XVIII. АНДРЕА
КАВАЛЬКАНТИ
Граф Монте-Кристо вошел в гостиную, которую Батистен назвал голубой; там его
уже ждал молодой человек, довольно изящно одетый, которого за полчаса до
этого подвез к воротам особняка наемный кабриолет.
Батистен без труда узнал его: это был именно тот высокий молодой человек со
светлыми волосами, рыжеватой бородкой и черными глазами, с ослепительно белой
кожей, чью внешность Батистену описал его хозяин. В ту минуту, когда граф
вошел в гостиную, молодой человек, небрежно развалясь на софе, рассеянно
постукивал по башмаку тросточкой с золотым набалдашником.
Заметив входящего Монте-Кристо, он быстро поднялся.
- Граф Монте-Кристо? - спросил он.
- Да, - ответил тот, - и я, по-видимому, имею честь говорить с виконтом Андреа
Кавальканти?
- С виконтом Андреа Кавальканти, - повторил молодой человек, непринужденно
кланяясь.
- У вас должно быть адресованное мне письмо? - спросил Монте-Кристо.
- Я не упомянул о нем из-за подписи, она показалась мне довольно странной.
- Синдбад-Мореход, не правда ли?
- Совершенно верно. А так как я никогда не слыхал о другом
Синдбаде-Мореходе, кроме того, который описан в "Тысяче и одной
ночи"...
- Так это один из его потомков, мой приятель, богатейший человек,
англичанин, более чем оригинал, почти сумасшедший; его настоящее имя лорд
Уилмор.
- А, теперь мне все понятно, - сказал Андреа. - Тогда все чудесно
складывается. Это тот самый англичанин, с которым я познакомился... в... да,
отлично... Граф, я к вашим услугам.
- Если то, что я имею честь слышать от вас, соответствует истине, возразил с
улыбкой граф, - то, надеюсь, вы не откажитесь сообщить мне некоторые
подробности о себе и о своих родных.
- Охотно, граф, - отвечал молодой человек с легкостью, свидетельствовавшей о
его хорошей памяти. - Я, как вы сами сказали, виконт Андреа Кавальканти, сын
майора Бартоломео Кавальканти, потомок тех Кавальканти, что записаны в
золотую книгу Флоренции. Наша семья до сих пор очень состоятельна, так как мой
отец обладает полумиллионом годового дохода, но испытала много несчастий; я
сам, когда мне было лет пять или шесть, был похищен предателем-гувернером и
целых пятнадцать лет не видел своего родителя. С тех пор как я стал взрослым, с
тех пор как я свободен и завишу только от себя, я разыскиваю его, но тщетно. И
вот это письмо вашего друга Синдбада извещает меня, что он в Париже и
разрешает мне обратиться к вам, чтобы узнать о нем.
- В самом деле, все, что вы рассказываете, чрезвычайно интересно, сказал
граф, глядя с мрачным удовольствием на развязного молодого человека,
отмеченного какойто сатанинской красотой. - Вы прекрасно сделали, что
последовали совету моего друга Синдбада, потому что ваш отец здесь и
разыскивает вас.
Граф, с той самой минуты как вошел в гостиную, не сводил глаз с молодого
человека; он восхищался уверенностью его взгляда и твердостью его голоса, но
при столь естественных словах, как: "Ваш отец здесь и разыскивает
вас", Андреа подскочил и воскликнул:
- Мой отец! Мой отец здесь!
- Разумеется, - отвечал Монте-Кристо, - ваш отец майор Бартоломео Кавальканти.
Ужас, написанный на лице молодого человека, мгновенно исчез.
- Да, правда, - сказал он, - майор Бартоломео Кавальканти. Так вы говорите,
граф, что мой дорогой отец здесь?
- Да, сударь. Мало того, я только что с ним разговаривал; все, что он мне
рассказал о своем любимом сыне, давно потерянном, меня очень растрогало,
поистине его страдания, его опасения, его надежды могли бы составить
трогательную поэму. И вот однажды его уведомили, что похитители его сына
предлагают возвратить его или сообщить, где он находится, за довольно
значительную сумму. Но ничто не могло остановить любящего отца; эта сумма была
им отослана на пьемонтскую границу, и вместе с ней визированный паспорт для
Италии. Вы, кажется, были в то время на юге Франции?
- Да, граф, - отвечал с несколько смущенным видом Андреа, - да, я был на юге
Франции.
- Вас в Ницце должен был ожидать экипаж?
- Совершенно верно: он доставил меня из Ниццы в Геную; из Генуи в Турин, из
Турина в Шамбери, из Шамбсри в Поп-де-Бовуазеп, из Поп-де-Бовуазена в Париж.
- Превосходно? Он все время надеялся встретить вас в пути, так как ехал той
же дорогой, вот почему и для вас был намечен такой маршрут.
- Но, - заметил Андреа, - если бы мой дорогой отец меня и встретил, я
сомневаюсь, чтобы он меня узнал; я несколько изменился, с тех пор как мы
потеряли друг друга из вида.
- А голос крови! - сказал Монте-Кристо.
- Да, верно, - ответил молодой человек, - я не подумал о голосе крови!
- Одно только беспокоит маркиза Кавальканти, - продолжал Монте-Кристо, - а
именно: что вы делали, пока были в разлуке с ним? как обращались с вами ваши
угнетатели? относились ли к вам с тем уважением, которого требовало ваше
происхождение? не потускнели ли вследствие ваших нравственных страданий,
в сто раз более тяжелых, чем страдания физические, дарования, которыми так
щедро наделила вас природа, и считаете ли вы себя в состоянии снова занять то
высокое положение, на которое вы имеете право?
- Я надеюсь, сударь, - растерянно пробормотал молодой человек, - что никакое
ложное донесение...
- Что вы! Я в первый раз услышал про вас от моего друга Уилмора, филантропа.
Он мне сказал, что нашел вас в затруднительном положении, не знаю каком; я не
стал спрашивать - я не любопытен. Раз он проявил к вам сочувствие, значит в
вас было что-то, достойное участия. Он сказал, что хочет вернуть вам то положение
в свете, которого вы лишились, что он будет разыскивать вашего отца и найдет
его; он принялся его разыскивать и, очевидно, нашел, потому что отец ваш здесь:
наконец, вчера он предупредил меня о вашем прибытии и дал мне кое-какие
указания, касающиеся вашего имущества, - вот и все. Я знаю, что мой друг Уилмор
большой оригинал, но так как в то же время он человек верный, богатый, как
золотая россыпь, и, следовательно, имеет возможность оригинальничать, не
опасаясь разорения, то я обещал следовать его указаниям. Теперь, сударь, я
прошу вас, не обижайтесь на мой вопрос: так как я должен буду немного вам
покровительствовать, я хотел бы знать, не сделали ли вас ваши несчастья
несчастья, в которых вы неповинны и которые ничуть не умаляют моего к вам
уважения, - несколько чуждым тому обществу, в котором ваше состояние и ваше имя
дают вам право занять такое видное положение?
- На этот счет будьте совершенно спокойны, сударь, - отвечал молодой человек,
к которому, пока граф говорил, возвращался его апломб. - Похитители,
по-видимому, намеревались, как они это и сделали, впоследствии продать меня
ему; они рассчитали, что, для того чтобы извлечь из меня наибольшую пользу,
им следует не умалять моей ценности, а, если возможно, даже увеличить ее.
Поэтому я получил недурное образование, и эти похитители младенцев обращались
со мной приблизительно так, как малоазийские рабовладельцы обращались с
невольниками, делая из них ученых грамматиков, врачей и философов, чтобы
подороже продать их.
Монте-Кристо удовлетворенно улыбнулся: по-видимому, он ожидал меньшего от
Андреа Кавальканти.
- Впрочем, - продолжал Андреа, - если бы во мне и сказался некоторый
недостаток воспитания или, вернее, привычки к светскому обществу, я надеюсь,
что ко мне будут снисходительны, принимая во внимание несчастья,
сопровождавшие мое детство и юность.
- Ну что же, - небрежно сказал Монте-Кристо, - вы поступите, как вам будет
угодно, виконт, - это ваше личное дело и только вас касается. Но поверьте, я
бы не обмолвился на вашем месте ни словом обо всех этих приключениях; ваша
жизнь похожа на роман, а свет, обожающий романы в желтой обложке, до
странности недоверчиво относится к тем, которые жизнь переплетает в живую кожу,
даже если она и позолоченная, как ваша. Вот на это затруднение я и позволю себе
указать вам, виконт; не успеете вы рассказать кому-нибудь трогательную
историю вашей жизни, как она уже обежит весь Париж в совершенно искаженном
виде. Вам придется разыгрывать из себя Антони, а время таких Антони уже прошло.
Быть может, вы вызовете любопытство, и это даст вам некоторый успех, но не
всякому приятно быть мишенью для пересудов. Вам это может показаться
утомительным.
- Я думаю, что вы правы, граф, - сказал Андреа, невольно бледнея под пристальным
взглядом Монте-Кристо, - это серьезное неудобство.
- Ну, не следует и преувеличивать, - сказал МонтеКристо, - желая избежать
ошибки, можно сделать глупость. Нет, надо просто вести себя обдуманно, а для
такого умного человека, как вы, это тем легче сделать, что совладает с вашими
интересами. Все темное, что может оказаться в вашем прошлом, надо опровергать
доказательствами и свидетельством достойных друзей.
Андреа был, видимо, смущен.
- Я бы охотно был вашим поручителем, - продолжал Монте-Кристо, - но у меня
привычка сомневаться в лучших друзьях и какая-то потребность возбуждать
сомнения в других; так что я был бы не в своем амплуа, как говорят актеры, и
рисковал бы быть освистанным, а это уже лишнее.
- Однако, граф, - решился возразить Андреа, - из уважения к лорду Уилмору,
который вам меня рекомендовал...
- Да, разумеется, - сказал Монте-Кристо, - но лорд Уилмор не скрыл от меня, что
вы провели несколько бурную молодость. Нет, нет, - заметил граф, уловив
движение Андреа, - я от вас не требую исповеди; впрочем, для того и вызвали
из Лукки вашего отца, чтобы вы ни в ком другом не нуждались. Вы его сейчас
увидите; он суховат, держится немного неестественно, но это - из-за мундира, и
когда узнают, что он уже восемнадцать лет служит в австрийских войсках, с
него не станут взыскивать: мы вообще не требовательны к австрийцам. В конечном
счете как отец он вполне приличен, уверяю вас.
- Вы меня успокаиваете, граф; я так давно разлучен с ним, что совсем его не
помню.
- А кроме того, знаете, крупное состояние заставляет на многое смотреть
снисходительно.
- Так мой отец действительно богат?
- Он миллионер... пятьсот тысяч ливров годового дохода.
- Значит, - с надеждой спросил молодой человек, - мое положение будет
довольно... приятное?
- Чрезвычайно приятное, мой дорогой, он назначил вам по пятьдесят тысяч ливров
в год на все время, пока вы будете жить в Париже.
- В таком случае я буду здесь жить всегда.
- Гм! Кто может ручаться за будущее, дорогой виконт? Человек предполагает, а
бог располагает.
Андреа вздохнул.
- Но во всяком случае, - сказал он, - пока я в Париже и... пока обстоятельства
не вынудят меня уехать, эти деньги, о которых вы упомянули мне обеспечены?
- Разумеется.
- Моим отцом? - с беспокойством осведомился Андреа.
- Да, но под ручательством лорда Уилмора, который, по просьбе вашего отца,
открыл вам ежемесячный кредит в пять тысяч франков у господина Данглара,
одного из самых солидных парижских банкиров.
- А мой отец собирается долго пробыть в Париже?
- Только несколько дней, - отвечал Монте-Кристо. - Он не может оставить свою
службу дольше, чем на две, три недели.
- Ах, милый отец! - сказал Андреа, явно обрадованный этим скорым отъездом.
- Поэтому, - сказал Монте-Кристо, делая вид, что не понял тона этих слов, - я
не хочу больше оттягивать ни на минуту ваше свидание. Готовы ли вы обнять
почтенного господина Кавальканти?
- Надеюсь, вы не сомневаетесь в этом?
- Ну, так пройдите в эту гостиную, мой друг: там вы найдете своего отца, он
вас ждет.
Андреа поклонился графу и прошел в гостиную.
Граф проводил его глазами и, когда он вышел, надавил пружину, скрытую в одной
из картин, которая, выдвинувшись из рамы, образовала щель, позволявшую видеть
все, что происходит в гостиной.
Андреа закрыл за собой дверь и подошел к майору, который встал, как только
заслышал шаги.
- О, мой дорогой отец, - громко сказал Андреа, так чтобы граф мог его услышать
из-за закрытой двери, - неужели это вы?
- Здравствуйте, мой милый сын, - серьезно произнес майор.
- Какое счастье вновь увидеться с вами после стольких лет разлуки, сказал
Андреа, бросая взгляд на дверь.
- Действительно, разлука была долгая.
- Обнимемся? - предложил Андреа.
- Извольте, мой сын, - ответил майор.
И они поцеловались, как целуются во Французском театре: приложившись щека к
щеке.
- Итак, мы снова вместе! - сказал Андреа.
- Мы снова вместо, - повторил майор.
- Чтобы никогда больше не расставаться?
-
Напротив, дорогой сын: ведь для вас, я думаю, Франция стала теперь вторым
отечеством?
- Должен признаться, - сказал молодой человек, - что я был бы в отчаянии, если
бы мне пришлось покинуть Париж.
- А я не мог бы жить вдали от Лукки. Так что я возвращаюсь в Италию при
первой возможности.
- Но раньше, чем уехать, дорогой отец, вы, конечно, передадите мне
документы, на основании которых я мог бы доказать свое происхождение?
- Само собой: ведь именно для этого я и приехал, и мне стоило таких трудов
разыскать вас, чтобы передать их вам, что было бы немыслимо проделать это
вторично. На это ушли бы последние дни моей жизни.
- И эти документы...
- Вот они.
Андреа жадно схватил брачное свидетельство своего отца и свою метрику и, развернув
их с вполне естественным сыновним нетерпением, пробежал оба акта быстрым и
привычным взглядом, свидетельствовавшим о немалой опытности, так же как о
живейшем интересе.
Когда он кончил, лицо его засияло невыразимой радостью, и он со странной
улыбкой взглянул на майора.
- Вот как? - сказал он на чистейшем тосканском наречии. - Что же, в Италии
нет больше каторги?
Майор выпрямился.
- Это к чему? - сказал он.
- Да к тому, что там безнаказанно фабрикуют такие бумаги. За половину такой
проделки, мой дорогой отец, вас во Франции отправили бы проветриться в Тулон
лет на пять.
- Что вы сказали? - спросил майор, пытаясь принять величественный вид.
- Дорогой господин Кавальканти, - сказал Андреа, беря майора за локоть, - сколько
вам платят за то, чтобы вы были моим отцом?
Майор хотел ответить.
- Шш, - сказал Андреа, понизив голос, - я подам вам пример доверия: мне дают
пятьдесят тысяч франков в год, чтобы я изображал вашего сына; таким образом,
вы понимаете, у меня нет никакой охоты отрицать, что вы мой отец.
Мййор с беспокойством оглянулся.
- Не беспокойтесь, здесь никого нет, - сказал Андреа, - притом мы говорим
по-итальянски.
- Ну, а мне, - сказал приезжий из Лукки, - дают единовременно пятьдесят тысяч
франков.
- Господин Кавальканти, - спросил Андреа, - верите ли вы в волшебные сказки?
- Раньше не верил, но теперь приходится поверить.
- Так у вас появились доказательства?
Майор вытащил из кармана пригоршню луидоров.
- Осязаемые, как видите.
- Так, по-вашему, я могу доверять данным мне обещаниям?
- По-моему, да.
- И этот милейший граф их выполнит?
- В точности, но вы сами понимаете, чтобы достигнуть этого, мы должны хорошо
играть свою роль.
- Ну еще бы!..
- Я - нежного отца...
- А я - почтительного сына, раз они желают, чтобы я был вашим сыном.
- Кто это - "они"?
- Ну, не знаю, - те, кто вам писал: ведь вы получили письмо?
- Получил.
- От кого?
- От какого-то аббата Бузони.
- Вы его не знаете?
- Никогда его не видел.
- Что ж было в этом письме?
- Вы меня не выдадите?
- Зачем мне это делать? Интересы у нас общие.
- Ну так читайте.
И майор подал молодому человеку письмо.
Андреа вполголоса прочел:
- "Вы бедны, вас ожидает несчастная старость. Хотите сделаться если не
богатым, то во всяком случае независимым человеком?
Немедленно выезжайте в Париж и отправляйтесь к графу Монте-Кристо, авеню
Елисейских Полей, "N 30. Вы его спросите о вашем сыне, рожденном от
брака с маркизой Корсинари и похищенном у вас в пятилетнем возрасте.
Этого сына зовут Андреа Кавальканти.
Дабы у вас не возникло сомнений в том, что нижеподписавшийся желает вам
добра, вы найдете приложеанье к этому:
1) Чек на две тысячи четыреста тосканских ливров, выписанный на банк г. Гоцци
во Флоренции.
2) Рекомендательное письмо к графу Монте-Кристо, который по моему поручению
выплатит вам сорок восемь тысяч франков.
Явитесь к графу 26 мая, в 7 часов вечера.
Аббат Бузони".
- Так и есть.
- Что значит "так и есть"? Что вы хотите этим сказать? - спросил
майор.
- Что получил почти такое же письмо.
- Вы?
- Да, я.
- От аббата Бузони?
- Нет.
- А от кого же?
- От одного англичанина, некоего лорда Уилмора, который называет себя Синдбадом-Мореходом.
- И которого вы знаете не больше, чем я - аббата Бузони.
- Нет, я больше осведомлен, чем вы.
- Вы его видали?
- Да, однажды.
- Где это?
- Вот этого я не могу сказать; вы тогда знали бы столько же, сколько и я, а
это лишнее.
- И что же в этом письме?..
- Читайте.
- "Вы бедны, и вам предстоит печальная будущность. Хотите получить
знатное имя, быть свободным, быть богатым?"
- Черт возьми, - сказал Андреа, раскачиваясь на каблуках, - как будто об этом
надо спрашивать.
- "Садитесь в почтовую карету, которая будет ждать вас при выезде из
Ниццы, у Генуэзских ворот. Поезжайте через Турин, Шамбери и Пон-де-Бовуазен.
Явитесь к графу Монте-Кристо, авеню Елисейских Полей, N 30, двадцать шестого
мая, в семь часов вечера, и спросите у него о вашем отце.
Вы сын маркиза Бартоломео Кавальканти и маркизы Оливы Корсинари, как это
удостоверяют документы, которые вам передаст маркиз и которые позволят вам
появиться под этим именем в парижском обществе.
Что касается вашего положения, то годовой доход в пятьдесят тысяч ливров
позволит вам его достойно поддержать.
При сем прилагаю чек на пять тысяч ливров, выписанный на банк г. Ферреа в
Ницце, и рекомендательное письмо к графу Монте-Кристо, которому я поручил заботиться
о ваших нуждах.
Синдбад-Мореход".
- Недурно! - заметил майор.
- Не правда ли?
- Вы видели графа?
- Я только что от него.
- И он подтвердил написанное?
- Полностью.
- Вы что-нибудь понимаете в этом?
- По правде говоря, нет.
- Тут кого-то надувают.
- Во всяком случае не нас с вами?
- Нет, разумеется.
- Ну, тогда...
- Не все ли нам равно, правда?
- Именно это я хотел сказать: доиграем до конца и дружно.
- Идет, вы увидите, что я достоин быть вашим партнером.
- Я ни минуты в этом не сомневался, дорогой отец.
- Вы оказываете мне большую честь, дорогой сын.
Монте-Кристо выбрал эту минуту, чтобы вернуться в гостиную. Услышав его шаги,
собеседники бросились друг другу в объятия; так их застал граф.
- Ну что, маркиз? - сказал Монте-Кристо. - По-видимому, вы довольны своим
сыном?
- Ах, граф, я задыхаюсь от радости.
- А вы, молодой человек?
- Ах, граф, я сам не свой от счастья.
- Счастливый отец! Счастливое дитя! - сказал граф.
- Одно меня огорчает, - сказал майор, - необходимость так быстро покинуть
Париж.
- Но, дорогой господин Кавальканти, - сказал МонтеКристо, - надеюсь, вы не
уедете, не дав мне возможности познакомить вас кое с кем из друзей!
- Я весь к услугам вашего сиятельства, - отвечал майор.
- Теперь, молодой человек, исповедайтесь.
- Кому?
- Да вашему отцу, скажите ему откровенно, в каком состоянии ваши денежные
дела.
- Черт возьми! - заявил Андреа, - вы коснулись больного места.
- Слышите, майор? - сказал Монте-Кристо.
- Конечно, слышу.
- Да, но понимаете ли вы?
- Великолепно.
- Он говорит, что нуждается в деньгах, этот милый мальчик.
- А что же я должен сделать?
- Дать их ему.
- Я?
- Да, вы.
Монте-Кристо стал между ними.
- Возьмите, - сказал он Андреа, сунув ему в руку пачку ассигнаций.
- Что это такое?
- Ответ вашего отца.
- Моего отца?
- Да. Ведь вы ему намекнули, что вам нужны деньги?
- Да. Ну и что же?
- Ну, и вот. Он поручает мне передать вам это.
- В счет моих доходов?
- Нет, на расходы по обзаведению.
- Дорогой отец?
- Тише! - сказал Монте-Кристо. - Вы же видите, он не хочет, чтобы я говорил,
что это от него.
- Я очень ценю его деликатность, - сказал Андреа, засовывая деньги в карман.
- Хорошо, - сказал граф, - а теперь идите!
- А когда мы будем иметь честь снова увидеться с вашим сиятельством? - спросил
Кавальканти.
- Да, верно, - сказал Андреа, - когда мы будем иметь эту честь?
- Если угодно, хоть в субботу... да... отлично... в субботу. У меня на вилле
в Отейле, улица Фонтен, номер двадцать восемь, будет к обеду несколько
человек, и между прочим господин Данглар, ваш банкир. Я вас с ним познакомлю:
надо же ему знать вас обоих, раз он будет выплачивать вам деньги.
- В парадной форме? - спросил вполголоса майор.
- В парадной форме: мундир, ордена, короткие панталоны.
- А я? - спросил Андреа.
- Вы совсем просто: черные панталоны, лакированные башмаки, белый жилет, черный
или синий фрак, длинный галстук; закажите платье у Блена или Вероника. Если вы
не знаете их адреса, Батистен вам скажет. Чем менее претенциозно вы, при
ваших средствах, будете одеты, тем лучше. Покупая лошадей, обратитесь к
Деведе, а фаэтон закажите у Батиста.
- В котором часу мы можем явиться? - спросил Андреа.
- Около половины седьмого.
- Хорошо, - сказал майор, берясь за шляпу.
Оба Кавальканти откланялись и удалились.
Граф подошел к окну и смотрел, как они под руку переходят двор.
- Вот уж поистине два негодяя! - сказал он. - Какая жалость, что это не на
самом деле отец и сын!
Он постоял минуту в мрачном раздумье.
- Поеду к Моррелям, - сказал он. - Кажется, меня душит не столько ненависть,
сколько отвращение.
|
