз по имени Фернан.
- Вы совершенно правы! - воскликнул Данглар, порывисто вставая. - Я сегодня
же напишу.
- Напишите.
- Непременно.
- И если узнаете что-нибудь скандальное...
- Я вам сообщу.
- Буду вам очень благодарен.
Данглар выбежал из комнаты и бросился к своему экипажу.
|