За женщиной*
Раздвинув локтем тумана
дрожжи,
цедил белила из черной фляжки
и, бросив в небо косые вожжи,
качался в тучах, седой и
тяжкий.
В расплаве меди домов полуда,
дрожанья улиц едва хранимы,
дразнимы красным покровом
блуда,
рогами в небо вонзались дымы.
Вулканы-бедра за льдами
платий,
колосья грудей для жатвы спелы.
От тротуаров с ужимкой татьей
ревниво взвились тупые стрелы.
Вспугнув копытом молитвы
высей,
арканом в небе поймали бога
и, ощипавши с улыбкой крысьей,
глумясь, тащили сквозь щель
порога.
Восток заметил их в
переулке,
гримасу неба отбросил выше
и, выдрав солнце из черной
сумки,
ударил с злобой по ребрам
крыши.
[1913 ]
Я
«По мостовой моей души изъезженной…»
По мостовой
моей души изъезженной
шаги помешанных
вьют жестких фраз пяты.
Где города
повешены
и в петле облака
застыли
башен
кривые выи —
иду
один рыдать,
что перекрестком
распяты
городовые.
[1913 ]
Несколько слов о моей жене*
Морей неведомых далеким
пляжем
идет луна —
жена моя.
Моя любовница рыжеволосая.
За экипажем
крикливо тянется толпа
созвездий пестрополосая.
Венчается автомобильным
гаражем,
целуется газетными киосками,
а шлейфа млечный путь
моргающим пажем
украшен мишурными блестками.
А я?
Несло же, палимому, бровей
коромысло
из глаз колодцев студеные
ведра.
В шелках озерных ты висла,
янтарной скрипкой пели бедра?
В края, где злоба крыш,
не кинешь блесткой лесни.
В бульварах я тону, тоской
песков овеян:
ведь это ж дочь твоя —
моя песня
в чулке ажурном
у кофеен!
[1913 ]
Несколько слов о моей маме*
У меня есть мама на
васильковых обоях.
А я гуляю в пестрых павах,
вихрастые ромашки, шагом
меряя, мучу.
Заиграет вечер на гобоях
ржавых,
подхожу к окошку,
веря,
что увижу опять
севшую
на дом
тучу.
А у мамы больной
пробегают народа шорохи
от кровати до угла пустого.
Мама знает —
это мысли сумасшедшей ворохи
вылезают из-за крыш завода
Шустова.
И когда мой лоб, венчанный
шляпой фетровой,
окровавит гаснущая рама,
я скажу,
раздвинув басом ветра вой:
«Мама.
Если станет жалко мне
вазы вашей муки,
сбитой каблуками облачного
танца, —
кто же изласкает золотые руки,
вывеской заломленные у витрин
Аванцо*?..»
[1913 ]
Несколько слов обо мне самом*
Я люблю смотреть, как
умирают дети.
Вы прибоя смеха мглистый вал
заметили
за тоски хоботом?
А я —
в читальне улиц —
так часто перелистывал гроба
том.
Полночь
промокшими пальцами щупала
меня
и забитый забор,
и с каплями ливня на лысине
купола
скакал сумасшедший собор.
Я вижу, Христос из иконы
бежал,
хитона оветренный край
целовала, плача, слякоть.
Кричу кирпичу,
слов исступленных вонзаю
кинжал
в неба распухшего мякоть:
«Солнце!
Отец мой!
Сжалься хоть ты и не мучай!
Это тобою пролитая кровь моя
льется дорогою дольней.
Это душа моя
клочьями порванной тучи
в выжженном небе
на ржавом кресте колокольни!
Время!
Хоть ты, хромой богомаз,
лик намалюй мой
в божницу уродца века!
Я одинок, как последний глаз
у идущего к слепым человека!»
[1913 ]
|
