Мобильная версия
   

Александр Дюма «Граф Монте-Кристо»


Александр Дюма Граф Монте-Кристо
УвеличитьУвеличить

VII. ПОДПИСЬ ДАНГЛАРА 

   Утро настало пасмурное и унылое.

   Ночью гробовщики исполнили свою печальную обязанность и зашили  лежащее на кровати тело в саван - скорбную одежду усопших, которая, чтобы ни говорили о всеобщем равенстве перед смертью, служит последним  напоминанием о роскоши, любимой ими при жизни.

   Этот саван был не что иное как кусок  тончайшего  батиста,  купленный Валентиной две недели тому назад.

   Нуартье еще вечером перенесли из комнаты  Валентины  в  его  комнату; против всяких ожиданий, старик не противился тому, что его  разлучают  с телом внучки.

   Аббат Бузони пробыл до утра и на рассвете ушел, никому не  сказав  ни слова.

   В восемь часов приехал д'Авриньи; он встретил Вильфора, который шел к Нуартье, и отправился вместе с ним,  чтобы  узнать,  как  старик  провел ночь.

   Они застали его в большом кресле, служившем ему кроватью; старик спал спокойным, почти безмятежным сном.

   Удивленные, они остановились на пороге.

   - Посмотрите, - сказал д'Авриньи Вильфору, - природа умеет  успокоить самое сильное горе; конечно, никто не скажет, что  господин  Нуартье  не любил своей внучки, и, однако, он спит.

   - Да, вы правы, - с недоумением сказал Вильфор,  -  он  спит,  и  это очень странно: ведь из-за малейшей неприятности он способен не спать целыми ночами.

   - Горе сломило его, - отвечал д'Авриньи.

   И оба, погруженные в раздумье, вернулись в кабинет королевского  прокурора.

   - А вот я не спал, - сказал Вильфор, указывая д'Авриньи на нетронутую постель, - меня горе не может сломить; уже две ночи я не ложился; но зато посмотрите на мой стол: сколько я написал в эти два дня и две ночи!.. Сколько рылся в этом деле, сколько заметок сделал на обвинительном  акте убийцы Бенедетто!.. О работа, моя страсть, мое счастье, мое безумие,  ты одна можешь победить все мои страдания!

   И он судорожно сжал руку д'Авриньи.

   - Я вам нужен? - спросил доктор.

   - Нет, - сказал Вильфор, - только возвращайтесь, пожалуйста, к  одиннадцати часам, в двенадцать часов состоится... вынос...  Боже  мой,  моя девочка, моя бедная девочка!

   И королевский прокурор, снова становясь человеком, поднял глаза к небу и вздохнул.

   - Вы будете принимать соболезнования?

   - Нет, один мой родственник берет на себя эту тягостную  обязанность. Я буду работать, доктор; когда я работаю, все исчезает.

   И не успел доктор дойти до дверей,  как  королевский  прокурор  снова принялся за свои бумаги.

   На крыльце д'Авриньи встретил родственника,  о  котором  ему  говорил Вильфор, личность незначительную как в этой повести, так и в семье, одно из тех существ, которые от рождения предназначены играть  в  жизни  роль статиста.

   Одетый в черное, с крепом на рукаве, он явился в дом Вильфора с подобающим случаю выражением лица, намереваясь его сохранить, пока  требуется, и немедленно сбросить после церемонии.

   В одиннадцать часов траурные кареты застучали по  мощеному  Двору,  и предместье Сент-Оноре огласилось гулом толпы,  которая  одинаково  жадно смотрит и на радости и на печали богачей и бежит на  пышные  похороны  с той же торопливостью, что и на свадьбу герцогини.

   Понемногу гостиная, где стоял гроб, наполнилась посетителями; сначала явились некоторые наши старые знакомые - Дебрэ, Шато-Рено, Бошан,  потом все знаменитости судебного, литературного и военного мира;  ибо  г-н  де Вильфор, не столько даже по своему общественному  положению,  сколько  в силу личных достоинств, занимал одно из первых мест в парижском свете.

   Родственник стоял у дверей, встречая прибывающих, и  для  равнодушных людей, надо сознаться, было большим облегчением увидеть равнодушное  лицо, не требовавшее лицемерной печали, притворных слез, как  это  полагалось бы в присутствии отца, брата или жениха.

   Те, кто были знакомы между собой, подзывали друг друга взглядом и собирались группами. Одна такая группа состояла из Дебрэ, Шато-Рено и  Бошана.

   - Бедняжка, - сказал Дебрэ, невольно, как, впрочем, и все, платя дань печальному событию, - такая богатая! Такая красивая! Могли бы  вы  подумать об этом, Шато-Рено, когда мы пришли... давно ли?.. да  три  недели, месяц тому назад самое большое... подписывать ее брачный договор,  который так и не был подписан?

   - Нет, признаться, - сказал Шато-Рено.

   - Вы ее знали?

   - Я говорил с ней раза два на балу у госпожи де Морсер; она мне показалась очаровательной, только немного меланхоличной. А где мачеха, вы не знаете?

   - Она проведет весь день у жены этого почтенного  господина,  который нас встречал.

   - Кто он такой?

   - Это вы о ком?

   - Да господин, который нас встречал. Он депутат?

   - Нет, - сказал Бошан, - я осужден видеть наших законодателей  каждый день, и эта физиономия мне незнакома.

   - Вы упомянули об этой смерти в своей газете?

   - Заметка не моя, но она наделала шуму, и я сомневаюсь, чтобы она была приятна Вильфору. Насколько я знаю, в ней сказано, что если бы четыре смерти последовали одна за другой в каком-нибудь другом доме, а не в доме королевского прокурора, то королевский прокурор был бы, наверное, более взволнован.

   - Но доктор д'Авриньи, который лечит и мою мать, говорит, что Вильфор в большом горе, - заметил ШатоРено.

   - Кого вы ищете, Дебрэ?

   - Графа Монте-Кристо.

   - Я встретил его на Бульваре, когда шел сюда. Он, по-видимому,  собирается уезжать; он ехал к своему банкиру, - сказал Бошан.

   - Его банкир - Данглар? - спросил Шато-Рено у Дебрэ.

   - Как будто да, - отвечал личный секретарь с некоторым  смущением,  но здесь не хватает не только МонтеКристо. Я не вижу Морреля.

   - Морреля? А разве он с ними знаком? - спросил Шато-Рено.

   - Мне кажется, он был представлен только госпоже де Вильфор.

   - Все равно, ему бы следовало прийти, - сказал Дебрэ, - о чем он  будет говорить вечером? Эти похороны - злоба дня. Но тише,  помолчим;  вот министр юстиции и исповеданий; он почтет себя обязанным обратиться с маленьким спичем к опечаленному родственнику.

   И молодые люди подошли к дверям, чтобы услышать "спич" министра юстиции и исповеданий.

   Бошан сказал правду; идя на похороны, он встретил Монте-Кристо, который ехал к Данглару, на улицу Шоссед'Антен.

   Банкир из окна увидел коляску графа, въезжающую во двор, и вышел  ему навстречу с грустным, но приветливым лицом.

   - Я вижу, граф, - сказал он, протягивая руку МонтеКристо, - вы заехали выразить мне сочувствие. Да, такое несчастье посетило мой  дом,  что, увидав вас, я даже задал себе вопрос, не пожелал  ли  я  несчастья  этим бедным Морсерам, - это оправдало бы пословицу: "Не рой другому яму,  сам в нее попадешь". Но нет, честное слово, я не желал Морсеру зла; быть может, он был немного спесив для человека, начавшего с пустыми руками, как и я, обязанного всем самому себе, как и я; но у всякого свои недостатки. Будьте осторожны, граф: людям нашего поколения... впрочем, простите,  вы не нашего поколения, вы - человек молодой... Людям  моего  поколения  не везет в этом году: свидетель тому - наш пуританин, королевский прокурор, который только что потерял дочь. Вы посмотрите: у Вильфора странным  образом погибает вся семья; Морсер опозорен  и  кончает  самоубийством;  я стал посмешищем из-за этого негодяя Бенедетто и вдобавок...

   - Что вдобавок? - спросил граф.

   - Увы, разве вы не знаете?

   - Какое-нибудь новое несчастье?

   - Моя дочь...

   - Мадемуазель Данглар?

   - Эжени нас покидает.

   - Да что вы!

   - Да, дорогой граф. Ваше счастье, что у вас нет ни жены, ни детей!

   - Вы находите?

   - Еще бы!

   - И вы говорите, что мадемуазель Эжени...

   - Она не могла перенести позора, которым нас покрыл этот  негодяй,  и попросила меня отпустить ее путешествовать.

   - И она уехала?

   - В прошлую ночь.

   - С госпожой Данглар?

   - Нет, с одной нашей родственницей... Но как-никак мы  потеряли  нашу дорогую Эжени: сомневаюсь, чтобы с ее характером  она  согласилась  когда-либо вернуться во Францию!

   - Что поделаешь, дорогой барон, - сказал Монте-Кристо. - Все эти  семейные горести - катастрофа для какогонибудь бедняка, у которого ребенок - единственное богатство, но они не так страшны для миллионера.  Что  бы ни говорили философы, деловые люди всегда докажут им  противное;  деньги утешают во многих бедах, а вы должны утешиться скорее, чем кто бы то  ни было, если вы верите в целительную силу этого бальзама; вы - король  финансов, точка пересечения всех могущественных сил.

   Данглар искоса взглянул на графа, стараясь понять, смеется ли он, или говорит серьезно.

   - Да, - сказал он, - если богатство утешает, я должен быть утешен:  я богат.

   - Так богаты, дорогой барон, что ваше  богатство  подобно  пирамидам; если бы хотели их разрушить, то не посмели бы; а если бы посмели, то  не смогли бы.

   Данглар улыбнулся доверчивому простодушию графа.

   - Кстати, когда вы вошли, я как раз выписывал пять  бумажек;  две  из них я уже подписал; разрешите мне подписать три остальные?

   - Пожалуйста, дорогой барон, пожалуйста.

   Наступило молчание, слышно было,  как  скрипело  перо  банкира;  Монте-Кристо разглядывал раззолоченную лепку потолка.

   - Испанские? - сказал Монте-Кристо. - Или  гаитийские,  или  неаполитанские?

   - Нет,  -  отвечал  Данглар,  самодовольно  посмеиваясь,  -  чеки  на предъявителя, чеки на Французский банк. Вот, граф, - прибавил он, - вы император - финансов, если я - король; часто вам случалось видеть  такие вот клочки бумаги стоимостью по миллиону?

   Монте-Кристо взял в руку, словно желая их взвесить, пять клочков  бумаги, горделиво переданных ему Дангларом, и прочел:

   "Господин директор банка, благоволите уплатить предъявителю  сего  за мой счет один миллион франков. Барон Данглар".

   - Один, два, три, четыре, пять, - сказал Монте-Кристо, - пять миллионов! Черт возьми, вот так размах, господин Крез!

   - Вот как я делаю дела! - сказал Данглар.

   - Это удивительно, особенно, если эта сумма, в  чем  я,  впрочем,  не сомневаюсь, будет уплачена наличными.

   - Так оно и будет, - сказал Данглар.

   - Хорошо иметь такой кредит; в самом деле, только во  Франции  видишь такие вещи; пять клочков бумаги, которые стоять  пять  миллионов;  нужно видеть это, чтобы поверить.

   - А вы сомневаетесь?

   - Нет.

   - Вы это говорите таким тоном... Хотите, доставьте себе удовольствие: пойдите с моим доверенным в банк, и вы увидите, как он выйдет  оттуда  с облигациями казначейства на ту же сумму.

   - Нет, право, это слишком любопытно, - сказал Монте-Кристо, складывая все пять чеков, - я сам произведу опыт. Мой кредит у вас  был  на  шесть миллионов; я взял девятьсот тысяч франков, за вами остается пять миллионов сто тысяч. Я беру ваши клочки бумаги, которые я принимаю  за  валюту при одном взгляде на вашу подпись, и вот вам  общая  расписка  на  шесть миллионов, которая уравнивает наши счеты. Я приготовил ее  заранее,  так как должен сознаться, что мне очень нужны деньги сегодня.

   И, кладя чеки в карман, он другой рукой протянул банкиру расписку.

   Молния, упавшая у ног Данглара, не поразила бы его большим ужасом.

   - Как же так? - пролепетал он. - Вы  берете  эти  деньги,  граф?  Но, простите, эти деньги я должен приютам, это вклад, и  я  обещал  уплатить сегодня.

   - А, это другое дело, - сказал Монте-Кристо. - Мне не нужны непременно эти чеки, заплатите мне какими-нибудь другими ценностями; я  их  взял просто из любопытства, чтобы иметь возможность рассказывать повсюду, что без всякого предупреждения, не попросив у меня и  пяти  минут  отсрочки, банк Данглара выплатил мне пять миллионов наличными. Это было бы великолепно! Но вот ваши чеки; повторяю, дайте мне что-нибудь другое.

   Он подал чеки Данглару, и тот, смертельно бледный, протянул было  руку, как коршун протягивает когти сквозь прутья клетки, чтобы вцепиться в мясо, которое у него отнимают.

   Но вдруг он спохватился, сделал над собой усилие и  сдержался.  Затем он улыбнулся, и его искаженное лицо смягчилось.

   - Впрочем, - сказал он, - ваша расписка это те же деньги.

   - Ну, конечно! Будь вы в Риме, Томсон и Френч платили бы вам по  моей расписке с той же легкостью, с какой вы сами сделали это сейчас.

   - Извините меня, граф, извините.

   - Так я могу оставить эти деньги себе?

   - Да, да, оставьте, - сказал Данглар, отирая вспотевший лоб.

   Монте-Кристо положил чеки обратно в карман, причем лицо его ясно  говорило:

   "Что ж, подумайте; если вы раскаиваетесь, еще не поздно".

   - Нет, пет, - сказал Данглар, оставьте эти чеки себе. Но, вы  знаете, мы, финансисты, очень щепетильны. Я предназначал эти деньги  приютам,  и мне казалось, что я их обкрадываю, если не плачу  именно  этими  чеками, как будто деньги не все одинаковы. Простите меня!

   И он громко, но нервически рассмеялся.

   - Прощаю, - любезно отвечал Монте-Кристо, - и кладу деньги в карман.

   И он вложил чеки в свой бумажник.

   - Но у вас остается еще сто тысяч франков? - сказал Данглар.

   - О, пустяки! - сказал  Монте-Кристо.  -  Лаж,  вероятно,  составляет приблизительно ту же сумму; оставьте ее себе, и мы будем квиты.

   - Вы говорите серьезно, граф?

   - Я никогда не шучу с банкирами,  -  отвечал  МонтеКристо  с  серьезностью, граничащей с дерзостью.

   И он направился к двери как раз в ту минуту, когда лакей докладывал:

   - Господин де Бовиль, главный казначей Управления приютов.

   - Вот видите, - сказал Монте-Кристо, - я пришел как раз вовремя, чтобы воспользоваться вашими чеками; их берут нарасхват.

   Данглар снова побледнел и поспешил проститься с графом.

   Монте-Кристо обменялся церемонным поклоном с г-ном де Бовиль, который дожидался в приемной и был тотчас же после ухода графа введен в  кабинет Данглара.

   На лице графа, всегда таком серьезном, мелькнула  мимолетная  улыбка, когда в руке у казначея приютов оп увидел бумажник.

   У дверей ею ждала коляска, и он велел тотчас же ехать в банк.

   Тем временем Данглар, подавляя волнение, шел навстречу своему посетителю.

   Нечего и говорить, что на его губах застыла приветливая улыбка.

   - Здравствуйте, дорогой кредитор, - сказал он, - потому что  я  бьюсь об заклад, что ко мне является именно кредитор.

   - Вы угадали, барон, - отвечал Бовиль, - в моем лице к  вам  являются приюты: вдовы и сироты моей рукой просят у вас подаяния в  пять  миллионов.

   - А еще говорят, что сироты достойны  сожаления!  -  сказал  Данглар, продолжая шутку. - Бедные дети!

   - Вот я и пришел от их имени, - сказал Бовиль. - Вы должны были получить мое письмо вчера...

   - Да.

   - Вот и я, с распиской в получении.

   - Дорогой де Бовиль, - сказал Данглар, - ваши вдовы и сироты, если вы ничего не имеете против, будут добры подождать двадцать четыре часа, потому что граф Монте-Кристо, который только что отсюда вышел... ведь вы с ним встретились, правда?

   - Да, так что же?

   - Так вот, Монте-Кристо унес их пять миллионов!

   - Как так?

   - Граф имел у меня неограниченный кредит, открытый римским домом Томсон и Френч. Он попросил у меня сразу пять миллионов, и я дал ему чек на банк; там я держу свои деньги; вы понимаете, я боюсь, что если я  потребую у управляющего банком десять миллионов в один день,  это  может  ему показаться весьма странным. В два дня - другое дело, - добавил Данглар с улыбкой.

   - Да что вы! - недоверчиво воскликнул Бовиль. - Пять миллионов  этому господину, который только что вышел отсюда и еще  раскланялся  со  мной, как будто я с ним знаком?

   - Быть может, он вас знает, хотя вы с ним и  не  знакомы.  Граф  Монте-Кристо знает всех.

   - Пять миллионов!

   - Вот его расписка. Поступите, как апостол Фома: посмотрите и  потрогайте.

   Бовиль взял бумагу, которую ему протягивал Данглар, и прочел:

   "Получил от барона Данглара пять миллионов сто тысяч  франков,  которые, по его желанию, будут ему возмещены банкирским домом Томсон и Френч в Риме".

   - Все верно! - сказал он.

   - Вам известен дом Томсон и Френч?

   - Да, - сказал Бовиль, - у меня была с ним однажды  сделка  в  двести тысяч франков; но с тех пор я больше ничего о нем не слышал.

   - Это один из лучших банкирских домов в  Европе,  -  сказал  Данглар, небрежно бросая на стол взятую им из рук Бовиля расписку.

   - И на его счету было пять миллионов только у вас?  Да  это  какой-то набоб, этот граф Монте-Кристо!

   - Я уж, право, не знаю, кто он такой, но у него было три неограниченных кредита: один у меня, другой у Ротшильда, третий у Лаффита;  и,  как видите, - небрежно добавил Данглар, - он отдал предпочтение мне и  оставил сто тысяч франков на лаж.

   Бовиль выказал все признаки величайшего восхищения.

   - Нужно будет его навестить, - сказал он. - Я  постараюсь,  чтобы  он основал у нас какое-нибудь благотворительное заведение.

   - И это дело верное; он одной милостыни раздает больше, чем на  двадцать тысяч франков в месяц.

   - Это замечательно! Притом, я ему поставлю в пример госпожу де Морсер и ее сына.

   - В каком отношении?

   - Они пожертвовали все свое состояние приютам.

   - Какое состояние?

   - Да их собственное, состояние покойного генерала де Морсер.

   - Но почему?

   - Потому, что они не хотели  пользоваться  имуществом,  приобретенным такими низкими способами.

   - Чем же они будут жить?

   - Мать уезжает в провинцию, а сын поступает на военную службу.

   - Скажите, какая щепетильность! - воскликнул Данглар.

   - Я не далее как вчера зарегистрировал дарственный акт.

   - И сколько у них было?

   - Да не слишком много, миллион двести тысяч с чемто.  Но  вернемся  к нашим миллионам.

   - Извольте, - сказал самым естественным  тоном  Данглар.  -  Так  вам очень спешно нужны эти деньги?

   - Очень: завтра у нас кассовая ревизия.

   - Завтра! Почему вы это сразу не сказали? До завтра  еще  целая  вечность! В котором часу ревизия?

   - В два часа.

   - Пришлите в полдень, - сказал с улыбкой Данглар.

   Бовиль в ответ только кивнул головой, теребя свой бумажник.

   - Или вот что, - сказал Данглар, - можно сделать лучше.

   - Что именно?

   - Расписка графа Монте-Кристо - это те же деньги; предъявите эту расписку Ротшильду или Лаффиту; они тотчас же ее примут.

   - Несмотря на то, что им придется рассчитываться с Римом?

   - Разумеется; вы только потеряете тысяч пять-шесть на учете.

   Казначей подскочил.

   - Ну нет, знаете: я лучше подожду до завтра. Как вы это просто  говорите!

   - Прошу прощения, - сказал Данглар с удивительной наглостью, - я было подумал, что вам нужно покрыть небольшую недостачу.

   - Что вы! - воскликнул казначей.

   - Это бывает у нас, и тогда приходится идти на жертвы.

   - Слава богу, нет, - сказал Бовиль.

   - В таком случае до завтра; согласны, мой дорогой?

   - Хорошо, до завтра; но уж наверное?

   - Да вы шутите! Пришлите в полдень, банк будет предупрежден.

   - Я приду сам.

   - Тем лучше, я буду иметь удовольствие увидеться с вами.

   Они пожали друг другу руки.

   - Кстати, - сказал Бовиль, - разве вы не будете на  похоронах  бедной мадемуазель де Вильфор? Я встретил процессию на Бульваре.

   - Нет, - отвечал банкир, - я еще немного смешон после этой истории  с Бенедетто и прячусь.

   - Напрасно; чем вы виноваты?

   - Знаете, мой дорогой, когда носишь незапятнанное имя, как мое,  становишься щепетилен.

   - Все сочувствуют вам, поверьте, и все особенно жалеют вашу дочь.

   - Бедная Эжени! - произнес Данглар с глубоким вздохом. -  Вы  знаете, что она возвращается?

   - Нет.

   - Увы, к несчастью, это так. На следующий день после скандала она решила уехать с подругой-монахиней; она хочет поискать какой-нибудь  строгий монастырь в Италии или Испании.

   - Это ужасно!

   И господин де Бовиль удалился, выражая свои соболезнования несчастному отцу.

   Но едва он вышел, как Данглар с выразительным жестом, о котором могут составить себе представление только те, кто видел, как  Фредерик  играет Робер-Макера [61], воскликнул:

   - Болван!!!

   И, пряча расписку Монте-Кристо в маленький бумажник, добавил:

   - Приходи в полдень! В полдень я буду далеко!

   Затем он запер двери на ключ, опорожнил все ящики своей кассы, собрал тысяч пятьдесят кредитными билетами, сжег кое-какие бумаги, другие положил на видное место и сел писать письмо; кончив его, он  запечатал  конверт и надписал:

   "Баронессе Данглар".

   - Вечером я сам положу его к ней на туалетный столик,  -  пробормотал он.

   Затем он достал из ящика стола паспорт.

   - Отлично, - сказал он, - действителен еще на два месяца.  


  1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 

Все списки лучших





Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика