Гимн ученому*
Народонаселение всей
империи —
люди, птицы, сороконожки,
ощетинив щетину, выперев перья,
с отчаянным любопытством висят
на окошке.
И солнце интересуется, и
апрель еще,
даже заинтересовало трубочиста
черного
удивительное, необыкновенное
зрелище —
фигура знаменитого ученого.
Смотрят: и ни одного
человеческого качества.
Не человек, а двуногое
бессилие,
с головой, откусанной начисто
трактатом «О бородавках в
Бразилии».
Вгрызлись в букву едящие
глаза, —
ах, как букву жалко!
Так, должно быть, жевал
вымирающий ихтиозавр
случайно попавшую в челюсти
фиалку.
Искривился позвоночник,
как оглоблей ударенный,
но ученому ли думать о
пустяковом изъяне?
Он знает отлично написанное у
Дарвина,
что мы — лишь потомки обезьяньи.
Просочится солнце в
крохотную щелку,
как маленькая гноящаяся ранка,
и спрячется на пыльную полку,
где громоздится на банке банка.
Сердце девушки, вываренное
в иоде.
Окаменелый обломок позапрошлого
лета.
И еще на булавке что-то вроде
засушенного хвоста небольшой
кометы.
Сидит все ночи. Солнце
из-за домишки
опять осклабилось на людские
безобразия,
и внизу по тротуарам опять
приготовишки
деятельно ходят в гимназии.
Проходят красноухие, а ему
не нудно,
что растет человек глуп и
покорен;
ведь зато он может ежесекундно
извлекать квадратный корень.
[1915 ]
|
