Еще Петербург*
В ушах обрывки теплого
бала,
а с севера — снега седей —
туман, с кровожадным лицом
каннибала,
жевал невкусных людей.
Часы нависали, как грубая
брань,
за пятым навис шестой.
А с неба смотрела какая-то дрянь
величественно, как Лев Толстой.
[1914 ]
Война объявлена*
«Вечернюю! Вечернюю!
Вечернюю!
Италия! Германия! Австрия!»
И на площадь, мрачно очерченную
чернью,
багровой крови пролилась струя!
Морду в кровь разбила
кофейня,
зверьим криком багрима:
«Отравим кровью игры Рейна!
Громами ядер на мрамор Рима!»
С неба, изодранного о
штыков жала,
слёзы звезд просеивались, как
мука в сите,
и подошвами сжатая жалость
визжала:
«Ах, пустите, пустите,
пустите!»
Бронзовые генералы на
граненом цоколе
молили: «Раскуйте, и мы
поедем!»
Прощающейся конницы поцелуи
цокали,
и пехоте хотелось к убийце —
победе.
Громоздящемуся городу
уродился во сне
хохочущий голос пушечного баса,
а с запада падает красный снег
сочными клочьями человечьего
мяса.
Вздувается у площади за
ротой рота,
у злящейся на лбу вздуваются
вены.
«Постойте, шашки о шелк кокоток
вытрем, вытрем в бульварах
Вены!»
Газетчики надрывались:
«Купите вечернюю!
Италия! Германия! Австрия!»
А из ночи, мрачно очерченной
чернью,
багровой крови лилась и лилась
струя.
20 июля 1914 г.
|
